Иван Любенко - Маскарад со смертью
И каждый раз, когда он заходил слишком далеко в ухаживаниях за посторонними женщинами, Ники встречал насмешливый взгляд жены, украдкой показывающей двумя пальцами из-за спины работающие «два конца, два кольца, посередине гвоздик». Увлеченность в миг исчезала.
Веронике нравились ухаживания этого галантного взрослого мужчины, но все происходящее она воспринимала как игру, которая вот-вот закончится, стоит только водящему объявить об этом. И такой день настал, когда, несмотря на сильный ветер и проливной дождь, графиня прибежала к матушке попрощаться. Днем раньше они получили из Самары телеграмму, где сообщалось, что на пивоваренном заводе рабочие объявили забастовку, постепенно переросшую в беспорядки. Так внезапно начался и неожиданно закончился первый легкий флирт Вероники.
Недавно она подметила, что нанятый папенькой репетитор Михаил Никитин ведет себя с ней несколько странно. Иногда краем глаза она замечала, как он любуется ее далеко уже не детской стройной фигурой. Конечно же, он был молод и очень умен. А когда он рассказывал о французской революции, его глаза зажигались ярче, чем только что установленные фонари на Николаевском проспекте. Поговаривали, что он был вынужден приехать в Ставрополь из Москвы из-за скудости средств и невозможности оплачивать обучение в университете. Теперь вот сдает экзамены экстерном.
Действительно, она слышала от матушки, что московские цены намного выше здешних. Из-за этого, сказывают, некоторым студентам не хватает еды. Что такое голод, Вера понять не могла. С самого раннего детства она только и помнила, как ее заставляли есть. Няньки, матушка, папенька, многочисленные дяди и тети. Наверное, и господин ментор, как в шутку называл его отец, тоже голодал. Ну, а по какой другой причине можно уехать из Москвы в наш забытый богом городок? Разве что сбежать от несчастной любви?
А еще он начинал часто моргать, когда Вероника читала любовную лирику Пушкина, нарочито заглядывая ему в глаза. Как он был смешон в эти минуты! Студент краснел как помидор на ярком солнце, а над верхней губой, слегка тронутой пушком, начинала пульсировать маленькая, еле заметная нервная жилка.
А что, если оказаться с ним наедине и так близко, чтобы можно было бы случайно прикоснуться к его губам? Наверное, он потерял бы сознание, и ей бы пришлось отливать его студеной колодезной водой. Это уж точно! А вот Вероника целоваться уже научилась. Вместе с гимназической подругой они тайно тренировались и, как им казалось, достигли в этом определенных успехов. Правда, никаких особых ощущений она не испытывала, так же как и от поцелуев с братом или чмоканья в щеку отца.
А тут, стоило ей только подумать о нежном касании губ Михаила, и сердце начинало стучать с такой силой, что от этого вздымалась ее молодая грудь. Он замечал этот трепет и смущался еще больше.
Время пришло, и они поцеловались. Как это случилось? Наверное, они сами этого не ожидали. А дальше уже были не занятия, а свидания. И как-то так вышло, что во время очередного страстного лобзания в комнату вошел отец. Михаил тотчас же извинился перед ним, но все уже было решено – от его уроков отказались. Да и надобность в репетиторе к тому времени, признаться, отпала. Гимназию вскоре Вера окончила с медалью. Встречи еще продолжались, но тайно. Для этого ей приходилось обманывать родителей, рассказывая о том, как здорово они с одноклассницей провели время, читая друг другу романы Стендаля на французском. А на самом деле влюбленные, держась за руки, пробирались вниз по узкой тропинке старого заброшенного помещичьего яблоневого сада, минуя густые заросли боярышника и кизила, спускались к лодочной станции Архиерейского пруда. Где-то рядом отчаянно и страстно заливался граммофон и слышался задорный женский смех.
– Давай возьмем лодку и поплывем в нашу заводь, – предложила девушка.
Весла неслышно рассекали застывшую водную гладь, и только иволга, спрятавшись в зеленой густой кроне развесистой ивы, пела отчего-то грустную песню. В дальнем конце небольшого пруда, у поросшего камышом берега, у мелководного затона зияла черная дыра омута, а посередине, раскинув большие белые лепестки, росла кувшинка. Он опустил весла, и, скрывшись от посторонних глаз, она позволила себя поцеловать. В такие минуты ей приходилось сдерживать не в меру пылкие намерения кавалера.
– Ты знаешь, Вероника, всякий раз, когда мы любуемся этой удивительной нимфеей, я опасаюсь, что когда-нибудь чья-то злая рука безжалостно сорвет цветок и унесет мертвое растение домой, – вполголоса печально проговорил Михаил.
Однажды она не пришла на свидание. Он прождал ее два долгих часа, а потом бросился вниз по склону, долго бежал вдоль берега, не обращая внимания на бьющие по лицу ветки, и наконец оказался в тихой заводи, но лилии там не было.
27
На крыльях бабочки – любовь
Вероника уже несколько дней не находила себе места. Она не пришла на свидание. Нет, ей никто не мешал. Просто стало вдруг ясно, что эти тайные встречи с Михаилом – детская и глупая игра. И хоть «Toute comparaison est odieuse!»[2], но они были явно не в пользу Михаила.
А все дело в том, что хитрая маменька пригласила на журфикс холостяка и красавца ротмистра Фаворского. Высокий брюнет с закрученными усами пронизывал острым, как штык трехлинейки, взглядом. Мужественности образу добавлял легкий, едва заметный шрам на правой щеке, ну и, конечно же, манера держаться выдавала в Фаворском потомственного дворянина.
Так получилось, что перепоясанный скрипучими ремнями офицер, испросив разрешения у матушки, неожиданно для самой Веры пригласил ее на танец.
Они кружили весь вечер. Завистливые взгляды молодых и незамужних дам неустанно сопровождали эту прекрасную пару. Ротмистр великолепно вел в танце партнершу и чувствовал каждое ее движение. Галантный, умный и завидный кавалер по-настоящему очаровал ее. После него совсем не хотелось вспоминать о наивных лодочных прогулках и необдуманных любовных признаниях. Теперь ей стало понятно, насколько она была глупа, когда смотрела на Михаила завороженным взглядом. Слава богу, она вовремя это осознала.
Да и что мог дать, кроме бесконечных любовных откровений, этот бедный и по-своему несчастный студент? Скорее всего, после отдыха на водах ей очень хотелось, чтобы за ней кто-то продолжал ухаживать. Волею божьей таковым оказался ее репетитор. Но с этим Фаворским она чувствовала себя совсем по-другому. Он казался сильным и смелым, а рядом с ним было удивительно спокойно и почему-то немного торжественно, как на пасхальной службе в Казанском кафедральном соборе.
Вероника называла его Володей и сама этому не верила. Все без исключения, и даже губернатор, величали его либо по имени-отчеству, либо «господин ротмистр». Он был учтив, но холоден с окружающими и не допускал амикошонства. А там, на балконе, он шептал ей такие нежные слова! И даже назвал ее «своей пташкой»!
Всю ночь после этого вечера она не могла уснуть, и только под утро пришел сон, сладкий и светлый, со всеми красками лета, пеньем птиц и легким шуршанием листвы вековых дубов Бибердовой дачи. Снилась Сипягина мельница, Архиерейский пруд, пустая лодка, заводь, зловещий омут, но… лилии почему-то не было. От необъяснимого страха она проснулась и бросилась к распахнутому окну, будто могла разглядеть на серой булыжной мостовой белоснежный цветок.
А город спал. Тепло и тихо. Только слышно, где-то далеко прогремела железными колесами бричка да хрипло залаял разбуженный ночными прохожими старый пес. В эту минуту она поняла, что встречи с Михаилом не избежать. Будучи воспитанной самой отвечать за свои поступки, Вера решила последний раз встретиться с бывшим возлюбленным и сказать ему честно, что их больше ничто не связывает.
Еще сегодня, проходя мимо полуподвального помещения, которое снимал репетитор, она бросила в открытую форточку записку с указанием места и времени встречи. Вот теперь она и ждала Михаила на скамейке Воронцовой рощи, у самого пруда, пытаясь любоваться парой грациозных и важных белых лебедей. Но безмятежный вид птиц не успокаивал, волнение сковывало, а мелкая дрожь время от времени пробегала по всему телу.
– Здравствуй, любимая! – откуда-то сзади раздался знакомый голос, и, теряя самообладание, студент начал осыпать поцелуями руки Вероники.
– Ну, будет, будет, перестань. Везде же люди. Увидят – донесут отцу, – освобождаясь от цепких объятий, раздраженно проговорила молодая девушка, что не ускользнуло от наблюдательного кавалера.
– Я думал, неправду говорят, что ты увлеклась этой жандармской крысой, а стало быть, так оно и есть, да?
– Я должна тебе сказать, что мы больше не можем встречаться. Это мое окончательное решение. Вот, – на одном дыхании произнесла Вера и сделала попытку встать, но не смогла. Крепкие, как стальные оковы, руки намертво приковали ее к спинке скамьи. – Отпусти, – жалобно попросила она.