Филип Керр - Бледный убийца
– Я знаю одного человека, который был бы счастлив свалить Штрейхера. Этот глупый ублюдок в своих речах докатился до того, что утверждает: наш Премьер-министр – импотент. Геринг был в ярости. Но ведь у вас еще нет достаточно улик, не так ли?
– Нет, генерал. Да к тому же моя свидетельница – еврейка. – Гейдрих застонал. – И конечно, все остальное – пока только догадки.
– Тем не менее мне очень нравится ваша версия, Гюнтер. Мне она очень нравится.
– Я хотел бы напомнить вам, генерал, что мне потребовалось шесть месяцев, чтобы поймать Гормана-Душителя. А этим делом я еще и месяца не занимаюсь.
– Боюсь, что у нас нет этих шести месяцев. Послушайте, дайте мне хоть самую ничтожную улику, и я отобьюсь от Геббельса. Но эта улика мне нужна как можно скорее, Гюнтер. Даю вам еще месяц, самое большее – шесть недель. Вы меня хорошо поняли?
– Да, генерал.
– Итак, чем я вам могу помочь?
– Пусть Гестапо установит круглосуточное наблюдение за Юлиусом Штрейхером, – попросил я. – Полное тайное изучение всей предпринимательской деятельности самого Штрейхера и всех, кто с ним сотрудничает.
Гейдрих сложил руки на груди, а затем подпер одной рукой свой длинный подбородок.
– Мне придется переговорить об этом с Гиммлером. Но все будет в порядке. Коррупцию рейхсфюрер ненавидит даже больше, чем евреев.
– Ну что ж, это очень обнадеживает, генерал.
Мы двинулись к Дворцу принца Альбрехта.
– Кстати, – сказал он, когда мы приближались к его собственной штаб-квартире, – я получил несколько очень важных новостей, затрагивающих нас всех. Англичане и французы подписали соглашение в Мюнхене. Фюрер получил Судетскую область. – Он удивленно покачал головой. – Чудеса, да и только, правда?
– Да, чудеса, – пробормотал я.
– Неужели вы не понимаете? Войны не будет. По крайней мере, сейчас.
Я выдавил из себя улыбку.
– Да, это действительно хорошие новости!
Я все прекрасно понял. Войны не будет. Не будет никакого сигнала от англичан. А без этого не будет и никакого путча.
Часть вторая
Глава 15
Понедельник, 17 октября
Семья Ганцев, или, вернее, то, что от нее осталось, когда еще один неизвестный позвонил в Алекс и сообщил, где можно найти тело Лизы Ганц, проживала к югу от Биттенау в небольшой квартирке на Биркенштрассе, сразу же за госпиталем Роберта Коха; где фрау Ганц работала медсестрой. Господин Ганц служил клерком в Окружном суде Моабита, который также располагался поблизости.
Если верить словам Беккера, это были работящие люди, чей возраст приближался к сорока годам. Они проводили большую часть времени на работе, и Лиза часто оставалась одна. И вряд ли кто-нибудь заставал ее в таком виде, в котором только что увидел ее я – она лежала обнаженная на столе в Алексе, и профессор Ильман сшивал те части ее тела, которые он вынужден был вскрыть, чтобы узнать о ней все: начиная с того, была ли она девственницей, и кончая содержимым ее желудка. Однако смутные подозрения, появившиеся у меня, подтвердило изучение ее ротовой полости, в которую было гораздо легче проникнуть, чем в желудок.
– Что натолкнуло вас на такую мысль, Берни? – спросил Ильман.
– Не все так виртуозно скручивают самокрутки, как вы, профессор. Иногда крошечные чешуйки бумаги остаются на языке или под губой. Помните, та еврейская девушка, которая видела нашего убийцу, говорила, что он курил сигареты со сладким запахом, напоминающим лавровый лист или душицу? Речь шла о гашише. Вот как ему удавалось спокойно увозить их в своей машине. Им льстило, что он обращается с ними, как со взрослыми, предлагая сигарету. Но только это были не обычные сигареты.
Ильман покачал головой с нескрываемым восхищением.
– Подумать только, а я не додумался. Наверное, старею.
Беккер захлопнул дверь автомобиля, и мы пошли вместе по тротуару. Квартира Ганцев располагалась над аптекой. У меня появилось такое чувство, что мне придется еще раз побывать в ней.
Мы поднялись по лестнице и постучали в дверь. Нам открыл мрачный темноволосый человек. Узнав Беккера, он вздохнул и позвал свою жену. Затем бросил взгляд в глубь квартиры, и я увидел, что он мрачно кивнул.
– Проходите, – сказал он.
Я внимательно наблюдал за ним. Его лицо раскраснелось, и, протискиваясь мимо него, я заметил у него на лбу крошечные капельки пота. Пройдя в комнату, я почувствовал тепло и запах мыла и догадался, что он только что вышел из ванной.
Закрыв дверь, господин Ганц догнал нас и провел в маленькую гостиную, где стояла его жена и спокойно ждала нас. Высокая, болезненно-бледная женщина, как будто ей редко приходилось бывать на воздухе. По ее лицу было заметно, что она только что перестала плакать. В руках она комкала мокрый носовой платок. Ганц подошел к ней и обнял ее за широкие плечи, и тут стало видно, насколько он ниже ее ростом.
– Это комиссар Гюнтер из Алекса, – представил меня Беккер.
– Господин и госпожа Ганц, – обратился я к ним, – Боюсь, вам придется приготовиться к самому худшему. Сегодня утром мы нашли тело вашей дочери Лизы. Приношу вам свои соболезнования.
Беккер торжественно склонил голову.
– Да, – сказал Ганц, – да, я так и думал.
– Естественно, вы должны будете опознать труп, – продолжал я. – Но это не обязательно делать сейчас. Может быть, чуть попозже, когда сможете взять себя в руки.
Я ожидал, что фрау Ганц разразится рыданиями, но она вела себя сдержанно, по крайней мере, в эту минуту. Уж не потому ли, что она была медсестрой, привыкшей к страданиям и горю? Неужели и к своему собственному?
– Мы можем сесть?
– Да, пожалуйста, – сказал Ганц.
Я велел Беккеру пойти на кухню и сварить кофе. Он с готовностью отправился исполнять мое приказание, так как оно позволяло ему хотя бы на одну-две минуты вырваться из атмосферы горя.
– Где вы нашли ее? – спросил Ганц.
На этот вопрос мне совсем не хотелось отвечать. Как сказать родителям, что тело их дочери было найдено внутри автомобильных покрышек, поставленных одна на другую в брошенном гараже на Кайзер-Вильгельм-штрассе? Я ограничился тем, что сообщил им, где находится гараж, в котором было найдено тело. При этом известии произошел совершенно недвусмысленный обмен взглядами.
Ганц сидел, положив руку на колено своей жены. Она казалась спокойной, даже безучастной и, возможно, меньше нуждалась в кофе, который готовил Беккер, чем я.
– Кто бы, по-вашему, мог убить ее? – продолжал расспрашивать Ганц.
– Мы разрабатываем несколько версий, господин Ганц, – сказал я, чувствуя, как ко мне вновь возвращается способность изрекать обычные полицейские банальности. – Мы делаем все возможное, поверьте мне.
Ганц нахмурился еще сильнее. Он с негодованием покачал головой.
– Не могу понять, почему об этом молчат газеты.
– Чтобы не появились желающие подражать этому убийце. В подобных случаях такое часто случается, – заметил я.
– А не кажется ли вам, что важнее принять все меры для того, чтобы ни одну девушку больше не убили? – Фрау Ганц, смотрела на меня с озлоблением. – Это ведь правда, что убили уже нескольких девушек? Так говорят люди. Вы можете не сообщать об этом в газетах, но вы не можете заставить людей молчать.
– Но ведь проводилась пропагандистская кампания, призывающая девушек быть осторожными, – возразил я.
– Да, но она не принесла никаких плодов, – сказал Ганц. – Лиза была умной девушкой, комиссар. Она не могла сделать какую-нибудь глупость. Значит, убийца тоже не дурак. И, как мне кажется, единственный способ заставить девушек быть действительно осторожными – это опубликовать всю эту историю в газетах, во всем ее ужасе, чтобы напугать их.
– Может быть, вы и правы, господин Ганц, – удрученно произнес я. – Но это не от меня зависит. Я только подчиняюсь приказам. – В те дни это был типично немецкий способ оправдать все и вся, и я почувствовал глубокий стыд, что мне пришлось прибегнуть к нему.
Беккер просунул голову в дверь кухни.
– Могу я попросить вас на пару слов, комиссар?
Теперь наступила моя очередь с облегчением покинуть комнату.
– В чем дело? – сурово спросил я. – Забыли, как вскипятить чайник?
Он протянул мне вырезку из газеты «Беобахтер».
– Взгляните на это, комиссар. Я нашел ее в ящике.
Это было объявление. «Рольф Фогельман, частный сыщик, специализируется на розыске пропавших» – точно такое же объявление, каким в свое время надоедал мне Бруно Штальэкер.
Беккер показал на дату в верхней части вырезки.
– Третье октября, – сказал он. – Через четыре дня после того, как исчезла Лиза Ганц.
– Людям не в первый раз надоедает ждать, пока раскачается полиция, – заметил я. – В конце концов, таким способом и я сравнительно честно зарабатывал себе на жизнь.
Беккер нашел чашки с блюдцами и поставил их на поднос вместе с кофейником.
– Как вы полагаете, они могли обратиться к нему, комиссар?
