Елена Руденко - Земную жизнь пройдя...
Оринова облегченно вздохнула.
— Но так хочется верить в лучшее, возможно, предложение Ильинского изменит мою жизнь, — ее слова прозвучали мечтательно.
— Всё может быть, — кивнул я, — но будьте осторожны. Вы не зря опасаетесь. Никто не может угадать намерения Ильинского. Не хочу вас пугать, но ваша жизнь подвергается опасности…
Диана кивнула. Её лицо вновь озарила улыбка, в зелёных глазах мелькнул огонёк.
— Я не из тех, кто струсит, — к ней вернулась привычная уверенность и дерзость.
Из журнала Александры КаховскойДиана Оринова нанесла ко мне визит сразу же после встречи с Ильинским, она выглядела очень взволнованной, можно сказать, напуганной.
Ольга согласилась дать нам время побеседовать наедине, хотя опасалась за моё душевное состояние.
— Помни, Аликс, через час тебе нужно собираться, — тактично намекнула она гостье.
Моя собеседница начала свой рассказ, который я записала сразу же после её ухода, дабы не упустить подробности, которые могут оказаться важными для следствия.
Рассказ Дианы Ориновой, записанный АлександройЯ вошла в квартиру Ильинского, занимавшую весь третий этаж дома на Фонтанке. Лакей, проводивший меня, оказался очень любезным и приветливым.
— Поглядел я ваши рисунки у барина. Не знаю даже, как можно суметь нарисовать так хорошо! — сказал он восхищённо. — Хотя некоторые меня напугали, сильно чёрные, и рожи страшные.
Смутившись от неожиданной похвалы, я спешно поблагодарила моего провожатого.
Ожидаля увидеть светскую роскошь, я была удивлена, что жилище богатого аристократа обставлено довольно скромно. Ильинский оказался равнодушен к предметам внешней роскоши.
Меня проводили в библиотеку — огромную комнату, которая могла бы служить залом для бальных танцев. Корешки старинных книг с таинственными знаками зачаровали меня. Странное пугающее ощущение, будто попала в библиотеку чернокнижника.
— Благодарю, что не заставили меня ждать, и прибыли вовремя, — голос Ильинского звучал добродушно.
Он заботливо подвел меня к креслам, выражая свою благосклонность.
— Не стоит меня бояться, — улыбнулся он, — возможно, до вас дошли нелицеприятные слухи обо мне, будто я злодей-колдун, — Ильинский рассмеялся, пристально глядя в глаза. — Не стоит доверять им, люди любят обсудить и осудить других, придумывая страшные истории.
Я не знакома с тонкостями светского этикета, но она понимала, что со мною Ильинский ведёт себя слишком вольно. Ильинский не позволил бы подобной манеры разговора со знатной особой. Почувствовала, что, получив внимание таинственного господина, я оказалась в ловушке, он волен заставить исполнять любые приказы, я в его мистической власти.
— Мне не страшно, — я понимала, что мои слова звучат по-детски, и убеждаю себя как ребенок, боящийся темноты. — Прошу вас изъясниться, что вам угодно…
С трудом удалось придать своему тону уверенность и даже насмешливо улыбнуться, лукаво взглянув в глаза Ильинского. От его стального взгляда стало жутко, но я смогла не отвести взора.
— Вам следует унять волнение, никто не желает вас убивать, — жёстко произнес он, — меня заинтересовали ваши мистические таланты… Я знаю, что вы можете помочь мне… Уверяю вас, без щедрой благодарности вы не останетесь… Дела мистические должны быть щедро вознаграждены, иначе не имеют силы.
Ильинский жутковато улыбнулся.
— Но я должен быть уверен, что у вас достаточно храбрости, чтоб не подвести меня.
Я возмущённо отпрянула.
— Спешу вас заверить, что я не из числа светских слащавых барышень, падающих в обморок, — резко ответила я.
Мой ответ понравился собеседнику, и он одобрительно кивнул, театрально зааплодировав. Его хлопки эхом разнеслись по залу библиотеки.
— Вы нарисовали мой портрет на фоне Новой Канавы… Не утруждайте себя объяснениями. Знаю, что вы не видели меня раньше… Понимаю, что сюжеты внезапно появляются перед вашим взором… Мне известна сущность вашего таланта… Но вам пока знать рано…
Его голос звучал спокойно и чётко.
Я почувствовала, как страх оставил меня, даже стало интересно — какую авантюру предложит мистический знакомый.
— Знаю, вы смелая, — улыбнулся он, — приглашаю вас после завтра ночью на прогулку к Новой канаве… Не беспокойтесь, я устрою, чтобы ваша семья не беспокоилась… Они будут уверены, что вы даете уроки рисования моей родственнице, приехавшей меня навестить…
Хотя я и не из робких, но отправиться ночью в местность, вызывавшую ужас, причем не только мистический — требовалась особая храбрость. Компания Ильинского не придавала уверенности. Что задумал этот странный человек?
— Опять я вижу страх, — протяжно вздохнул он, — не бойтесь, никто вас там не зарежет…
— Позвольте узнать, зачем мне ехать с вами? — спросила я.
— Ожидал этого вопроса, — кивнул Ильинский. — Хочу, чтобы вы увидели сюжеты для своих картин…
Я напряглась, тяжело вздохнув.
— Опасаюсь впасть в безумие, — ответила я.
Ильинский покачал головой.
— Человек, наделенный мистическим даром, в безумие от видений не впадает… Повторюсь, я щедро отблагодарю вас за помощь.
Он снял с пальца перстень.
— Полагаюсь на вашу честность, — произнёс он, протягивая его мне.
Не в силах противиться его воле, я зачарованно приняла оплату.
— Мне страшно представить его стоимость, — пробормотала я.
— Предлагаю носить перстень на цепочке, будет грустно, если вы его потеряете, — ответил граф.
Будто повинуясь приказу, я надела перстень на цепочку, на которой носила нательный крестик. Воротник костюма скрыл украшение. Лишь на мгновение задумалась, что надо отнести драгоценность на хранение знакомому ювелиру, но почему-то решила следовать совету Ильинского. Крестик соскользнул с цепочки, и Ильинский наступил на него. Не знаю почему, но я посмела возразить…
Из журнала Александры КаховскойВыслушав рассказ Дианы, я выказала желание взглянуть на перстень.
Барышня, не снимая цепочки с шеи, показала мне "подарок" Ильинского. Не зная почему, но мне не захотелось даже дотрагиваться до этой вещи. Я осмотрела перстень со стороны. Тёмный камень бордового оттенка зловеще мерцал в свете солнечных лучей. Я всматривалась в его грани. На мгновение в сиянии камня моему взору открылся тёмный коридор, манивший в бездну, в которой мелькали неподвижные бесстрастные лица. Их неподвижные взоры пугали. Я отшатнулась, попросив Диану убрать это кольцо и никому не показывать.
Мне стало совестно за свой страх. Я не хотела выглядеть "слащавой барышней, падающей в обморок".
К счастью, моё волнение Диана не приняла за слабость.
— Что вы увидели в камне? — оживилась она.
— Бездну, — сам собой появился ответ. — Вы играете с огнём… Но у вас нет выбора…
Я беспомощно развела руками. Что задумал Ильинский? Ближайшие дни смерть Диане не грозит, я бы почувствовала. Но что он решит сотворить потом?
Оринова задумчиво опустила взор.
— Я должна рискнуть, — ответила она, — неспроста мне даны таланты… и, полагаю, встреча с Ильинским тоже… Ваш дар, например, помогают родственнику раскрывать преступления. Может, и я смогу совершить полезное дело.
— Возможно, — кивнула я, — мысленно проклиная мои таланты…
— Аликс, я вам очень благодарна! — воскликнула Диана. — И вы совсем не похожи на большинство светских барышень, вы другая…
— Иногда мне кажется, что я и на человека мало похожа, — фраза появилась сама собой, но, к счастью, Диана явно не задумалась о её смысле.
— Что ж, — произнесла она, — если жизнь не дает мне иного выбора, я согласна рискнуть… Но я приложу все усилия, чтобы не оказаться глупой страдалицей.
На её губах мелькнула привычная гордая улыбка.
Я спешно записала рассказ Дианы, чтобы не забыть о деталях. Как только я отложила перо и бумаги, ко мне в комнату вошел Ростоцкий.
— Я проходил мимо примерно час назад и видел, как Диана шла от вашего дома, — произнёс он, — она рассказывала о встрече с Ильинским?
— Да, она виделась с ним, — ответила я задумчиво.
Мне не хотелось пересказывать ее историю, не было сил. А давать записи Ростоцкому не хотелось, не знаю почему, будто кто-то препятствовал, а я не могла сопротивляться. Я чувствовала, что могу отдать записи только Константину. Ростоцкий пристально взглянул на меня, но ничего не сказал.
— Когда ты раскроешь мне тайну, о чем говорили Ильинский и Соколовский? — спросила я.
— Не знаю, — твердо ответил он.
Вот упрямый! Что он задумал? А не в сговоре ли он с ними? Мне не хотелось дурно думать о человеке, к которому я испытываю чувства.
