Сергей Зверев - Налейте бокалы, раздайте патроны!
Докурив папиросу, Голицын двинулся дальше.
Вывеска над входом гостиницы гласила: «Плакучая ива». Название подкреплялось творением неизвестного художника, изобразившего на вывеске что-то отдаленно напоминающее это дерево. По уровню таланта работник кисти явно не принадлежал к лучшим художникам Европы, так как ива больше напоминала баобаб. Да и вообще — ничего похожего на это дерево нигде вокруг не наблюдалось. Ничуть не удивившись этому обстоятельству, поручик толкнул резную дверь и через мгновение очутился в холле. Гостиница была небольшой, уютной и опрятной. Стены украшали картины, в углу в деревянной кадке стояла небольшая пальма.
Одновременно с шагами поручика в сторону стойки человек, находившийся там, поднял голову и пристально посмотрел на гостя, с дежурной улыбкой. Портье выглядел колоритно. Во-первых, судя по красного цвета лицу, багровым щекам, было понятно, что герр не дурак выпить. Во-вторых, человек был совершенно лыс. На его круглой, как шар, голове всякая растительность, за исключением, пожалуй, ресниц и бровей, отсутствовала напрочь.
«Бильярдный шар», — ухмыльнулся Голицын.
— Чем могу служить, господин офицер? — портье глядел на него сквозь толстые стекла очков.
— Мне нужен номер, — произнес поручик. — Вряд ли какие-то другие услуги может оказать ваше заведение.
— Вы правы, по поводу других услуг надо обращаться в соседний квартал, — хихикнул портье, — однако по поводу номера должен вас огорчить.
Произнося это, он постукивал ногтями по стойке, на которой были разложены рекламные бумажонки, прославляющие это заведение. Хотя кому может понадобиться реклама в этом захудалом городишке, где в мирное время чужих практически и не бывает? Тем более если учитывать то, что и гостиница здесь всего одна…
Поручик наклонил голову и вопросительно взглянул.
— Мест, к сожалению, нет, — продолжил свое содержательное повествование человек за стойкой. — Одно слово: война. Сами видите, господин обер-лейтенант, что делается. Войска сейчас — главные гости.
— Неужели ничего нет?
— Ах, да! — вспомнил портье. — Прошу меня извинить. За всей этой суматохой голова просто кругом идет. Правда, в одном номере есть свободная койка. Там уже есть постоялец, но если герр лейтенант поговорит с господином, туда заселившимся… — Портье красноречиво развел руками.
— Хорошо, я поговорю, — нетерпеливо сказал Голицын. — Какой номер?
— Двадцать четвертый, на втором этаже, — пояснил собеседник. — Позвольте нескромный вопрос, господин офицер?
— Слушаю вас.
— Вы с фронта? — разговаривая, портье успевал смахивать со стойки невидимую пыль, поливать цветочки и что-то насвистывать.
— Да, а что?
— Как это что? Мы ведь, понимаете, сидим здесь, как на пороховой бочке, — пояснил человек за стойкой. — У нас здесь ходят самые разные слухи по поводу приближения русских. Что вы мне на этот счет скажете?
— Не надо волноваться, — усмехнулся поручик. — Не все так плохо. Что за панические настроения?
— Вам легко говорить, вы человек военный. А я ведь в случае чего пострадаю и лишусь всего, — обвел рукой «краснолицый» помещение. — Я же совладелец гостиницы, в ней вся моя жизнь. Знаете, очень не хотелось бы, отдав большую часть сил и здоровья на свое дело, вдруг потерять его. Ведь если фронт придет сюда, нам всем несдобровать.
— Все будет хорошо, — успокоил Голицын мятущегося совладельца гостиницы. — Будьте так добры, накормите мою лошадь.
— Конечно, конечно, господин лейтенант! Все будет сделано в лучшем виде.
— Воды можно попить?
— Прошу вас, — перед поручиком появился поднос с кувшином и стаканом.
Совладелец гостиницы удалился в соседнюю комнату, откуда поручик, попивающий воду, услышал фразы, видимо, завершающие прерванный разговор.
— Ну, а куда их потом отправили? — задала вопрос женщина.
— Ту русскую девушку в нашей форме и ее диких кавалеристов поместили на каланчу, — говорил портье кому-то, — надо завтра сходить, может, удастся их рассмотреть.
Голицын, прислушивавшийся к разговору, удивленно поднял брови. Что за русская девушка?
…Поручик поднимался по лестнице, держа небольшой саквояж и укрытый материей предмет округлой формы — клетку с почтовым голубем.
Оказавшись в коридоре, Голицын двинулся направо. Остановившись перед дверью под номером 24, он постучал.
— Прошу! — послышался оттуда какой-то на удивление знакомый голос.
Глава 32
Под порывами легкого ветерка тихо шумели кроны деревьев. На землю быстро опустилась ночь.
На лесной опушке чуть слышно копошились какие-то тени. Слышались негромкие голоса. Отряд русских офицеров завершал последние действия по сборке муляжа танка. Шуметь было никак нельзя, поэтому переговаривались вполголоса, почти шепотом. Cобирать танк, пусть даже и ненастоящий, да еще и в темноте — дело не очень-то простое. Однако постепенно, после пары часов работы, грозная машина начала обретать свои формы.
— Кому рассказать — не поверят, — со смешком негромко произнес Сурхайнов. — Когда уходил на фронт, тоже не мог себе представить, что придется заниматься таким вот необычным делом. Кто-то сейчас идет в атаку, кто-то, наоборот, отбивает нападение врага, а у нас другая задача.
— Однако по значению ничуть не меньшая, — поддержал разговор Спицын.
— Да, господа, — ответил Белый. — Пока сам не попадешь на войну, не поймешь, что она представляет собой. В теории все это выглядит так, а на практике этак. Бесконечные, знаете ли, сражения, канонада двадцать четыре часа и так далее…
— А вы слышали эту историю, когда в самом начале военных действий нашлись у наших кавалергардов такие умники, которые пошли в атаку строем, без единого выстрела, с расчетом на то, что враг испугается и побежит, бросая оружие?
— Как же, наслышаны, — хмыкнул в темноте сотник. Лучик фонаря на мгновение осветил его лицо. — Сколько они там потеряли — три четверти личного состава, по-моему. Храбрецы! Времена уже не те, и одной храбрости маловато.
— Давайте побыстрее, — поторопил Булак-Балахович. — У нас не так много времени, поговорим после.
Надо было завершить работу как можно раньше.
В последующие полчаса офицеры работали почти в полной тишине, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Больше всех старался унтер Шестаков. Работая за троих, он всеми силами желал загладить недавнее постыдное происшествие. Наконец работа была выполнена. «Умельцы» отошли от опушки на несколько десятков шагов. У деревьев красовался только что собранный ими муляж немецкого танка. В темноте даже с небольшого расстояния невозможно было сказать, что это: настоящее чудо-оружие или его копия. Луч фонаря пробежался по махине. Нет, в самом деле смотрелся муляж, тем более ночью и на расстоянии, отлично.
— Отлично, — вполголоса проговорил Булак-Балахович. — Все выглядит так, как надо. Не так ли, господа офицеры?
— Вполне обнадеживающе.
— Оптимальный вариант, — согласились «коллеги».
— Приятно видеть дело рук своих, особенно когда идет оно врагу не во вред, — рассмеялся корнет. — Ну что ж, мавр сделал свое дело, мавр может уйти.
— Это вы о чем, ваше благородие? — поинтересовался унтер. Кто такой «мавр», он не догадывался.
— Неважно, — махнул рукой корнет. — Это поговорка такая. Почти о нас.
Таким образом, все присутствующие остались довольны результатами своей работы. Танк смотрелся достоверно, грозно и загадочно. Казалось, что огромная стальная махина и вправду на мгновение замерла на опушке, чтобы передохнуть и двинуться дальше в путь на врага.
Подуставшие офицеры сели. Булак-Балахович закурил папиросу и с наслаждением выпустил струйку дыма. Неплохо, очень неплохо. Пока все идет так, как надо. «Без приключений, конечно, не обойтись, — думал он, иронически поглядывая на унтера. — Но ведь практика и теория — вещи часто плохо совместимые, так что не стоит сильно расстраиваться и переживать. А место здесь хорошее», — взглядом охотника окинул корнет опушку, деревья и пригорок, на котором и стоял танк.
— Теперь, господа, мы разделимся, — сказал он, обращаясь к своей команде. — Присутствие всех здесь совсем необязательно. Кто-то должен остаться караулить муляж…
— Позвольте я останусь, ваше благородие! — вскочил Шестаков.
Корнет внимательно поглядел на него. Унтер выглядел как человек, принявший какое-то важное для себя решение.
— Так ты что же, сам хочешь остаться?
— Так точно, — ответил тот. — Желаю, как говорится, искупить свою вину.
Булак-Балахович, улыбаясь, глядел на полного раскаяния недавнего зачинщика пьянки, едва не поставившего под удар успех всей операции.
— Вы, ваше благородие, не сомневайтесь, я ведь сам не понимаю, как такое случилось, — говорил унтер. — Бес попутал. Ничего, я свою задачу выполню. Ни одна собака не подойдет!
