Валерий Введенский - Мертвый час
– Полмесяца?
– Ей-богу.
– День тот хорошо помнишь?
– Какой?
– Не прикидывайся дураком. Когда сундук из Озерков везли.
– Помню, ваше благородие. Как вчерась было. Сундук, хоть и велик, легким оказался, сам его в их флигель занес. Но на следующий день мы с Тимохой, это дворник тамошний, еле его подняли. Маланья еще смеялась: мол, пить меньше надо…
Любый подробно рассказал то, что и без него было известно.
– Скажи-ка, Дорофей, – впервые подал голос Крутилин, – а могла Маланья сама убить хозяйку?
– Нет, что вы! Привязана к ней была. Да и платила актриса хорошо.
– А вдруг повздорили? Вдруг хозяйка Маланью в воровстве уличила?
– Нет, ваше… не подскажете, как величать? Чина вашего не знаю…
– Высокоблагородие.
– Маланья – баба богобоязненная. За три месяца воскресную службу ни разу не пропустила.
– Богобоязненная, говоришь? – ехидно улыбнулся Крутилин. – Почему тогда с тобой путалась? У нее ведь муж имеется.
– Так пять лет его не видала. А баба-то молодая. Хочет, аж пищит! Понимать надо.
– Ты тоже пищишь?
– Я тоже человек. А жену свою раз в году тискаю. Остальное время на заработках. Жизнь наша такая…
Обвинить Любого было не в чем, но и отпускать никак нельзя. А вдруг виновен и после допроса скроется?
– У нас пока побудешь, – решил Крутилин. – Вдруг чего вспомнишь…
Как только городовые увели Любого, Яблочков предложил:
– Давайте Щеголя к нему подсадим.
Крутилин кивнул, мол, молодец, хорошую идейку внес.
Карманный воришка Костя Щеголев орудовал неподалеку, на Невском, опустошая карманы зевак-провинциалов. Ловили его часто, однако в суд не передавали. Потому что кроме искусного щипачества обладал Щеголь и другим даром: без вазелина к любому в душу влезть, чем сильно помогал сыскной полиции.
– Отправь за ним. Да прикажи экипаж заложить. Пора нам на Артиллерийской осмотреться.
– Митенька! Каким солидным вы стали. Встретила бы на улице – не узнала.
Дмитрий Данилович чуть было не ляпнул, что тоже проскочил бы мимо. От запечатленной в памяти пятнадцатилетней волшебницы, увы и ах, ничего не осталось, даже агатовые глаза, пленившие когда-то его неопытное сердце, и те потускнели.
Смущенно пробормотал:
– Вы все так же прелестны, графиня.
– Машенька! Для вас я по-прежнему Машенька. Признайтесь, что были влюблены. Ну?
– Я и сейчас у ваших ног, – покраснел от вранья Тарусов.
– Помните моего брата? – графиня указала в глубь беседки, где в кресле раскачивался Леонидик.
– Нет, увы.
– Уверены? Вдруг позабыли? Впрочем… Покойные родители не выпускали его, когда приходили дети.
– Но почему? – изобразил удивление Дмитрий Данилович.
– Мой брат необычен. Слишком необычен. Погружен в себя, говорит редко, зато всегда что-то напевает. Слышите?
Диди кивнул.
– А дети жестоки к тем, кто на них не похож. Дразнят, обижают. Вот родители и оберегали брата. Леонидик, Леонидик! Это князь Тарусов. Помнишь, я о нем рассказывала?
Леонидик, не переставая напевать, почесал рукой макушку.
– Как не помнишь? – пожала плечами графиня. – Ты даже прозвище ему дал – Серый Волк.
На этот раз Леонидик кивнул головой, но на Тарусова так и не взглянул.
– Почему Серый Волк? – удивился Дмитрий Данилович.
– Ну, – смутилась графиня, – помните мою шляпку с красными шелковыми лентами…
– Отлично помню, очень вам шла.
– Из-за этой шляпки Леонидик звал меня Красной Шапочкой. Когда я рассказала ему про вашу влюбленность… Уж простите! Хотелось похвастаться. Все равно он ничего не понял.
– Почему?
– Потому что лишен чувств. Любовь, ненависть, ревность, дружба для него – пустой звук.
– Как это?
– Я же говорю, Леонидик другой, не такой, как мы с вами. Зато очень талантлив. Может воспроизвести любую мелодию, что когда-то слышал. Или наизусть рассказать книгу, которую прочел двадцать лет назад.
– Он и читать умеет?
– Не считайте его сумасшедшим. Он очень много читает. Правда, беллетристику терпеть не может, там ведь про чувства и эмоции, зато обожает словари и энциклопедии, где только факты. А еще любит криминальные романы. Особенно Габорио[118]. В них ведь тоже лишь факты и умозаключения.
– И все же, вы так и не объяснили, почему он окрестил меня Серым Волком?
– Я пыталась ему втолковать, что такое любовь: что влюбленные сначала встречаются, потом играют свадьбу, а затем девушка навсегда покидает отчий дом. Вот Леонидик и решил, что вы меня хотите украсть.
Тарусов рассмеялся и предположил:
– А затем это прозвище перешло к вашему мужу? Так?
– Нет, Андре он зовет Тараканом. Ой! Не вздумайте сказать графу.
– Ну что вы…
– Но согласитесь – и вправду похож.
– Мы не знакомы.
– Что вы говорите? Это надо исправить, – графиня схватилась за колокольчик, но, что-то вспомнив, звонить в него не стала. – Увы, Андре нет дома. У вас, мужчин, вечно дела.
– Очень жаль, – сказал Дмитрий Данилович, на самом деле обрадовавшийся.
Возможно, в отсутствие отца Ася согласится на встречу с мужем.
– По пятницам мы принимаем, – сообщила графиня.
– Супруга говорила…
– Ваша Сашенька – ангел. Я ею очарована…
– Спасибо, передам.
– В эту пятницу ждем вас вместе. Тогда и познакомлю.
– Увы, как правильно заметили, мы, мужчины, постоянно заняты. В Ораниенбаум я заехал буквально на пару часов…
– Как жаль.
– …чтобы повидаться с подзащитным, князем Урушадзе. В среду буду его представлять в суде.
– Ах, вот зачем пожаловали. А я-то, дура старая… Что ж, рада, что Авик наконец выбрал заступника. Надеюсь, сумеете ему помочь. А теперь прошу удалиться. Дальнейший разговор вызовет недовольство супруга. Всего хорошего.
– Хотел переговорить с вашей дочерью.
– Исключено. Прощайте, князь.
– Всего хорошего, графиня. Прощайте, Леонид Дмитриевич. Рад был познакомиться.
Тарусов не ожидал, что Леонидик, ни разу на него не посмотревший, подойдет попрощаться. Дмитрий Данилович подал ему руку, но Масальский, вместо того чтобы ее пожать, крепко схватил, вывел князя из беседки и повел к дому. Через минуту-другую они вошли внутрь, миновали гостиную, поднялись по лестнице на второй этаж и, сделав десяток шагов по коридору, остановились у одной из дверей. Леонидик в нее постучал.
– Да, войдите, – раздался женский голос.
Анастасия Урушадзе сидела у окна и смотрела в сад.
Дмитрий Данилович кашлянул:
– Позвольте представиться – князь Тарусов, адвокат вашего мужа.
Ася повернула голову:
– Простите, думала – слуги… Очень приятно, княгиня Урушадзе.
– Муж ожидает вас в привокзальном ресторане.
– Авика освободили? – Радость с надеждой прозвучали в голосе и засветились в заплаканных глазах.
– Нет, выпустили на пару дней под мое поручительство.
– Вы оправдаете его?
– Буду с вами честен. Шансы есть, но их мало.
– Помогите ему, заклинаю. Авик не виноват. Облигации украл разбойник. Леонидик его видел. Леонидик, расскажи!
Тарусов повернулся к Масальскому. Но тот уставился на трещину в потолке и на просьбу племянницы никак не отреагировал. Князь, выждав несколько секунд, снова обратился к Асе:
– Боюсь, история с разбойником нам не поможет. Присяжные в нее не поверят.
– Но Леонидик не врет. Он просто не умеет.
– Митенька, оставьте мою дочь в покое, – в комнату, тяжело дыша, зашла графиня.
– Маменька, – кинулась ей навстречу Ася. – Присядьте.
– Еле забралась. Сердце у меня больное, – объяснила графиня Тарусову. – И если не желаете моей смерти, очень вас прошу, уходите.
– Но, маменька… Князь обещает спасти Авика, – горячо возразила Ася.
– Я сама его спасу. Я почти убедила Андре… Почти! Граф уже и сам не рад. Понял, что погорячился. Но вы, мужчины, так упрямы. Вам легче застрелиться, чем признать свою ошибку.
– Даже если граф отзовет жалобу, суда не избежать, – возразил Дмитрий Данилович. – Кроме кражи, князя Урушадзе обвиняют в покушении на убийство…
Договорить не успел – Леонидик схватил его вновь, в этот раз за рукав, и потянул в коридор. Дмитрий Данилович сопротивляться не стал, а то, не дай бог, фрак попортит. Сделав по коридору десяток шагов, они снова остановились у одной из дверей. В нее Леонидик стучать не стал – просто распахнул. Дмитрий Данилович осторожно заглянул вовнутрь. Какая огромная комната! По бокам книжные шкафы, у окна дубовый письменный стол. Наверно, кабинет графа.
– Простите, Леонид Дмитриевич, но в отсутствие хозяина осматривать его кабинет я не имею права.
Леонидик подтолкнул Диди.
– Нельзя, – закричал Тарусов.
– Входите. Не бойтесь, – послышался сзади голос Аси. – В этом доме хозяин – он, Леонидик. Мы лишь гости.
За княгиней Урушадзе подошла и графиня:
– Леонидик, я тебя прошу, не надо. Андре страшно разозлится. И тогда мне не удастся спасти князя…
