Павел Бергер - Кавалер багряного ордена
— Он попросил меня расписаться в какой-то бумажке, что я действительно принял вещи. Я, разумеется, расписался. Потом говорит: вы разверните, а то расписались, не посмотрев, не прочитав, — так нельзя! Вам, говорит, доверили жизнь и здоровье ответственного государственного служащего, а вы ротозействуете. Где, мол, ваша бдительность? А вдруг в пакете бомба? Я рассмеялся, конечно, но развернул. Все это так глупо выглядело! Он сверил вещи со своей бумажкой, извинился и ушел. Такой неприятный, въедливый старикан…
— В форме? — тихо спросил Прошкин: он не мог припомнить ни одного штатного сотрудника из Управления старше пятидесяти лет. А Борменталю самому было изрядно за сорок. Вряд ли он назвал бы стариканом человека такого возраста.
— Да откуда я знаю, он был в белом халате! — тема исчерпалась и начала раздражать интеллигентного доктора. — И вам тоже рекомендую халат надеть — вы все-таки в лечебном учреждении находитесь, а не в своем распрекрасном Управлении! Вы пришли меня расспрашивать или Александра Дмитриевича навестить? Так пойдемте к нему!
— А может, он отдыхает? — Прошкин надеялся до встречи с Баевым прояснить еще некоторые детали странного визита.
— Скорее развлекается…
— Развлекается? — как человек здоровый, никогда не проводивший в больнице более нескольких часов, Прошкин затруднялся предположить, чем можно развлекаться в больничной палате после отравления опием, и, подгоняемый любопытством, поспешил за Борменталем…
Саша выглядел действительно хорошо — в китайской пижаме темно-синего цвета, затканной пышными черными цветами, он полулежал на целой горе из подушек. Его темные волосы за несколько дней так сильно отросли, что едва ли не до плеч доставали, и делали его очень похожим на «Рыцаря мечей» с рисунка на картах Таро. Тут же, на стуле, лежал роскошно расшитый восточным рисунком шелковый халат, а в стакане с мятным чаем болталась вычурная серебряная ложечка.
На втором стуле, рядом с тумбочкой, весело улыбался фельдшер Хомичев. Серега держал в руках медицинский почковидный лоточек с разнообразным хирургическим инструментарием и время от времени подавал этот лоточек Баеву. Тот с характерным позвякиванием извлекал из лоточка скальпель или медицинскую иглу и… отточенным движением, как нож для метания, отправлял инструмент в двери палаты. Каждый бросок приводил Хомичева в полнейший восторг. Еще бы! К крашенной масляной краской двери, как раз на уровне головы входящего, был приколот альбомный листок — карандашный портрет худого лысоватого мужчины с раздвоенным подбородком и надписью латинскими буквами. Именно портрет служил Саше мишенью, и каждый бросок попадал точно в цель, подтверждая знаменитую меткость…
Как только Прошкин и Борменталь вошли, Саша, вместо приветствия, отправил в портрет хирургический скальпель, и тот неотвратимо застрял во лбу изображения аккурат между бровями.
— Отличный бросок, — заметил успевший привыкнуть к этому зрелищу Борменталь. — Только я, как медицинский работник, сильно сомневаюсь, что, метнув скальпель с такого расстояния в реального человека, вам удалось бы пробить черепную коробку. Рассеченный лоб, кровопотеря, некоторое замешательство… Не более того.
Ответом доктору послужил еще один бросок — хирургические ножнички на длинной ручке с острыми изогнутыми концами пробили дверь едва ли не насквозь, застряв в глазнице у нарисованного бедолаги.
— Есть! Летальный исход! — торжествующе захлопал в ладоши Хомичев.
Борменталь неодобрительно махнул рукой и вышел.
Баев искренне пожал Прошкину руку:
— Ой, Николай Павлович, я, правда, не ожидал — огромное вам спасибо!
— За что? — испугался такой прозорливости Прошкин.
— Как за что? За заботу, за пижаму, за пи… за… понимание!
— А, вы об этом, — отмахнулся Прошкин, — это такие мелочи!
Действительно, по сравнению с содержимым переплета книжки «Масоны» пижама была сущей ерундой. Поскольку подарки не нанесли никакого вреда Сашиному молодому организму, то о визитере можно было на какое-то время забыть.
Чтобы спокойно поговорить с Баевым, Прошкин извлек из кармана пачку папирос, спички и доверительно обратился к Хомичеву:
— Слушай, Серега, сделай доброе дело — пойди, покарауль нас, пока мы покурим… А то Борменталь уже совсем Александра Дмитриевича извел: без сигарет держит! — Хомичев хихикнул и кивнул. — Да, и еще: спустись, попроси обалдуя этого Вяткина, он в регистратуре сидит, чтобы, если Корнев приедет или мало ли кто из начальства, вышел на крыльцо и свистнул… Окно открыто, мы услышим. А то опять будем отдуваться неизвестно за что!
— Только, — присоединился тонкий интриган Баев, — Владимир Митрофанович тебе ведь как сказал? Сидеть тут, со мной, и никуда не выходить, так что повязку марлевую надень, пока по больнице бегать будешь…
Хомичев снова хихикнул, нацепил повязку, надвинул на вихрастую голову медицинскую шапочку и удалился на задание.
Прошкин знал, что времени у него в обрез, и сразу же перешел к сути: вынул из сетки книги и подвинул их Саше.
— Вот, Александр Дмитриевич, чтобы вы не заскучали, — многообещающе начал он, — я вам книжечки принес. Для чтения… Там есть закладка — воспользуйтесь. Книги толстые. Библиотечные.
Баев высоко поднял брови, уселся на кровати, быстро и ловко пропустил странички обеих книг между пальцами, в надежде отыскать «закладку». Потом заглянул в корешки, послушно извлек желтоватые странички, развернул, едва коснулся взглядом и пальцами, сразу же уяснил, что это, и мгновенно спрятал куда-то в рукав.
— Это что? Все? — уточнил он у Прошкина, который тем временем мирно выложил на тумбочку яблоки, а теперь открывал «Боржоми», собираясь напиться и наконец-то избавиться от въевшегося в десны привкуса сердечной микстуры.
— Все, во всяком случае, ничего другого там не было… Вам мало? — засомневался Прошкин.
— Мне, — Саша прикрыл глаза и провел рукой по горлу, демонстрируя безнадежность сложившегося положения, — хватит… на какое-то время… Ну дайте же мне сигарету, в конце концов, — пока Борменталь не нагрянул!
Он легко перебрался с койки на подоконник и нервно закурил, морщась от непривычно крепкого табака Прошкина.
— Что это вам, Александр Дмитриевич, вдруг в голову пришло про пионеров почитать? — Прошкин решил разрядить обстановку нейтральным вопросом, вытаскивая из двери застрявшие в ней метательные снаряды и возвращая их в эмалированный лоток.
— Мне, — Баев задумчиво переворачивал страницы второй книги, — мне? Мне — книгу для детей младшего и среднего школьного возраста? — Баев отбросил в окно не докуренную сигарету. — А кто мне ее принес?
— Вяткин, — Прошкин уже перестал удивляться. Загадочно возникающие предметы стали такой же частью его обыденной жизни, как зубной порошок или утренняя гимнастика, — Вяткин принес и сказал, что ее доставили из библиотеки по вашей просьбе…
— Интересно, где находится та дивная библиотека, в которой можно получить для чтения книги, которые еще только будут изданы? Сами посмотрите — тут написано: «Детгиз», 1940 год! Да до него еще дожить надо…
Прошкин своими глазами убедился, что, действительно, книжка датирована следующим годом, и тут же предложил:
— А мы сейчас у Вяткина спросим — он же в регистратуре торчит без всякой пользы… Там и Хомичев может десять минут посидеть — ничего не случится!
Прошкин свесился в окно и громко заорал, чтобы Вяткина немедленно прислали к ним наверх.
Хлопая недоуменными серыми глазами, Вяткин честно, как комсомолец, рассказал, что книгу — завернутой в газету «Комсомольская правда» — в Управление принес гражданин преклонных лет и пытался оставить сверток на вахте с просьбой передать Александру Дмитриевичу Баеву. Мол, тот в библиотеке книжку заказал несколько дней назад. Следуя инструкции, дежурный никакого свертка, конечно, брать не стал и, как положено, позвал дежурного по зданию, то есть его, Вяткина.
Вяткин старичка хотел пригласить в дежурку и оставить там сидеть, пока не приедет кто из начальства, но у посетителя не было при себе паспорта, что он сам объяснил преклонным возрастом и старческим склерозом. А выписывать гражданам пропуск в Управление без паспорта строго воспрещается. Тогда Вяткин, на свой страх и риск, занес сверток в дежурку, позвал Семченко и Дмитрука с миноискателем и проверил сверток. Потом, для страховки, они позвонили лейтенанту Агишину из милицейского управления, чтобы прислал ребят с тренированной служебной собакой. Ответственный Агишин приехал, конечно, сам с огромным черным псом по кличке Буран. Буран сверток обнюхал, ничего подозрительного не выявил, и Вяткин отважно развернул газету. Там оказалась книжка. Да, эта самая.
