Антон Чиж - Смерть носит пурпур
38
За ним ходили давно. Ванзаров приметил неумелого филера, выйдя из участка после ареста. Больших забот «хвост» не доставлял. Оторваться от него не составило труда. Соглядатай потерял его, когда Ванзаров брал извозчика к дому Федорова. Но упрямо дежурил около участка и зацепился снова. Ванзаров замечал его среди толпы зевак в безымянном переулке, около гостиницы «Рояль» и на другой стороне от ювелирного магазина Гольдберга. Теперь «хвост» шел за ним, не прячась.
Обернувшись в очередной раз, он обнаружил, что за спиной улица пуста. «Хвост» бесследно растворился. Это была не лучшая новость. Если враг спрятался, значит, он готов напасть. Ванзаров невольно размял плечи и постарался все внимание отдать наблюдению, а не мыслям. Выйдя на Оранжерейную, он заметил господина, который явно спешил ему навстречу. Ванзаров остановился и стал ждать, когда тот приблизится.
Ничего таинственного или пугающего в фигуре ночного прохожего. К тому же Ванзаров его узнал. По этикету, известному сотруднику полиции, подходили всегда к сильнейшему. Именно эту позицию он и занял. Господин счел за лучшее оставить некоторое безопасное расстояние, чтобы показать мирный настрой и отсутствие финки, удар которой наносится быстро и снизу. Он церемонно приподнял шляпу.
– Сердечно рад случайной встрече.
– Вот как? А мне показалось, господин Чех, что ваш мальчонка весь день за мной бегал, – ответил Ванзаров. – Отпустили бы поужинать человека. У него же филерской выучки нет.
Воровской старшина оценил изящество обращения полицейского.
– Приятно иметь дело с таким умным человеком, – сказал он с поклоном. – В нашу последнюю встречу нас грубо прервали…
– Пустяки, всякое бывает. Городовые обознались. Приняли меня, за кого бы вы думали? За самого Чижа. Нет, ну надо же! А ведь мы со знатным вором даже в темноте не похожи.
Чех согласился, что это непростительная ошибка: Чижа всякий знает, как его можно спутать с чиновником сыска?!
– От себя же хочу добавить со всей открытостью… – продолжил Чех, аккуратно подбирая слова и присматривая за реакцией полицейского, – …что к этому неприятнейшему инциденту ни я, ни мои люди, ни мир наш отношения не имеем. Говорю это исключительно в целях того, чтобы сохранить ваше дружеское расположение.
– Я это знаю, – ответил Ванзаров. – Никакого смысла буснуть[7] меня для вас нет.
– Благодарю за понимание… Не сочтите за дерзость, но как бы нам окончить нашу беседу, столь важную для меня? Не угодно ли отужинать в трактире? Все обставим исключительно приватно…
Ужинать с воровским старшиной чиновник полиции мог отправиться только по приказу директора Департамента полиции или в исключительном случае. Ничего похожего пока не наблюдалось.
– Думаю, такой ужин удовольствия вам не доставит, – ответил Ванзаров. – А беседу нашу можно закончить хоть здесь. Чем не место?
Проявив понимание, Чех не стал возражать и уговаривать. Сходиться близко с борзым[8] – чего доброго, мир косо посмотрит. Лучше соблюдать дистанцию.
– Так что полагаете о дельце нашем? – спросил он.
– Я полагаю, вам хочется, чтобы я указал, кто у вас тут завел подпольный ростовщический промысел? Чтобы взять под себя или наказать примерно.
– Это уж как водится, – согласился Чех.
– И вы просите об этом меня, чиновника сыскной полиции…
Чех насторожился, как опытный зверь, почуявший неладное.
– Я полагал, у нас есть понимание в этом вопросе…
– Понимания с ворами у меня нет и быть не может, – отрезал Ванзаров. – Хотя в сыскной полиции на этот счет ходят разные мнения. Только мне до них дела нет.
– Жаль, коли так… – сказал Чех, подаваясь назад.
– Но в сложившихся обстоятельствах приходится пользоваться римской поговоркой: враг моего врага – мой союзник… Только не понимайте буквально.
Такой поворот Чеху понравился. Он выразил готовность разумно договориться.
– Делаю вам предложение, – сказал Ванзаров, чтобы опередить и не позволить вору сделать то же самое. – Проблему, доставляющую вам столько хлопот, берусь решить.
– Отца[9] сдадите? – обрадовался Чех.
– Я сказал: решу, а не сдам. Могу обещать, что скоро этот конкурент вам мешать не станет. Конкретного человека вы не узнаете. Даже если весь мир будет ходить за мной хвостом. Устраивает?
Требовалось быстро сообразить: не обманет ли борзой, не блеф ли это? Вроде про него самый положительный слух идет: справедливый и на лапу не берет. Прикинув риск, Чех счел его допустимым.
– Какова плата? – спросил он, понимая, что просто так ничего в этом мире не делается.
– Плата вперед, – ответил Ванзаров, наблюдая, как вор пытается понять: это предложение взятки или оборот речи. Все-таки Чех склонился к простому решению и полез за портмоне, выпиравшему из кармана сюртука.
– Извольте, я готов…
– Жаль, господин Чех, что вы так мелко меня цените…
Поняв, что его поймали, Чех и не думал обижаться. Наоборот – заулыбался.
– У каждого своя цена имеется. Вы назовите, может, и осилим как-нибудь…
– Цена моя будет такова… – сказал Ванзаров и нарочно взял паузу, чтобы вор помучился в сомнениях. – Называете мне господ, которые вывернулись из вашего капкана.
– И что еще? – спросил Чех, не веря, что аппетит полицейского на этом успокоится.
– Расскажите, на чем их поймали.
– И это все?
Ванзаров подтвердил: такова его цена.
Цена была столь странной, что Чех вот так сразу не мог согласиться. Он твердо знал: если вор продает дешево, значит, товар опасный, «горячий», брать не следует. Но торговался с ним не вор, а человек, у которого совсем другие понятия. Зачем Ванзарову сдались эти ламдоны[10], Чех понять не мог. Нюхом вора он понимал, что его обводят вокруг пальца, что его самого обманывают, как подвыпившего купчика, что это ловушка, в которую честному вору соваться не следует. Но искушение было слишком велико. И Чех согласился. Они заключили сделку на слово, не пожав рук. Все-таки для обоих это было решительно недопустимо.
– Изволите в алфавитном порядке? – спросил Чех.
– В порядке розыгрыша, – ответил Ванзаров, прекрасно зная, что каждую жертву аферы долго и тщательно изучают, прежде чем поймать и начать сдирать с нее куш.
Заглядывать в записную книжку Чеху не потребовалось. Свои дела он предпочитал держать в голове.
– В конце марта ротмистр Еговицын…
– Поймали на картежном проигрыше?
– Само собой… Далее чиновник Марков из Дворцового управления…
– Любитель слишком уж молоденьких барышень?
Чех выразил восхищение такой проницательностью.
– В конце апреля учитель Таккеля из гимназии…
– Нет версий, – признался Ванзаров.
Чех не без приятности пояснил, что господин учитель обожает доставлять боль, получая от этого эротическое наслаждение, и так в этом переусердствовал, что его жена вынуждена была спасаться от побоев и пыток у родственников. Если об этом узнают в гимназии, он немедленно лишится места.
– А с виду милейший человек, – заметил Ванзаров. – Никогда не скажешь, что в нем бурлят страсти маркиза де Сада.
– Какого сада? – переспросил Чех, думая, что ослышался.
– Неважно. Хуже, что логике такие обстоятельства не заметны… Ведь я подумал: что за странность – ладонь содрана, а вид далеко не спортивный. Занесем в копилку опытных знаний… Это все?
Воровской старшина признал, что возможности его не безграничны.
– Барышня Нольде в ваши сети попадала? – спросил Ванзаров.
– Не имел чести… А что, там есть чем поживиться?
– Немного опоздали. Сегодня ее убили. Ваш филер должен был доложить… Нет? Не сообщил? Совсем неумеха… Гоните его в честные люди.
Это замечание Чех оставил без внимания, но спросил, когда ожидать выполнения данного слова. Ванзаров обещал справиться за день или два. Такой срок старшину совершенно устроил. Он посчитал, что рандеву с сыскной полицией можно считать завершенным.
– И вот еще… – сказал Ванзаров напоследок. – Вашему мальчонке поручите что-нибудь более простое: карманы на вокзале чистить или гусаков[11] щипать. Вот только за мной ходить больше не надо. Сдам городовому и посажу в участок. Мы теперь на честном слове с вами держимся… Вот и не надо у меня под ногами крутиться.
39
Участок опустел. Дело, заведенное по убийству барышни Нольде, лежало в сейфе. Чиновники, тихие и подавленные, разбрелись по домам. Утомленный пристав поднялся к себе и больше не желал ничего знать. Пусть хоть огнедышащий дракон налетит, он не тронется с места. Тарелка вечернего супа и графинчик наливки – вот все, с чем Врангель готов был иметь дело. Власть над приемным отделением и жителями Царского Села, которым вздумается обратиться в полицию в поздний час, была предоставлена Скабичевскому. На то и помощник, чтобы тянуть лямку за начальство. Он сидел под лампой с зеленым абажуром, бросавшей больше тени, чем света. За окнами было куда светлее. Белая ночь набирала силу.
