Александр Арсаньев - Похищение
И, наконец, четвертой, отсутствующей молодой особой была Натали Лопатина. Я не была уверена, что она интересуется лошадьми, да и при ее-то болезненных нервах вряд ли такое можно даже предположить, но факт есть факт, ее среди присутствующих не было. Да и то верно, она, бедняжка, должно быть, еще в деревне. В остальном же, либо отсутствовали немолодые дамы, либо – тоже немолодые мужчины.
Таким образом, подавив тяжелый вздох, пришлось признать, что подозреваемых у меня две. Я уже было направилась в сторону князя Мещерского, придумывая на ходу предлог, под которым можно было бы завести разговор на интересующую меня тему, как от группы у окна, отделился изящный мужской силуэт и направился ко мне. Это оказался Вадим Сергеевич Успенский.
Приятно поздоровавшись и облобызав мою ручку он, с несколько скучающим видом, произнес:
– Очень рад вас видеть, хотя бы одно приятное и умное лицо.
– Mersi, monsier, – скромно ответила я, тут же сообразив, что проще всего узнать подробности от графа. – Я бросила на него короткий взгляд и спросила: – Что, неужели так скучно?
– Да, – вздохнул Вадим Сергеевич. – Бал еще не начался, а пока – скукота.
– А как, кстати, прошла церемония закладки? – с невинным видом поинтересовалась я. – Пройдемся?
– Ну, – граф предложил мне руку, и мы пошли в дальний уголок залы, к колоннам, – Екатерина Алексеевна, вы меня удивляете… – Вадим Сергеевич улыбнулся. – Как же проходят такие церемонии? Неужто не знаете? Как обычно…
– Ничего интересного? – вздохнула я.
– Ровным счетом ничего. Хотя, постойте-ка, приехал ведь ваш кузен.
– Петр? – удивилась я.
– Он самый, – кивнул головой Успенский.
– А где он? Я его не видела.
– Да ему, как репортеру, естественно, очень интересно, что же за банк тут затеял открывать господин Лопатин. Сейчас он в кабинете с князем и еще кое с кем из вкладчиков.
– Понятно, – улыбнулась я.
– А вас что же не было? – спросил граф.
– Я была у Селезневых.
– Вот как? И что Елизавета Михайловна? – в глазах графа отразилось искреннее беспокойство.
– Ничего. Даст Бог скоро оправится, – постаралась я утешить Вадима Сергеевича.
– Ну, дай Бог, – вздохнул он и опустил глаза.
– А что же это, – я решила вернуться к интересующему меня предмету, – я не вижу здесь ни княгини Мещерской, ни смирновской племянницы? Насколько я знаю, обе дамы были приглашены…
– Ваша тезка уехала в столицу с папенькой разве не знали? – Я отрицательно покачала головой. – Я барышня Мария Федоровна на площади была, только сейчас ее и правда не видно, – проговорил Успенский, оглядывая залу.
– Понятно, – я была разочарована. – Значит, Сергей Александрович в кабинете с Петром? – улыбнулась я.
– Господин Лопатин? – уточнил Успенский. – А Бог его знает. Возможно, что и там. По крайней мере, на церемонии закладки был точно. А может, сестру поехал проводить.
– Сестру, вы говорите? – удивилась я.
– Да. Я, когда все уж по саням рассаживались, чтобы ехать сюда греться и готовиться к танцам, случайно столкнулся с Натали, так кажется ее зовут? – я кивнула, продолжая слушать самым внимательнейшим образом. – Встретил ее возле лопатинских саней, она как раз садилась с саквояжем. Я еще удивился, как не заметил ее на церемонии закладки, она девушка видная, трудно было бы не заметить.
– Продолжайте… – прошептала я, побледнев.
– А что, собственно продолжать? – пожал плечами Успенский. – Поздоровался, ручку поцеловал. Она бледна, выглядит нездоровой, глаза горят. Я поинтересовался, как ее здоровье, она ответила, что слаба. Я, увидев саквояж, спросил, неужели она нас собралась покинуть? Она как-то еще сильнее побледнела и ничего не ответила, сказала только, что ей сейчас не до разговоров и просила ее извинить. Тон у нее был такой, что я тоже извинился и отошел к своим саням. Вот, собственно и все.
Страшная догадка возникла в моем мозгу. Но я не давала себе возможности думать! Я не верила вполне, а потому решила задать графу еще несколько вопросов:
– Скажите, а в котором часу это было?
– А что? – как-то встрепенулся Успенский. – Екатерина Алексеевна, что с вами? Вы побледнели.
– Ничего, Вадим Сергеевич, ничего, – слабо улыбнулась я. – Так в котором часу вы видели госпожу Лопатину?
– Ну… Где-то в половине третьего, должно быть. Я по часам не засек.
– Это ничего… – пробормотала я. Нет, быть того не может! У меня оставалась еще одна слабая надежда. Сейчас я задам Успенскому еще один вопрос и если… – Вадим Сергеевич, а позвольте спросить у вас еще кое-что… Не сочтите за movi ton, но…
– Он посмотрело внимательно, изучающе и кивнул. – В чем была одета госпожа Лопатина? – Я даже дыхание затаила.
– В чем? – он вздернул брови. – Да я, пожалуй, и не припомню. Она в санях уже сидела. В лисьей ротонде, в шляпке, это я видел.
– Платье… – слегка простонала я. – Какое на ней было платье?
– Екатерина Алексеевна, вы меня пугаете, честное слово, – с беспокойством произнес граф. – Что вам далось ее платье? Вы выглядите такой бледной… Может, доктора?
– Вадим Сергеевич, ответьте, – я вцепилась в его рукав.
– Ну, попробую вспомнить… – он нахмурился. – Фасона, я, конечно не видел. Но… Да, из-под волчьей шкуры, которой Лопатин пользуется как покрывалом, виднелся край подола…
– Ну?..
– Ну, подол, как подол, синий, муслиновый…
Я прислонилась к колонне, закрыла глаза и тяжело вздохнула…
Глава тринадцатая
Нет, не может быть, думала я в отчаянии. Нет, только не это! Но туман, тем не менее, если не спал окончательно, но начал редеть. Теперь уже я видела четче, однако, для того чтобы убедиться окончательно, не хватало еще кое-каких «мелочей». У меня еще был шанс оправдать Натали, а там… Кто знает, может быть и Сержа… И наверняка… Я вздохнула и открыла глаза. Плакать хотелось ужасно. Но я себе не позволила. Нет! Ни в коем случае!
Однако чем больше я не желала верить, тем с большей ясностью в воображении возникали картины. Я приходила к выводу, что да, Серж имел возможность подбрасывать письма к Селезневым, ведь в первый раз письмо было обнаружено в тот день, когда он вернулся из деревни, если, конечно, он там был. А второе письмо… тут вообще все было понятно, ведь он сам вызвался принести в тот день почту и отсутствовал при этом достаточное количество времени… Улики, обнаруженные у Гвоздикина, кстати говоря, именно Серж мог подбросить их несчастному Аполлинарию Евгеньевичу и не далее как вчера. Да и Нику он мог спрятать в деревне. Ника! Бедный малыш!
Как это бывает, все подозрения, в которых я прежде отказывала Сержу встали передо мной, обрели четкие контуры, и теперь я уже не могла с уверенностью утверждать, что он совершенно невиновен. Впрочем, я просто могла кинуться, как это говорится, из крайности в крайность, поэтому я взяла себя в руки, запретив себе делать столь поспешные выводы.
К тому же, едва открыв глаза и успокоив графа, я увидела Сержа. Скрепив сердце, я ему улыбнулась и постаралась ничем не выдать своего состояния. Сейчас мне нужнее было другое. Почерк, вот что меня интересовало. Поэтому, под самым невинным предлогом – в память о нынешнем дне, знаменательном для него, в первую очередь, я попросила черкнуть несколько строк в альбом княжне Щербатовой.
Серж согласился. Однако мне в тот день не суждено было увидеть его почерк, потому что освободился Петр и, только лишь завидев меня среди присутствующих, поспешил ко мне. Я была очень рада его вновь увидеть. Те несколько недель, которые Петр провел в столице, показались мне довольно большим сроком, и я едва удержалась, чтобы не расцеловаться с ним при встрече. В другое время, у себя дома, например, я бы так и сделала, поскольку испытывала к Петруше, как я ласково его называла, искреннюю привязанность, но теперь, среди столького скопления народа я постеснялась. Да Петр тоже, как я успела заметить. Поэтому приветствие получилось несколько скомканным, хотя Петруша сразу же увлек меня в сторону и, после обычного расспроса о состоянии моего здоровья и краткого рассказа о своих приключениях в Петербурге, он, глядя мне в глаза ласково и радостно, вдруг принялся рассказывать такое, отчего у меня в груди похолодело, а улыбка, под конец его рассказа померкла и окончательно сошла с лица:
– Знаете, Екатерина Алексеевна, – начал он с милой улыбкой, – оказывается интересные происшествия свойственны не только столицам. Я вот, не успел приехать, как сразу попал, как говорится, с корабля на бал. Но не это самое интересное. Самое интересное я сейчас расскажу вам, с вашего, так сказать, позволения. Эх, жаль, нет здесь Михаила Дмитриевича, ему бы тоже очень понравилась моя история… Но, да ладно, я вполне буду удовлетворен и вашим, моя милая Екатерина Алексеевна, вниманием. Не соблаговолите ли выслушать?
– Петр Анатольевич, дорогой, – в тон ему ответила я, – к чему такое пространное предисловие? По вашим глазам вижу, что вам не терпится поведать мне эту историю, так и говорите, – разрешила я, по опыту зная, что Петр Анатольевич вряд ли станет впустую сотрясать воздух, тем более тотчас после приезда. Нет, за его торжественной улыбкой и радостно горящим взглядом наверняка стояло что-то определенно заслуживающее внимания. Поэтому я и решила выслушать. И правильно сделала.
