Сергей Зверев - Разбой в крови у нас
Не успел Захар толком обдумать это странное заявление, как дверь без стука распахнулась. На пороге оказалась хозяйка ночлежного дома в сопровождении квартального надзирателя. Тот окинул сидящих мужиков презрительным взглядом и устало спросил:
– Вы и есть Захар Радайкин и Григорий Распутин?
– Они самые, милой, – в своей обычной манере охотно ответил паломник. Захар испугался, что чиновник решит, будто над ним насмехаются, и бросил на спутника предостерегающий взгляд.
– Ну, и слава богу, – неожиданно обрадовался квартальный. – Полночи вас разыскивал – начальство покоя не дает!
Отпустив хозяйку ночлежки восвояси, чиновник вновь обратился к мужикам:
– Вчера наш полицмейстер отправил телеграмму госпожам Башмаковым, в которой сообщил им о вашем благополучном прибытии в Казань. Такова была их личная просьба. Сегодня рано утром пришел от них ответ, что вас ждут в деревне Дмитровке в Свияжском уезде. Там барыни отдыхать изволили. И вещи ваши там же.
От такого неожиданного известия Захар расплылся в улыбке и, даже вскочив, принялся пожимать руку принесшему хорошую новость квартальному.
– Вот так-так! Теперь-то уж не боишься им на глаза показываться? – блеснул глазами Григорий.
– Теперь нет, – снова улыбнулся в ответ Захар. – Зайдем перед отъездом к Василию Игнатьевичу, попрощаемся и в путь!
Путники покинули ночлежный двор почти сразу. Оглянувшись при свете дня на длинное деревянное здание, ямщик заметил огромную надпись, тянувшуюся вдоль всего фасада. Эта надпись гласила: «Песен не петь! Вести себя тихо!» Перед входом, как раз под этой надписью, толпились постоянные жильцы заведения и во весь голос выясняли отношения друг с другом.
В постоялый двор, где остановился Василий Игнатьевич, на все той же улице Проломной, путников не пустили, но один из служителей согласился передать приказчику, что к нему пожаловали гости. Ответ последовал почти мгновенно.
Бывший приказчик купца Кузнецова сбежал вниз по ступеням и кинулся к Захару с распростертыми объятиями.
Лысина Василия Игнатьевича поблескивала от пота, а короткая бородка была возмутительно небрежна и растрепана.
– Дорогой Захар, как я рад видеть вас и вашего товарища! – воскликнул он. – Я и сам хотел вас разыскивать. Но не мог придумать, с чего начать… Пойдемте ко мне в номер, я вам все объясню. Эй, там! Чаю мне в номер и пряников!
Путники переглянулись и последовали за взволнованным приказчиком наверх.
Комната, в которой Василий Игнатьевич усадил своих гостей, была неплоха, но вокруг наличествовал полный беспорядок, который, впрочем, скоро объяснился.
Смысл эмоциональной болтовни Василия Игнатьевича сводился к тому, что хитрая цыганка, которую ему вчера сосватал метрдотель ресторана, ушла от него не с пустыми руками. Кроме положенной и обговоренной платы, она захватила еще и оба красивых и дорогих ларца, стоявших в спальне приказчика на видном месте. Унесла она их вместе со сложенными внутри дорогими тканями и, разумеется, вместе со старинной иконой.
Василий Игнатьевич уже заявил о пропаже в полицию, но они почти уверены, что, даже если и разоблачат виновницу, вещей уже не найдут. Обращение к метрдотелю и его цыганскому хору ничего не дало. Они утверждали, что воровка была здесь в гостях и не принадлежит ни к одной из цыганских семей Казани. Сами же цыгане оправдывались тем, что приютили ее как соплеменницу, но знать не знают, куда она скрылась. Таким образом, достояние купца Кузнецова сгинуло в неизвестном направлении.
– Цыганка могла прибрать к рукам только ткани… – принялся рассуждать Захар. – Для нее это просто мелкая кража, да и полиция не будет ради пары кусков парчи стараться. Ларцы воровка могла просто выбросить, они тяжелые и заметные. Нужно еще раз навестить эту певицу. Есть у вас ее адрес?
Василий Игнатьевич снова запричитал, на этот раз радостно, и кинулся записывать адрес на листке из блокнота.
* * *Захар так спешил к цыганке, что чуть не позабыл выяснить у приказчика ее имя. Оказалось, что она, как и многие ее соплеменники, приняла при рождении русское имя, которым пользовалась на людях. Для всех ее звали Мариной Ивановной, но в семейном кругу ее называли цыганским именем, которое не было известно иноплеменникам. Так поступали многие цыгане во избежание трудностей с произношением непривычных русских имен.
Дом, который снимало цыганское семейство, располагался в одной из самых бедных частей города – Ямской слободе. На одной из улиц слободы жило сразу несколько цыганских семейств, и путникам сразу же указали верное направление. У распахнутой двери простого деревянного дома скучал лохматый подросток, развлекавшийся тем, что метал нож в стену.
– Скажи-ка, парень, дома ли Марина Ивановна? – обратился к нему Захар.
– А вам зачем? – осведомился парнишка, уставившись на неожиданных посетителей нахальными черными глазами.
– Мы по делу от Василия Игнатьевича, она, должно быть, его помнит…
– Ну, заходите, коли по делу, – равнодушно пожал плечами подросток и очередной раз метнул свой нож в стену.
Захару ничего не оставалось, как войти в распахнутую дверь. Григорий, чуть помедлив, последовал за ним.
В прихожей было темно, и ямщику пришлось остановиться, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Гостей так никто и не встретил. Помявшись немного, Захар закричал куда-то в глубь дома:
– Хозяева! Марина Ивановна дома ли?!
Через значительный промежуток времени, когда Захар уже подумывал пойти на ее поиски самостоятельно, ему наконец ответили:
– Кто там ко мне? Идите прямо в гостиную! Я сейчас!
Молодой человек узнал сильный и красивый голос певицы и пошел на его звук. В гостиной было светлее – солнечные лучи проникали внутрь из трех высоких, ничем не занавешенных окон. Убранство было самое обычное и ничем не выдавало того, что в доме этом обитает не русская, а цыганская семья: диван, несколько кресел и низенький столик с огромным букетом сирени в фарфоровой вазе.
Сама хозяйка появилась на пороге собственной гостиной чуть позже визитеров и тоже выглядела совсем иначе. Вчера она была одета нарочито ярко и увешана вычурными украшениями в цыганском стиле, а сегодня она была похожа на зажиточную мещанку в юбке и блузе нежных светлых тонов. Такие оттенки только больше подчеркивали черноту ее глаз и волос, сложенных в модную высокую прическу.
– Располагайтесь, гости дорогие! – светски улыбнулась певица. – Я помню тебя, молодец! Но как тебя звать-величать, не знаю. Зачем пожаловал?
Поскольку Григорий молчал, уставившись куда-то в окно, разговор повел ямщик:
– Меня Захаром звать, Марина Ивановна, а это друг мой – Григорий. Мы к тебе вот по какому делу: девица вашего племени вчера увела у нашего приятеля Василия Игнатьевича два ларца…
– И что ж вам с меня нужно? – вскакивая с места и упирая руки в бока, тут же вознегодовала певица. – Я за всех цыган не в ответе! Идите-ка отсюда подобру-поздорову! Я сегодня все уже приставу рассказала!
– Не серчай так, милая! – впервые заговорил Распутин, поворачиваясь к цыганке. – Мы без злого умысла. Нам бы только ларцы те вернуть назад хозяину… А то, что с барахлом тем стало, не нашего ума дело.
Певица перевела взгляд на крестьянина и задумалась, склонив голову набок. Поняв, что ларцы чем-то ценны их хозяину, она изменила тактику. Неожиданно на ее ярких губах расплылась улыбка, а в глазах сверкнул озорной огонек.
– Ларцы тяжелые да большие, так что воровка бросила их в доме, когда убегала поутру. Мы их и спрятали, как увидали – ясное же дело, что нечестным путем она их добыла! Мне в том корысти нету, но своих людей мы вашим никогда не отдаем. Коли хотите назад эти ларцы, мне не жалко. Но просто так не отдам!
– Сколько просишь? – нахмурился Захар, прикидывая, сколько сможет дать приказчик.
– Нисколько не прошу! – рассмеялась цыганка. – Спляшите для меня, а я полюбуюсь. А то все мне отплясывать приходится. Хочется и самой по-барски отдохнуть!
Мужики уставились на молодую женщину в полном изумлении.
– Ты что, красавица, как же мы тебе спляшем без музыки-то? – растерялся Захар.
– Есть у меня музыка! – продолжала веселиться цыганка. – Сейчас подберу вам чего-нибудь…
Певица ненадолго выпорхнула из комнаты и вернулась с небольшим ящиком с ручкой и огромной, расходящейся вширь трубой. Захар видел это устройство в Тюмени, в богатом питейном заведении, в которое однажды попал. Оно называлось граммофоном и могло играть записанную на специальные пластины музыку.
Цыганка поставила тяжелое устройство на столик и резким движением раскрутила ручку, сжимавшую спрятанную внутри ящика пружину. Механизм пришел в действие.
– Ну, не раздумали? Ларцы ваши хотите? – сверкая глазами, спросила цыганка и, не слушая ответа, опустила иглу граммофона на пластинку.
Он зашуршал, зашипел, как змей, и вдруг выдал какое-то вступление к плясовой. Довольная хозяйка уселась в кресло и сложила руки на груди.
