Сергей Зверев - Золотые эполеты, пули из свинца
Сергей яростно выругался: проклятый лис Хейзингер снова, уже в третий раз, уходил от него! Заговоренный он, что ли?!
Когда отцепленная бронеплощадка, прокатившаяся по инерции с треть версты, окончательно остановилась, Голицын приказал своим солдатам покинуть ее, предварительно сняв замки с двух орудий и разломав ствольные коробки пулеметов. Убитых и раненных в сватке босняков так и оставили на площадке, предварительно разоружив. Босняки прекратили всякое сопротивление, как только поняли, что платформа отцеплена от поезда, что их бросили на произвол судьбы. Они очень опасались, что сейчас их вырежут всех до единого, но никто их убивать, естественно, не стал: к чему излишняя жестокость? Нижние чины, унтера – они, по сути, ни в чем не виноваты, вот если бы Хейзингера сцапать… Пусть те из босняков, кто успел сдаться целым или легко ранен, позаботятся о своих убитых и тяжело раненных товарищах.
Голицын и Щербинин пересчитали оставшихся пластунов. Шесть человек. Непонятно, куда делся Ибрагим Юсташев, ведь с бронеплощадки он прыгал одним из первых…
И где сейчас Николай Гумилев?
30
Наталья Вяземская – а для австрийцев Магда фон Дроттнингхольм – проснулась рано. Девушка подошла к высокому стрельчатому окну гостиничного номера, отдернула шторы. Комната заполнилась прохладным утренним светом. Утро выдалось ясное, над острыми крышами древнего города виднелась безукоризненная небесная лазурь умилительной чистоты.
В дверь номера постучали. Наталья решила, что это принесли заказанный ей в номер утренний кофе.
Но нет, на пороге стоял неожиданный для такого раннего времени гость: подполковник Фридрих Венцлов.
– Вы? – удивленно спросила Вяземская.
Бледный Фриц учтиво поклонился:
– С добрым утром, фрейлейн Магда! Надеюсь, оно станет для вас по-настоящему добрым, в отличие от окончания вчерашнего вечера. Не удивляйтесь, я принес вам радостное известие: уличные воришки, выхватившие вчера ридикюль из ваших прекрасных ручек, задержаны полицией Лемберга. Так что ваши документы и деньги в полной сохранности. Вам остается только подъехать со мной в полицай-президиум, чтобы получить их.
– В такую рань? – Женщина капризно надула губки. – Я еще не завтракала, затем мне надо привести себя в порядок, принять ванну, причесаться… Вы не могли бы оказать мне любезность, сами забрать у полицейских похищенное и привезти сюда, в гостиницу?
– Я бы душевно рад, но требуется ваше личное присутствие. Вы должны опознать воришек и расписаться в протоколе выдачи вам похищенного имущества, таков порядок. Что поделаешь, вы, как истинная немка, знаете – наша нация малость помешана на порядке и процедуре. О, это сущий пустяк, формальность. – Бледные губы Венцлова растянулись в улыбке. – Это займет у вас совсем немного времени, тем более что под окнами гостиницы стоит мой автомобиль, и я почту за честь довезти вас до полицай-президиума и вернуть сюда. Что до вашего внешнего вида, то скажу без лести: выглядите вы, фрейлейн Магда, просто потрясающе!
Вяземская передернула плечами:
– Ну что ж… Порядок и процедуру нужно уважать…
Лембергский полицай-президиум, перед которым остановился «Опель Кадет» Венцлова, располагался вблизи Рыночной площади, в старинном высоком здании с готическим шпилем наверху. Бледный Фриц проводил Наталью на третий этаж, подвел к массивной дубовой двери:
– Вам сюда, фрейлейн Магда. Я подожду вас в коридоре, не думаю, что формальности отнимут много времени.
За столом кабинета, в который вошла женщина, сидел пожилой мужчина в гражданском костюме. Выглядел он куда как непрезентабельно: плюгавый, невидный, с выпирающим брюшком и пегим венчиком вокруг растущей лысины, весь какой-то угнетенный жизнью, лицом напоминающий гнома с иллюстрации к детской сказке, почему-то сбрившего бороду. Этакий меланхолик, ничего хорошего от судьбы-злодейки давно не ожидающий и совершенно никому не опасный. Одним словом, хотелось улыбнуться ему, снисходительно похлопать по плечу и повернуться спиной…
А вот последнего, думается, делать никак не следовало.
Думается, многие как раз спиной и поворачивались, а потом до-о-олго об этом жалели. Или – жалеть не приходилось вовсе, не успевали…
При виде вошедшей женщины его широкое толстощекое лицо с низким лбом расцвело добродушной улыбкой. Вот только глаза у сидящего за столом чиновника остались при этом холодными, что твоя ноябрьская водичка. И также подернутыми ледком…
Он встал из-за стола, на котором лежал злосчастный ридикюль и извлеченное из него содержимое: швейцарский паспорт, деньги, документы Красного Креста… И, в числе прочего, Библия карманного формата на немецком языке. А рядом с Библией фотографическая карточка изображением вверх. Та самая, которая в Библии была спрятана, которую Наталья показывала вчера в театральной ложе Лидусе Ружинской.
– О! Какая радость! – сказал мужчина в штатском на чистейшем русском языке. – К нам в гости пожаловала госпожа Вяземская! Да вы садитесь, Наталья Федоровна. Как это у русских говорится: в ногах правды нет? Это точно. А разговор нам предстоит непростой.
Наталья побледнела, судорожно выдохнула:
– Вы… Вы…
– Ага, я. Собственной персоной. – Мужчина улыбался лучезарно, точно бабушка, нашедшая потерявшуюся любимую внучку. – Зовут меня Йозеф Глинка, по национальности я – чех, так что в некотором роде прихожусь вам братом-славянином. Песенку такую – «Гей, славяне!» слышать не доводилось? Там очень трогательно о славянском единстве… Но вот ведь беда какая, мадемуазель Вяземская, я одновременно являюсь подданным двойной Австро-Венгерской короны! А служу я в… Впрочем, название моего департамента вряд ли что-нибудь скажет вам. В контрразведке фронта, если проще.
Наталья обессиленно опустилась на любезно подставленный Глинкой стул.
– Вы, драгоценная моя сударыня, умудрились вляпаться в крайне неприятную историю, – сочувственным тоном сказал Глинка. – Паспорт на имя Магды фон Дроттнингхольм у вас поддельный, правда, подделан он очень хорошо. Дорого вам обошелся? Не хотите отвечать – и не надо, это мелочи. Все документы Международного Красного Креста тоже поддельные. Полагаю, что вам они обошлись еще дороже… Да еще подарки пленным, гуманитарные посылки… Сами комплектовали или помощников нанимать пришлось? Опять же, сколько денег на взятки небось ушло! Представить страшно… Интересно, ваш папенька Федор Андреевич знал о столь масштабных тратах?
– Не издевайтесь, – измученным тусклым голосом сказала Наталья. – Чего вы от меня хотите?
– Понимания! Чтобы вы осознали, в какое болото влезли по собственной воле. Но не стоит отчаиваться, милейшая мадемуазель Вяземская, ничего по-настоящему страшного не произошло. Мы поможем вам вернуться на родину, причем так, что никто не узнает о вашей глупой авантюре, где благодаря вашей красоте и знакомствам вы получите возможность встречаться с высокими военными, придворными и гражданскими чинами, с крупными промышленниками и банкирами, вроде вашего уважаемого папеньки. Глубоко уверен, что вы и раньше встречались с такими людьми, вращались в большом свете, ведь так? Кто-то из них, очарованный вашей молодостью и красотой, наверняка захочет произвести на вас впечатление. Возможно, поделится своими размышлениями… Даже умным мужчинам свойственно наивно полагать, что они способны очаровать молодую барышню несказанной глубиной своих мыслей и познаний. Так вот: то, что эти люди думают о положении на фронтах, о внутриполитической жизни России, о жизни царствующего Дома, может нас… м-м… заинтересовать. Значит, вы и станете делиться с нами этой… м-м… информацией. В чем подпишете мне письменное обязательство. Прямо сейчас, я продиктую.
– Вы что же, предлагаете мне предавать Родину?! – сверкнула глазами Наталья.
– Помилуй бог, о чем это вы? – театрально всплеснул руками Глинка. – Я разве говорил, что мы станем ожидать от вас сведений о численности и передвижениях войск? О количестве артиллерийских стволов и снарядов? О готовящихся назначениях на высшие командные посты? О тайнах Государственного Совета, Министерства Двора, МВД и МИД? Я об этом ни словечком не упомянул. Прежде всего потому, что никто и никогда подобных сведений в ваше распоряжение не предоставит. Будет вам, Наталья Федоровна, все, чего мы от вас хотим, столь невинно…
«Поначалу невинно, а там, со временем, посмотрим, как тебя наиболее эффективно использовать, – усмехнулся он про себя. – Как это в русской сказке лисичка глупому мужику говорила: мне бы только лапку на тележку положить?.. Хорошие у русских сказки, умные. А сами они дураки. И дуры – вроде этой фифы».
– А если я не соглашусь?
Йозеф Глинка огорченно развел руками, физиономия у него сделалась постная:
– У нас, милая барышня, есть все основания обвинить вас в шпионаже… Понятное дело, никто вас не расстреляет, что мы, звери, что ли! Но придется посидеть в тюрьме. На совершенно законном, подчеркиваю, основании. Представьте только, там же душно, не слишком чисто, отвратительное питание. А вокруг вас, такой изысканной и утонченной, будут воровки и проститутки. И это еще не все: мы постараемся, чтобы история вашей прискорбно завершившейся авантюры попала в газеты. Хлесткие заголовки: «Шпионка под маской благотворительницы!», «Она хотела обмануть Красный Крест!» и много еще чего в таком же духе. Ваше имя затреплет желтая пресса. Эти падкие на скандальные сенсации шакалы выставят вас в таком неприглядном свете, что вы сами плеваться начнете, ежели прочитаете их статейки. Над вами потешаться станут, кстати, и у вас на родине, в Петрограде, тоже. Неудачники всем смешны! Наконец, подумайте о своем папеньке. Федор Андреевич недавно овдовел, а теперь еще бог знает на какое время потерять единственную любимую дочь!.. А огласка, а позор, а шепотки и пересуды за спиной? Меж тем у вашего почтенного родителя больное сердце…
