А. Веста - Звезда волхвов
Этому беззаконному веселию решено было положить конец. Для борьбы с остатками народных культов «учеными греками» были спущены специальные циркуляры – вопросы к исповеди. Пляски в семик и пение обрядовых песен оказались в одном ряду со скотоложеством и содомскими грехами. Примечательно, что в русском языке не нашлось даже подходящих слов для обозначения этих гнусностей, и писцам пришлось выдумывать новые слова или калькировать их смысл.
В семнадцатом веке при Алексее Тишайшем христианство пошло в решительное наступление на пышные сорняки язычества. Первыми пострадали скоморохи. Эти не в меру «веселые люди» были преданы церковному проклятию за то, что «влекли к себе гуслями, свирелями... смехами, пустыми лжами, кобью, волшбой и клеветой, татьбой, разбоем и блудом. Тако деющие достойны суть смерти», – заключал христианский летописец, но высшая мера по совокупности преступлений даже Квиту казалась излишней.
Так вкратце выглядела начальная история борьбы с язычеством на Руси. Этих сведений было вполне достаточно, чтобы на первом этапе допроса уязвить и деморализовать волхва. Кроме того, подозрение Квита вызывал свадебный обряд славян, где в тесном мужском кругу жених вынимал «кое-что», чему Квит не знал ни одного доброго названия, и вместе с неким «чесновитком» вкладывал в бадью. Свое «кое-что» Квит весьма уважал и даже тайно почитал, но резко терял толерантность суждений, когда читал о таких порнографических безобразиях. «Егда же у кого их будет брак и творят с бубнами и с сопелями и с многими чудесами бесовскими. Иные боле того устраивают срамоту мужскую вкладывающе в ведра и в чаши, и пиют, и, вынув, сморкают, и облизывают, и целуют». Уж тут-то летописец оттянулся, описывая все в смачных подробностях. Вот это и следовало взять на заметку, пусть волхв покрутится, объясняя священный обряд своих пращуров.
Разнимая по косточкам русскую историю, Квит чувствовал легкое презрение к «славянскому киселю». В его жилах преобладала восточная кровь, и эта древняя закваска неотразимо действовала на всю его натуру.
Ожидая в гости «идольских жрецов», Квит словно вел следствие с рассрочкой в тысячу лет. То, что седую старину он изучал по отзывам ее самых рьяных врагов – христианских летописцев, не смущало его. Тревожило другое: он так и не нашел ни одного свидетельства о принесении человеческих жертв в язычестве. Кроме весьма сомнительного перевода, вещающего о том, что славяне приводили к Перуну своих сыновей и дочерей, где все вместе «жряхути бесам». Для летописца это было равносильно принесению потомства в жертву, но Квит сомневался.
Радушно улыбаясь, Квит пригласил Верховного Волхва Будимира в кабинет и, загадочно предупредив о конфиденциальности встречи, усадил в кресло.
В это время в лагере язычников шел энергичный обыск. Ожидая, пока ему доложат о результатах, Квит угощал волхва чаем и развлекал беседой. Верховный Волхв не скрывал, что ему неуютно в жарком прокуренном кабинете, но деликатно ломал печенье и прихлебывал чай. В соседнем кабинете подручные Квита «формовали» Кукера, но Будимир об этом еще не знал.
Не знал он и том, что он сам и язычник Буй-Тур взяты в оперативную разработку на предмет двоеженства, что уже переписаны и допрошены все долгогривые юноши – поклонники фантаста Толкиена. Им вменялось в вину бродяжничество и уклонение от воинского призыва. Феям и эльфам женского пола было предъявлено обвинение в разведении костров в заповедной зоне. И всем вместе – нарушение общественного порядка в виде беготни по лесам в голом виде и купания в виду поселка без необходимых для этого принадлежностей костюма. Таким образом, лагерь полностью ликвидировался на вполне законных основаниях, как того и хотели местные власти.
Звонок из следственной бригады обрадовал Квита, и он двинулся в резкое наступление.
– « И смолой, и земляникой пахнет темный бор ...» – прочитал наизусть Квит. – А тут никакой поэзии, трупы, криминал и бумажная текучка. Уж простите великодушно, что вырвали вас из родимых кущ. Нам нужна консультация по очень тонкому и щекотливому делу.
– Я готов помочь, – оживился приунывший было Будимир.
Квит внутренне ухмыльнулся. Улики, только что обнаруженные в лагере «поганцев», были неопровержимы. Волосы, срезанные с головы утопленницы, были найдены под «древом желания». Прядь волос была завязана в узел и небрежно прикрыта дерном. На ветке покачивался амулет: серебряный ромб-талисман, по описанию совпадающий с тем, что носила погибшая. Свой талисман на тонкой цепочке, по свидетельству очевидцев, девушка никогда не снимала. Экспертиза установила, что волосы с ее головы были срезаны ножом, а всякий язычник имел на поясе нож. Ощущение тайной власти пьянило Квита. Человек, сидящий перед ним, его свободная, горделивая осанка, загорелое лицо со спокойными голубыми глазами – лишь маска. Под ней мятущийся от страха зверь, которого надо поймать и изобличить, сунув носом в неопровержимые факты. Дальше следовало самое вкусное: психологическая ломка. Ее формы и итоги невозможно предугадать, и в этом смысле всегда интереснее иметь дело со сложными интеллектуальными личностями, они выдают гораздо больше эффектных сцен, которые потом приятно анализировать, покуривая сигарету за сигаретой. Предвкушая успех, Квит чувствовал легкую жалость к горделивому Будимиру, в миру Сергею Михайловичу Овечкину, инженеру-программисту маленькой московской фирмы.
– Ведь вы хорошо разбираетесь в символике, скажите, что это за геометрия такая? – Он показал крупную фотографию амулета, принадлежавшего Ладе.
– Это северная руна. Я немного знаком с рунической грамотой. Этот знак близок к руне «Одал». В руническом толковании она означает «наследие». В качестве своей эмблемы ее использовал гитлеровский институт «Анненербе», что в переводе означает «Наследие предков».
– Нацистский институт? Ваша эрудиция и вправду очень обширна, но эта область знаний присуща скорее секте каких-нибудь отморозков-экстремистов, чем миролюбивым «язычникам-родоверам».
– В язычестве нет ничего экстремистского, мы всего лишь идем стезей правды, в том числе и исторической, – возразил Будимир. – Норманны обозначали этим знаком свой земельный надел. Руна означает защиту, ограду... Но если в начертаниях присутствует ромб, значит, это прямое указание на женщину, точнее на Великую Богиню...
– Вот как! Можно поподробнее? – Квит изобразил издевательскую заинтересованность, но Будимир и бровью не повел.
– Эта руна соотносима с русской буквой «Д», она же «Добро» в кириллице. Добро здесь еще и нажитое имущество, дом, очаг. «Одал» – это и священная земля Родины, и наследство предков, и заклинание о благоденствии, и духовные наработки рода, и женщина-прародительница. В целом «одал» – руна материального плана.
Квит отметил, что Будимир нисколько не удивился, увидев на фотографии амулет Лады, лишь слегка забеспокоился.
– Меня в чем-то обвиняют?
– Пока ни в чем.
– Так это не допрос?
– Конечно, нет, просто меня давно интересует язычество. Мечтаю проводить ночи у костра под пение баяна, в компании красивых девушек славянской наружности.
– Приходите, наша община открыта для всех, – дружелюбно улыбнулся Будимир. – Но нравы у нас строгие, если что, могут и дубиной вытянуть вдоль спины. Так, значит, я могу идти?
– Конечно, можете... У меня остался всего один вполне невинный вопрос. Вот вы называете себя «просвещенным язычником», что это значит?
– Прежде всего, это возвращение к духовным истокам, движение в глубину родовой памяти. При этом мы отметаем чужебесие и исторический хлам и углубленно изучаем не только исторические летописи и обряды наших предков, но и стараемся проникнуться их мироощущением, русским ладом.
– Ну, с ладом все более или менее ясно, а что вы понимаете под хламом?
– Все, что притащили на Русь со стороны, навязанное ей силой, так до конца и не переваренное народной душой. Люди носят кресты, но верят в полтергейст и барабашек или вообще ни во что не верят. Причина в том, что в недрах русского духа уже зреет новое мировоззрение, исторические корни нации прорастают молодыми побегами. Эта здравая красивая поросль пробивается сквозь ворох откровенной грязи и отживших идей. К этому глубинному национальному чувству ближе всего стоит русское язычество.
– Значит, вновь нарежем себе каждый своего кумира и пойдем громить соседей? – ехидничал Квит.
– Для нас один Бог, одна вера и одна его икона – Россия!
– Красивые слова! А как же дела? Я сам видел оперативную фотосъемку скрытой камерой, где на языческих сборищах кричат «Слава Перуну!», рубят топорами иконы и бросают в огонь. Что за дикость? Ведь христианство учит исключительно добру!
