Валерия Вербинина - Фиалковое зелье
«Вздор, – одернул себя молодой человек. – Важна не Антуанетта… то есть она важна, но куда важнее понять, что же кроется за происходящим. И кто такой этот непонятный обманщик?»
Итак, господа, в прекрасном городе Вене имеет место составляться какой-то опасный заговор против Российской империи. В него вовлечены разные лица, частью неустановленные, причем они не остановились перед тем, чтобы хладнокровно убить проникшего в их тайну особого агента Жаровкина.
Итак, следовало срочно действовать, но как? Направить депешу в Петербург? Да, но где гарантии, что она не попадет в поле зрения невидимого предателя? Нет уж! Прежде всего надо вычислить предателя и обезвредить его. Раз и навсегда.
Да, но как это сделать?
И тут в голове Гиацинтова начал складываться план – до того простой и безотказный, что молодой человек тихо засмеялся и от удовольствия потер руки. Да-с, господа! Заговоры на то и даны, чтобы верные слуги империи их раскрывали. А в том, что этот заговор он раскроет, Владимир более не сомневался.
* * *Театр был полон. Пела Северини – тоненькая, юная, воздушная, черноволосая, совсем непохожая на пышнотелых прим тогдашней оперы. Голос ее потрясал сердца. Говорили, что она поет даже лучше признанных звезд, Джудитты Паста и Джудитты Гризи… Слава ее была огромна. Никто не сомневался в том, что вскоре композиторы будут писать партии в расчете на нее и только на нее, и никто не предвидел, что однажды ревнивый возлюбленный подарит ей фиалки – и это едва не станет концом ее карьеры. От запаха фиалок смыкаются связки, голос можно потерять… Но коварному глупцу было все равно, что Северини потеряет голос, который составлял смысл ее существования; в своей ограниченности он лишь хотел, чтобы эта поразительная, ослепительно талантливая женщина принадлежала только ему одному. Она поздно поймет его замысел, ей придется долго лечиться, восстанавливать голос… И в конце концов ее жизнь сложится не совсем так, как она мечтала, – но в настоящем еще можно верить, что будущего нет, что нет ни старости, ни смерти – финальной точки любого будущего. И она пела, вкладывая всю свою душу – и этот шаблонный, затертый до дыр оборот как нельзя лучше передавал происходящее на сцене.
Наконец Северини умолкла. Она казалась сама сконфуженной и потрясенной своим великолепным голосом… Мгновение в зале стояла тишина. И внезапно она взорвалась неистовыми аплодисментами.
– Право же, малышка поет весьма недурственно… – покровительственно изрек господин Розен, в чьей ложе сидел Гиацинтов. Господин Розен во многом был точной копией своей жены – кругленький, розовый, с блестящими глазками. – Только вот жаль, она немного худощава…
«Пошляк!» – в бешенстве подумал Владимир, но пересилил себя и мило улыбнулся, не переставая аплодировать.
В соседних ложах оживленно переговаривались.
– А Северини сегодня была в голосе…
– Да, хороша…
– Хотя современные оперы мне не нравятся. Очень жаль, что Россини больше ничего не пишет…
– Да, после «Вильгельма Телля» он ничего не сочинял. С тех пор уже лет десять прошло…
– Когда я был в Париже, то спросил его, когда он порадует нас своим новым произведением. Представляете, он ответил, что все его произведения уже написаны.
– Ах, не говорите, эти музыканты так капризны… Прежде они считали за честь петь в моем салоне. Теперь – подумайте только – их приходится уговаривать!
– У Россини есть вполне достойная смена. Беллини, к сожалению, скончался, но имеется же Доницетти…
– А мне, господа, жаль, что больше нет нашего Моцарта! Вся музыка отдана на откуп этим итальянцам… Но ведь они совершенно, абсолютно несерьезны!
В ложе напротив Антуанетта громко хлопала, поднявшись с места. Она улыбнулась Гиацинтову, но он сделал вид, что не заметил ее.
Наступил антракт. Владимир остался на месте. Розены вышли побеседовать со своими знакомыми. Кто-то легонько постучался в дверь.
– Войдите! – крикнул Владимир, не оборачиваясь.
Легкий аромат пудры и жасмина, шуршание платья.
– Вы меня не ждали, господин атташе?
Антуанетта стояла позади него, с улыбкой полураскрыв веер. Владимир мрачно взглянул на нее. От ее улыбки, такой доверчивой, такой сияющей, у него сжалось сердце. Он был готов возненавидеть ее за это невыносимое притворство.
– Вы больше не заходите навестить нас с тетушкой… – продолжала Антуанетта, потупившись. – Почему? Мы вам наскучили?
– Дела, – сказал Гиацинтов равнодушно. – Да и, кроме того, у меня есть более важные занятия, чем ходить в гости.
Антуанетта молча смотрела на него. Ее незабудковые глаза потемнели от обиды. «Неужели он опять будет мне мешать? Так все удачно сложилось, когда его ранили!» Вслух, однако, она сказала:
– А мы всегда были вам так рады…
Владимир пожал плечами.
– Боюсь, если я стану навещать вас слишком часто, по Вене пойдут толки…
Эта фраза, внешне незначительная, на самом деле говорила: пойдут толки, что я не прочь на вас жениться, а я вовсе не собираюсь связывать себя какими бы то ни было обязательствами. По всем правилам Антуанетте следовало обидеться и сказать какую-нибудь колкость, но она оказалась настолько непонятливой, что пропустила намек мимо ушей.
– А тетушка Евлалия так хотела вас видеть! Представьте себе, она говорила, что вы напоминаете ей ее жениха… Правда, сейчас ему было бы шестьдесят лет, не меньше!
– Не сомневаюсь в этом, – сухо промолвил Владимир, которому не без основания показалось, что собеседница хотела его поддеть. – Я очень занят в посольстве, и бумага, которую я нашел… – Он осекся.
– Что за бумага? – невинно осведомилась Антуанетта, глядя на него своими прекрасными незабудковыми глазами.
– А, пустяки, – отмахнулся молодой человек. – Один мой друг оставил для меня послание… И я его нашел. Как только я его расшифрую… – Он кашлянул и напустил на себя важный вид. – Впрочем, вас это не касается. Да и вряд ли вы вообще понимаете, о чем я говорю…
– О, я-то все понимаю, – безмятежно ответила Антуанетта. – По-моему, вы говорите глупости!
– Я? – оскорбился Владимир.
– Вы даже не подозреваете, до чего вы смешной. Ну и оставайтесь со своими бумагами… Надеюсь, с ними вам будет весело… в вашем кабинете!
Чтобы понять, почему Владимир прямо-таки прикипел к месту после этой реплики красавицы, следует иметь в виду, что кабинетом со времен Мольера нередко именовали туалет.
Все мысли разом смешались в его голове, а дерзкая Антуанетта, с треском сложив веер и хохоча про себя, удалилась.
«Да нет, – оправившись, сказал себе Владимир, – она не могла иметь в виду это! Она слишком хорошо воспитана, чтобы подпускать подобные намеки! И это фамильное сходство… Я только теперь понял, как она похожа на тетку, и глаза у нее блестят точно так же… Но почему мне показалось, что она надо мной смеется? Или она в грош меня не ставит? И кем ей приходится этот Ферзен, почему он давал ей деньги? Ах, если бы знать наверняка! Может быть, я совершенно заблуждаюсь на ее счет?»
Читателю уже известно, что Владимир Сергеевич действительно заблуждался, да еще как! Однако, если бы Гиацинтов проследовал за своевольной красавицей, он бы окончательно убедился в том, что она втянута в игру и действует против него, ибо в фойе Антуанетту догнал толстолицый Сандерсон.
– О чем вы говорили? – негромко спросил он у девушки. – Я видел вас, мне показалось, вы были взволнованы…
Антуанетта обернулась к нему и очаровательно улыбнулась. «Ну что же, Владимир Сергеевич! Раз вы хотели, чтобы я довела до всеобщего сведения то, что вы будто бы нашли нечто важное… Ради бога!»
– Он говорил, что нашел какое-то послание, – шепотом сообщила она англичанину, напустив на себя заговорщицкий вид. – Зашифрованное… И что он будет над ним работать…
«Неужели Сандерсон купится на это? Да нет, быть такого не может! Он же профессионал, шпионских дел мастер… напрямую участвовал в провале младшего Наполеона, который выступил год назад в Булони[13]…»
– Вот как? – медленно сказал Сандерсон. – Плохо… Очень плохо… Придется мне предупредить кого следует.
– Надеюсь, это никоим образом не отразится на ваших планах, – прощебетала бессовестная Антуанетта и сделала ему глазки.
Сандерсон галантно заверил ее, что все в порядке и она может ни о чем не волноваться. Тем не менее он немедленно написал неизвестному лицу короткую записку, которую отослал со слугой.
Антуанетта вернулась в зал. Антракт кончился. Вновь пела Северини, но теперь уже ее голос не вносил в душу Владимира умиротворения, которое он так искал. Он почти вздохнул с облегчением, когда пришла пора покидать театр.
На площади его ждала карета, которой управлял хмурый Степан. Гиацинтов сел в нее и велел везти себя в посольство.
* * *Войдя в свою комнату, он зажег свечу и огляделся. Все вещи были на своих местах – и в то же время каждая была чуть-чуть сдвинута. Улыбнувшись про себя, Владимир запер дверь, снял плащ и шляпу, тщательно оправил манжеты, подошел к комоду, на котором стоял большой красивый подсвечник, и вынул из гнезда крайний огарок. Под ним обнаружилась аккуратно сложенная крохотная бумажка.
