Еремей Парнов - Третий глаз Шивы (С иллюстрациями)
— Одну минуту! — сказал Люсин и прижал к другому уху зеленую трубку:
— Люсин у аппарата.
— А она мне отвечает… — оживился Лев Минеевич.
— Приветствую вас, Люсин. Ашотов говорит, — отозвалась одновременно вторая трубка.
— Подождите, пожалуйста, Лев Минеевич, я говорю по другому телефону.
— Люсин положил красную трубку на стол. — Рад вас слышать, Гурий. Что нового?
— Сперва вы скажите мне, что дала дактилоскопическая экспертиза?
— Ничего. Таких отпечатков в картотеке нет. Не знаю только, насколько это надежно. У нас было всего два пальца, причем один размытый…
— Жаль… Но насчет надежности вы зря сомневаетесь. Машина делает сравнение по одному отпечатку столь же уверенно, что и по полной карте.
— Я знаю, но, понимаете, абсолютной уверенности…
— Можете верить, Люсин. Да, очень досадно, что пациент на учете не состоит!
— Еще бы! А что у вас?
— В том-то и дело, что мы отобрали кандидатов! Четырех…
— Вот это здорово! По почерку?
— Угу. По нашему алгоритму. Я навел справки; все четверо наши клиенты. Двое — в длительном отдыхе, потому вне игры. Я так надеялся, что пальчик не подведет и вы мне сами назовете одного из оставшейся пары.
— Весьма сожалею.
— Своим известием, Люсин, вы мне испортили триумф. Имейте в виду.
— Что делать, Гурий! Может, на всякий случай еще раз проверим их отпечатки?
— Эх вы, Фома неверующий! Машина не ошибается…
— И все-таки…
— Валяйте, только имейте в виду, что шансы у вас нулевые.
— Согласен… А вашу великолепную четверку вы мне все же отдайте.
— Пару.
— Тех, что отдыхают, тоже… Всякое, знаете ли, бывает…
— И тут не доверяете? Ну титан!
— На всякий случай, Гурий, на всякий случай.
— Не будет у вас никакого случая. Ваш гастролер — пятый. Так и знайте.
— На девяносто девять процентов.
— Такова ваша степень доверия?
— Нет, в ваши ЭВМ я верю на все сто. Просто я не знаю, кто именно оставил пальцы. Любитель «Беломора» или тот страшный субъект, который, имея в кармане «Пэл-Мэл», хватается за чужой «Дымок».
— Это уже ваша кухня.
— Совершенно справедливо.
— Тогда до скорого.
— Очень вам благодарен, Гурген. За мной обед в «Арарате».
— В «Арарате» угощать буду я, вы же подыщите что-нибудь другое.
— Постараюсь обдумать ваше предложение… Не возражаете, если я заскочу к вам минут через пять — десять?
— Приходите. Жду.
— Лев Минеевич! — Люсин схватил красную трубку. — Очень прошу вас, позвоните мне завтра. Мы обо всем с вами договоримся…
Вновь загудел внутренний.
— Извините меня, Лев Минеевич, улетаю! — Не дожидаясь ответа, он утопил рычажок. — Люсин слушает, — сказал он, сняв зеленую трубку.
— Ты что это на телефонах повис? — проворчал Крелин. — Глеб не мог до тебя дозвониться. Все занято.
— Да навалилось, понимаешь ли… Ты откуда?
— Из Минздрава. Сижу в приемной.
— Ждешь начальство?.. Понимаю! Но ничего не поделаешь, Яша, так надо. Главный онколог — это шишка.
— Я это вижу воочию… Но я к тебе по другому вопросу… Приехал Глеб.
— Ну-ну?
— Группа крови АВ. Резус положительный.
— Так… Та же, что и в саду.
— Да. У сестры, естественно, такая же. Можно не проверять.
— Досадное совпадение.
— Если это только совпадение, Володя.
— Думаешь, это его кровь?
— Очень возможно. Вероятность простого совпадения, как ты знаешь, двадцать пять процентов…
— Ладно, Яша, пусть будет так… Держи меня в курсе, сегодня я никуда не поеду.
— У начальства был?
— Сейчас иду, душа моя. Телефоны не давали.
— Поторопись, Володя, не подведи меня. На мне столько висит, если бы ты знал…
— Будь спокоен. Ручаюсь тебе, что сегодня же будешь прикомандирован исключительно к нашей группе.
— Смотри!
— Не волнуйся, Яков. Григория Степановича я беру на себя.
«Как прав оказался Старик! Это и впрямь мое дело. Удивительно все же, как он это почувствовал? Причем сразу, не располагая никакими конкретными сведениями! Что здесь: опыт или готовый результат скрытой работы подсознания? Нет, пока Гурий не найдет для подсознания подходящий алгоритм, мы можем не беспокоиться за свой кусок хлеба. Машины без нас ничего не сделают… Итак, перво-наперво — к Старику. Потом наша спецгруппа начнет действовать. Поищем „Яву“ с коляской, пройдемся по всем линиям. Что-нибудь обязательно прояснится. Как же иначе?.. Нужно будет договориться, чтобы нас немедленно ставили в известность о каждом неопознанном трупе… Портреты Ковского тоже не худо бы разослать. На то и колеса даны мотоциклу, чтобы ездить. Сегодня здесь, завтра там…»
Люсин быстро внес в план необходимые изменения и позвонил генералу.
— Разрешите зайти к вам, Григорий Степанович?
— У тебя срочное?
— В принципе — да.
— Ну, если только в принципе, тогда погоди. У меня тут народ собрался. В пятнадцать часов тебя устроит?
— Вполне, Григорий Степанович… Есть только одно «но».
— Тогда быстро.
— Я подключил Крелина.
— А разве он и так не с тобою?
— Отчасти. И то больше на первых порах.
— Обсудим.
— Я понимаю, но у него есть другие задания…
— Нашли что-нибудь серьезное?
— Полагаю, что так.
— Хорошо. Забирай его себе.
«Вот и уладилось».
Люсин спокойно завязал галстук, надел пиджак и, заперев кабинет, отправился в НТО к Ашотову.
Глава четвертая. РОБИНЗОНАДА СРЕДНЕЙ ПОЛОСЫ
С той минуты, когда Фрол с Витьком осознали свою непреодолимую оторванность от мира, начинается летопись их робинзонады. Огненная подкова совершенно отрезала Светлое озеро да луг с молодым соснячком на суходоле и от Электрогорска, и от бетонной дороги. Лишь тоненький перешеек одноколейки соединял еще не тронутый пожаром остров с Заозерьем. Но по рельсам днем и ночью сновали пожарные дрезины; маленькие паровозики толкали платформы с землеройными машинами и песком, шаткие зеленые вагончики с войсками. Стекольщик был не настолько наивен, чтобы надеяться незаметно проскочить по насыпи.
Он сразу понял, что район бедствия оцеплен, а коли так, то милиция в подобных мероприятиях играет далеко не последнюю роль. Первое время, услышав стрекот вертолета, Фрол тащил Витька в камыши, и они пережидали опасный момент, увязая в черной, хрусткой от улиток грязи. Но лиловый угарный дым столь плотно застилал землю, что можно было не прятаться.
В самом крайнем случае, если пожар перекинется на соснячок, решено было выйти на насыпь. На левом берегу озера находился как раз разъезд, где стоит поезд на Электрогорск, пока по одноколейке проходит встречный. Сейчас туда пригнали оборудованный бульдозером танк, а в тупике постоянно дежурила дрезина. От холма до разъезда было километров семь-восемь. Стекольщик не сомневался, что в случае опасности они сумеют прорваться туда не только на мотоцикле, но и на своих двоих.
Не слишком волновала его и проблема продовольствия. Огонь сгонял к озеру зверье со всей округи. Перепуганных, дрожащих в ивняке да камыше зайцев можно было брать прямо руками. Хватало и птицы. Одурманенные дымом утки, кулички, водяные куропатки трепыхались в осокорях, бессильно били по воде перепончатыми лапами, крутясь на месте и затихая. Одна беда — змеи. Ужи да гадюки со всего классона спешили укрыться в Светлом. Витьку, не отличавшему ядовитого гада от желтопузика, повсюду слышалось шипение; он испуганно шарахался от случайного прикосновения холодного стебля кувшинки; подозрительно всматривался в причудливые сплетения осклизлых корневищ. Поэтому он наотрез отказался подбирать по утрам околевшую в озере дичь. Всю заботу о пропитании взял на себя Стекольщик. Он собирал летние опенки, клюкву и гонобобель, прошлогодний лещинный орех и брусничный лист, который они заваривали вместо чая. Он же заготовлял впрок птицу, варил и жарил ее на костре, благо соли они купили килограммовую пачку. Огонь разводили только днем, когда завеса гари укрывала их островок от стрекозиного глаза вертолета.
Стекольщику такая жизнь даже нравилась. Незаметно для себя он стал называть Москву и прочие крупные центры не иначе, как Большой землей, что было явным отголоском долгих месяцев, проведенных за Полярным кругом.
— Житуха! — сказал он однажды, в блаженной истоме вытягиваясь меж мягких, поросших кукушкиным льном кочек. — Вот только выпить нечего. А ведь гонобоба-то, гонобоба… Голова кругом идет! Сюда аппаратик со змеевичком — помирать не надо. А, Витек?
— Оно-то верно, Фрол, — покорно согласился Витек, смакуя сочную гузку чирка. — Только как бы не угореть. Дым-то этот глаза ест, и перхаю я. Как бы не того…
— А ты не боись. Торф — он целебный. Я тебе точно говорю. Одного дундука — он, поддавши, в поле заснул — гусеницей переехало, прямо начисто в залежь вдавило, и то ничего.
