Алексей Ракитин - Неоконченный пасьянс
Аркадий Штромм отвечал, как того требовал Шумилов, практически не раздумывая. Удовлетворившись полученными ответами, Алексей Иванович захлопнул блокнот:
— Хорошо, Аркадий Венедиктович, а теперь объясните мне, почему вы не поехали в Петербург ревельским поездом? А заодно объясните, почему ваш брат не поплыл пароходом?
— Я находился в Гапсале по делам наследства. Чтобы попасть в Петербург поездом мне следовало сначала приехать в Ревель, там потерять примерно четыре часа на вокзале в ожидании поезда и уехать поздно вечером. И ради чего? Чтобы утром — ни свет, ни заря — оказаться в столице. Невыспавшимся и голодным. Плыть пароходом гораздо удобнее: я поднимаюсь на борт прямо в Гапсале, спокойно плыву по морю, наслаждаясь видом из каюты первого класса, и оказываюсь в Петербурге чуть позже одиннадцати часов утра: сытый, выспавшийся и в хорошем настроении. Пароход "Рижской компании" швартуется на Васильевском острове, потому буквально через четверть часа я оказываюсь на Бирже, где могу принять участие в торгах во второй половине дня. Согласитесь, плыть кораблём мне во всех смыслах куда удобнее, нежели ехать поездом. Что же касается брата Александра, то он постоянно проживает в Ревеле. Разумеется, ему удобнее ехать поездом: ему не надо пересаживаться и терять время на вокзале.
— Хорошо, логично, — согласился Шумилов. — Чем занят ваш брат?
— Он работает в том же банкирском доме, что и я, только в его ревельском отделении. Работа его техническая, скажем так. Некоторые наши клиенты, особенно живущие в провинции, предпочитают консервативное вложение денег, то есть желают купить ценные бумаг и положить их под подушку на долгий срок: год, два, пять лет. Я выполняю их поручения на покупку на Санкт-Петербургской фондовой бирже, а брат забирает из депозитарного хранилища купленные ценные бумаги и отвозит их в ревельское отделение. И уже оттуда клиенты забирают купленные облигации или акции на дом, — обстоятельно ответил Штромм.
— То есть кладёт облигации в портфель и едет с ним на вокзал?
— Да, именно так. Расписывается в ведомости, раскладывает ценные бумаги по конвертам, их прячет в саквояж… Поскольку до обратного поезда у него остаётся время, он заезжает ко мне на квартиру. У нас остаётся пара часов на неформальное, скажем так, общение.
— Как часто ваш брат приезжает в Петербург?
— По мере возникновения необходимости. В последнее время активность эстляндского отделения возросла, люди всё смелее вкладывают деньги в биржевые инструменты. Последнее полугодие Александр приезжает с периодичностью два раза в месяц, ну, может, три раза в два месяца. То есть довольно часто…
— Вы об этом упомянули на допросе?
— Да, конечно. Товарищ прокурора очень дотошно меня обо всём этом допрашивал. Но есть важный нюанс, который вы должны знать…
— Слушаю вас внимательно.
— Александр не сразу отправился на Биржу после своего приезда в город. Он задержался с женщиной, с которой познакомился в поезде.
— Гм, интересная добавка. Я так понимаю, речь идёт о чём-то интимном…
— Ну да.
— Надолго ли задержался?
— Примерно до двух часов дня. Они отправились в дом свиданий и пробыли там всё это время. Лишь около трёх Александр появился на бирже.
— Вы понимаете, что сказанное вами работает на версию следствия о вашей причастности к убийству? Ведь ситуация ещё более запутывается, поскольку действительно трудно разобраться, кто же именно приплыл на пароходе: вы или ваш брат…
— Разумеется, понимаю, да только что с того? Знал бы где упасть, подстелил бы соломки, — буркнул Штромм.
— Скажите, Аркадий Венедиктович, а вы со слов товарища прокурора, проводившего допрос, уяснили, что именно пропало из квартиры Мелешевич? Что полиция искала у вас?
Штромм вздохнул:
— Я вообще мало что понял в их действиях. Вы же сами понимаете, их задача сводилась к тому, чтобы максимально сбить меня с толку. Я лишь понял, что они искали какие-то ценные бумаги. У меня дома хранятся некоторые облигации; они их, разумеется, нашли. Но сия находка не устроила ни полицию, ни прокурорских работников. Они явно искали что-то другое, но что именно, я не знаю.
— По закону перед началом обыска товарищ прокурора должен предложить владельцу помещения, если таковой присутствует, добровольно выдать те предметы, которые рассматриваются следствием в качестве улик и обнаружение каковых является задачей обыска. Что-то такое было сделано? — спросил Шумилов.
— Я ведь говорил уже, что не присутствовал при начале обыска. Он был начат в моё отсутствие.
— Это было сделано специально, господин Штромм, не сомневайтесь. Тем более, что вы не являетесь владельцем помещения, владельцем является госпожа Самохина. И я вас спрашиваю о том, обращался ли к ней товарищ прокурора с предложением выдать то-то и то-то. Если да, то, что именно?
— Теперь я вас понял, — Штромм на секунду задумался. — Да, она сказала, что ей предложили предъявить все ценные бумаги, имеющиеся у неё, а также странную статуэтку из чёрного камня, с головой гиппопотама, лапами льва и хвостом крокодила.
— Что, простите?! — изумился Шумилов. — Хвостом крокодила?
— Да, по-моему, она так и сказала. Или хвостом льва и лапами крокодила? Нет, наверное, всё же хвостом крокодила… Она сама очень удивилась… Но ничего такого у неё никогда не было, и нет. У меня, разумеется, тоже. Извините, я не знаю, о чём идёт речь.
— Ладно, оставим статуэтку. И что же сделала госпожа Самохина в ответ на предложение товарища прокурора?
— Она показала казначейские облигации, которые хранила в своей квартире в качестве личных сбережений. Товарищ прокурора сверился со своим списком и сказал, что она может их убрать обратно. То есть эти облигации не представили интереса для следствия. Кроме того, полицейские очень дотошно расспрашивали госпожу Самохину на предмет того, не просил ли я её что-то сохранить, что-то куда-то спрятать или кому-то передать. С разных сторон они подходили к этой теме. Да только я никогда с такими просьбами к ней не обращался. Она так полиции и ответила.
— Что ж, это радует. А скажите, пожалуйста, господин Штромм, как вообще госпожа Барклай стала вашим клиентом? Не пришла же она к вам на биржу, в самом деле, и не брякнула с порога, давайте, дескать, поработаем вместе.
— Конечно, нет. Нас познакомил общий знакомый, полковник Главного штаба в отставке Волков Сергей Викентьевич. Кстати, это тоже мой клиент, весьма активный, кстати. Он объяснил госпоже Барклай основные принципы биржевой торговли, так что к моменту нашей встречи она уже достаточно полно представляла себе порядок взаимодействия между клиентом и его брокером.
— Не подскажете, где бы я мог отыскать Волкова, если бы захотел с ним поговорить?
— Запишите адрес, — Штромм подождал, пока Шумилов запишет, а потом добавил. — Но он имеет обыкновение обедать в "Белой цапле" на Петроградке, в самом начале Большого проспекта, так что в четыре пополудни он всегда там. Я с ним там бывал несколько раз и именно в это время.
— Что ж, благодарю за исчерпывающий ответ.
— Могу я вас спросить? — полюбопытствовал Штромм.
— Да, конечно.
— Не кажется ли вам, что я попал в подстроенную ловушку, другими словами, сделался жертвой полицейской провокации?
— Нет, не кажется. Я знаю, что у нашей прогрессивной молодёжи тезис о "полицейских провокациях" с некоторых пор сделался весьма популярен. Всяк дурак склонен собственную глупость объяснять именно "полицейской провокацией", а не глупостью. Между тем, имея представление о методах полицейской работы, могу вам с полной ответственностью заявить, что полицейская провокация устраивается таким образом, чтобы действия лица, избранного в жертвы, образовали состав преступления, чтобы были оставлены необходимые улики и обнаружены необходимые свидетели преступных действий. Либо действий, выдаваемых за преступные. Во всяком случае, будь против вас действительно устроена провокация, вы бы сейчас не оставались на свободе, можете мне поверить.
— Гм, будем считать это утешением.
— Это на самом деле хорошо, — Шумилов поднялся, давая понять, что заканчивает беседу. — Вообще-то, Аркадий Венедиктович, всё складывается совсем неплохо. Не отчаивайтесь!
— Да вы, верно, шутите?
— Отчего же? Я серьёзен как никогда. Если бы полиция нашла хоть малейшую зацепку, уверяю вас, эту ночь вы бы провели в тюрьме на Шпалерной. Однако, вы на свободе, и в меня это вселяет немалый оптимизм. Напоследок несколько советов: во-первых, предупредите госпожу Самохину, чтобы она в случае вашего внезапного ареста немедленно оповестила об этом свою подругу госпожу Раухвельд. Как вы понимаете, я тут же обо всём узнаю. Во-вторых: в случае ареста заявляйте, что желаете видеть своего адвоката Карабчевского Николая Платоновича.
