Наталья Андреева - Мы поем глухим
Что касается Александры, месье Рожер показался ей человеком злым и завистливым. Внешность у него была малопримечательная, его одежду она не назвала бы не то что изящной, даже приличной. Похоже, месье Рожер уделял ей мало внимания. И руку Александры он поцеловал так неуклюже, будто делал это впервые в жизни — прикладывался губами к женским пальчикам. Клюнул, словно коршун, и тут же отпустил, отойдя на почтительное расстояние.
«Он меня боится… — подумала Александра. — Или… Эрвина?»
За столом они какое-то время молчали.
— Я понимаю, что вы экономите слова, — сказал наконец барон. — Вам ведь почти месяц быть в пути. Это похвально, что вы сейчас молчите. Александрин, на господина Рожера можешь во всем положиться. Он тебя защитит от кого бы то ни было.
— Я не так уж беззащитна, Эрвин, как ты думаешь. Когда мы выезжаем?
— Если графиня не возражает, то мы ускорим отъезд, — вступил наконец в разговор и месье Рожер. — Через три дня.
— Как вам будет угодно, — сухо сказала Александра.
Она уже смирилась, что поедет не одна. Спорить с бароном Редлихом бесполезно. Но пропасть, лежащую между ней и ее спутником, она смогла прочувствовать гораздо позднее. Да еще и исходящую от него опасность.
Глава 10
Решено было взять с собой камеристку графини и кучера, которого порекомендовал Арман Рожер. Александра согласилась на его кучера, который по виду был настоящий головорез, но настояла на том, чтобы с ними поехала ее девушка, Адель. Находиться долгое время наедине с мужчиной, пусть даже Эрвин доверял этому мужчине, как себе, Александра считала неприличным.
Накануне отъезда у нее с господином Рожером состоялся разговор, который полностью прояснил ситуацию. Они были еще не врагами, но не приятелями.
— Вы полагаете, что будете меня оберегать и защищать во время этой поездки? — сказала она.
— Да, мадам, именно так, — кивнул месье Рожер.
— На деле же это я буду вашим советчиком. Вы не знаете России. Вы даже представить себе не можете, насколько она отличается от вашей родины.
— Чем таким особым вы хотите меня удивить? — спросил Арман, всем своим видом выражая неприязнь.
— Дорога будет длинной и чрезвычайно утомительной. До границы с Россией, или с Царством Польским, которое является одной из ее губерний, мы можем добраться дней за пять. Это самый легкий участок пути.
— За четыре дня, мадам.
Она удивленно подняла брови:
— Вы уверены в этом, месье? Я повторяю: это самый легкий участок пути. И следует приготовиться к трудностям, а не искать их в первый же день.
— Вы, видимо, хотите меня напугать. Я солдат, мадам. И походные условия для меня не новость. А вот в вас я сомневаюсь.
— Вы месье не знаете разницу между русской женщиной и французским солдатом.
— И в чем же эта разница? — напряженно спросил Арман Рожер.
— В том, что русская женщина гораздо выносливей, да еще и детей способна рожать, — с усмешкой сказала она.
— Мадам в чем-то хочет меня упрекнуть? — вскинулся месье Рожер. — Мы еще так мало знакомы… Кто знает? Может, после этой поездки вы перемените мнение относительно французских солдат?
— А вы — относительно русских женщин.
— О русских женщинах у меня нет никакого мнения. Я их не знаю. Вы — первая.
— Вы их не знаете, но уже порицаете.
— С чего вы взяли, сударыня, что я вас порицаю?
— Вы не считаете меня подходящей женой для барона Редлиха.
— Мадам, я не стану лукавить. Да, это правда. Но отговаривать его от этого брака я не стану. Это не мое дело.
— Вот именно, не ваше, — резко сказала она. — Поэтому мы оставим эту тему. Что касается нашего путешествия… Итак, за четыре дня мы доберемся до пограничной заставы. Если все пройдет благополучно, а это ваша забота, мы отправляемся в Петербург. Дорога там хорошая, так что, я думаю, недели за две мы туда доберемся. Может быть, даже за десять дней. Если бы мы ехали на почтовых, времени на дорогу ушло бы гораздо меньше. Но у нас нет подорожной. Зато у нас есть деньги.
— В тратах ограничения не будет, — заверил ее месье Рожер.
— Это хорошо. Потому что станционный смотритель и шагу не ступит без взятки. Меньше рубля ему не давайте, не получите ничего.
— А что именно я должен от него получить?
— Господи, лошадей!
— Но мы едем в своем экипаже! На своих лошадях!
— Вам придется его оставить на одном из постоялых дворов. А лучше на почтовой станции, поскольку это учреждение государственное. Там имущество сохраняется гораздо надежнее, потому что оно охраняется законом. Надо лишь заплатить смотрителю, чтобы он хорошенько приглядывал за нашим экипажем. С лошадьми же может делать все, что ему вздумается.
— Но это отличные лошади! — возмутился Арман Рожер. — Барон Редлих заплатил за них огромные деньги!
— Эти лошади годятся для путешествия по Европе. А как только хорошая дорога закончится, мы купим орловских рысаков. И не спорьте, если не хотите остаться в России до лета!
«Какая упрямая женщина! И какая надменная!» — с неприязнью подумал Арман Рожер.
Александру же он привел в бешенство.
— Мне так необходимо ехать с ним? — спросила она вечером у Эрвина.
— Арман — надежный человек, он мой друг.
— Но какая от него польза мне?
— Он тебя будет защищать. У вас при себе будет довольно крупная сумма денег. Я хочу, чтобы вы ехали как можно скорее, и понимаю, что с этим связаны большие траты. И я не хочу, чтобы вас по дороге ограбили. Арман этого не допустит.
— Но он упрямый, самодовольный болван! — в сердцах сказала Александра. — Надеюсь, ты не очень дорожишь своими лошадьми?
— А что такое с моими лошадьми? — удивленно спросил барон.
— Я хочу их продать.
— Продать?! Но зачем?!
— Затем, что у меня на родине зимой они непригодны.
— Ты можешь делать с ними все, что пожелаешь.
— И пусть месье Рожер прислушается к моим советам. Он понятия не имеет о стране, куда завтра отправляется!
— Его отец погиб в России. У Армана есть его письма. Так что о твоей стране он знает достаточно.
— Как так, погиб в России?!
— Жюль Рожер был полковником в армии Бонапарта. Арман сказал, что его отца убили в одном из сражений. Мой друг — отъявленный бонапартист. Не забудь об этом, и, если ты не разделяешь его убеждений, лучше об этом не говорить.
— Хорошенького спутника ты мне навязал! — рассердилась она. — Мало того что он малоприятный человек, так он еще и бонапартист!
— Чем тебе так неприятен Арман?
— Я не знаю. Но у меня дурное предчувствие.
— Оставь свои сомнения и положись на моего лучшего друга. Я уверен, что со временем ты его оценишь по достоинству.
Она хотела продолжить разговор о своих сомнениях, но барон ее мягко прервал:
— Ты завтра уезжаешь, любовь моя, и надолго. Не будем терять время на споры. Помнишь нашу первую ночь? Не зови горничную. Разреши мне побыть вместо нее.
— Эрвин, я… Я буду очень скучать.
— Это все?
— Я… Я люблю тебя.
— Не слишком убедительно. Будем считать, что фраза для тебя новая и ты со временем ее выучишь. Я научу тебя, как она правильно произносится… — он обнял ее и привлек к себе. Она почувствовала, как его руки провели по ее волосам, потом погладили плечи и заскользили по спине, расстегивая крючки на платье. — Я люблю тебя… — прошептал ей на ухо Эрвин. — Я так сильно тебя люблю, что, если ты не вернешься, я уговорю короля начать войну с твоей страной. Я завоюю ее, а заодно тебя.
— Ты меня уже завоевал, — улыбнулась она. — И без единого выстрела, как это умеешь только ты…
…Рано утром они отправились в путь. Экипаж, который выбрал для них барон, казался надежным. Главное, что он был крепким и у него имелись отличные рессоры, так что на ухабах их почти не трясло, да и ухабы эти оказались не столь существенны. Дорога была в отличном состоянии, как и все дороги в Германии, а многочисленные гостиницы и харчевни, встречающиеся на пути, радовали уютом и хорошей кухней.
Эта часть пути, как и предполагала Александра, оказалась самой спокойной. Месье Рожер молчал, за окном был хоть и зимний, но вполне приятный для глаза пейзаж, Адель запаслась провиантом, так что они экономили время, не останавливаясь по нескольку раз в день для того, чтобы перекусить.
На ночь они занимали две комнаты, мысль о том, что придется делить помещение с Арманом Рожером, пусть и в присутствии горничной, за ширмой, приводила Александру в ужас. Она еле терпела Армана днем и с радостью отдыхала от его общества по ночам. Он тоже не выказывал ей свою приязнь, но и от неприязни воздерживался. Пока они как-то терпели друг друга.
«Я выполняю свой долг. Долг перед Эрвином», — думал Арман Рожер.
«Если Эрвину так удобнее, я это вытерплю», — думала Александра. Они должны были притерпеться друг к другу на пути туда, потому что обратно с ними будет маленький ребенок. И кто знает, как месье Рожер относится к детскому плачу? Возможно, он его раздражает.
