Ева и её братья - Барбаш Елена

Ночью Еве приснился странный сон. В этом сне ивритские буквы, которые она изучала, выскочили из её священной книги и облепили её родного теддибира [18]. Он на глазах вырос в ужасного монстра и начал душить непонятно откуда взявшегося следователя Пигорова. И не то чтобы Ева бросилась их разнимать, скорее она с наслаждением наблюдала за этой картиной.

Через пару дней адвокат Александра в телефонном разговоре случайно обмолвился, что дело передали другому следователю в связи с неожиданным и, прямо скажем, насильственным выбытием Пигорова из правоохранительных рядов. На него напали вечером в подъезде и нанесли тяжкие телесные повреждения, а попросту пырнули ножом в живот. При этом ограбили. Так что непонятно: то ли кому-то на дозу не хватало, то ли заказуха. Камера зафиксировала какого-то ханурика в бейсболке, закрывающей лицо. Пустой Ванин бумажник нашли в ближайшей мусорке, рядом – шприц без отпечатков. Сам Пигоров сейчас в больнице в тяжёлом состоянии, но жив.

Ева сначала порадовалась тому, что справедливость всё-таки иногда торжествует. Но что-то беспокоило её во всей этой истории. Что-то давно прочитанное и забытое. Что-то из детства. Это что-то просто-таки не давало работать. Ева сидела в офисе и пыталась редактировать статью, но вместо этого её красный фломастер рисовал на бумаге сказочных принцесс в пышных кринолинах. Это вообще была её излюбленная художественная тема ещё со времен «Анжелики», пришедшейся на трудное детство.

Вдруг Еву прошиб пот, и не холодный, а горячий. Она вспомнила «Королеву Марго». Тогда тоже носили фижмы, как у нее на рисунках. И там было колдовство с помощью иголки, насылаемая порча. Ева выскочила из офиса и побежала в книжный, дома она такую литературу не хранила. «Но я же не хотела, не хотела!» – заливался один голос внутри. «Ты свою душу погубила!» – отвечал ему второй. И оба были серьёзны. Какую душу?

Ева вспомнила о ночной Мириам…

Несмотря на столь однозначно всплывший сон, пробегая мимо храма, Ева на всем скаку свернула и бросилась внутрь. Но была остановлена бдительной старушкой при входе. «Ты, девка – в брюках, и космы свои рыжие прикрой. Срамотища!» Ева постояла с минуту, отчаянно борясь с желанием отодвинуть старушку с пути, потом вспомнила Кешу, развернулась и поплелась обратно в редакцию.

Она пыталась не дать себе заснуть. Боялась встречи с Мириам. Но незаметно для себя всё же забылась. Ночью Мириам пришла, конечно. Она залихватски, с присвистом спела хасидскую песню: «Нет, нет никого, кроме Бога одного». Но от этого у Евы возникло какое-то окончательное понимание общей картины мира. Есть только Тот – и Он всё создает. Всё есть ты. Но всё – и Тот, Кто создал этот мир и каждого из нас. И уж конечно, ты никого не можешь убить, если не будет на то Его воли.

Однако дальше Мириам и Ева неожиданно очутились на заросшем крапивой пустыре. Крапива во сне больно обожгла руку Евы. Она очень разозлилась на крапиву, через боль ухватила её за стебель и с остервенением выдернула с корнем. Рука нестерпимо заболела.

– Сильна, – похвалила её Мириам. – Однако рука твоя теперь долго будет болеть. Хорошо бы тем, у кого много сил, научиться их контролировать. Иногда ты не можешь изменить обстоятельства, в которых оказалась. Но зато ты всегда можешь обуздать себя. Не позволяй чувствам взять верх под воздействием внешних сил, иначе ситуация будет владеть тобой, а не ты ситуацией. И запомни. Голем – это тебе не игрушка. Не вздумай повторять. Их можно использовать только во спасение своего народа, да и то…

И Мириам исчезла.

Когда Ева проснулась, её правая рука сильно отекла и болела. Она разглядела на ладони мелкие нарывы, которые позже зарубцевались, оставив шрам, пересекающий Евину линию жизни.

Между тем следователь Спиридонов, сменивший Пигорова, был гораздо лояльнее. А на «Вулкане» вновь расцвели пальмы, появившиеся буквально за одну ночь. Анжелика Митина отказалась о своих прежних показаний, подписанных под давлением. Дело на глазах рассыпалось. Коньков был отпущен под подписку о невыезде.

Ева встречала Александра на выходе из СИЗО. Они сразу поехали к ней. Ева была так счастлива, что совсем потеряла голову. Ей хотелось абсолютной и безоговорочной близости, когда больше нет границ и тебя принимают чёрненькой со всеми твоими разгулявшимися тараканами и прочими земноводными, когда можно обнажить свою нежную розовую подбрюшину, не опасаясь удара. Совсем забыла Ева мамину любимую присказку: да-да, ту самую, про жопу всю и мужа пса. Ведь первая любовь – всё равно что цунами, накрывает ли она вас в восемнадцать или ближе к сорока.

В итоге Ева созналась, что до их знакомства подшакаливала в журнале «Оборона», где проводила детальный анализ того, почему ракеты «воздух – земля» гораздо лучше управляемых кассетных бомб и почему оборонные предприятия не должны находиться в центре города.

Саша только вышел из ванной, был он обмотан полотенцем и очень расслаблен. Да и выпили немного, закусили перед этим, повод был. А тут Ева со своими откровениями: «Знаешь, я давно хотела тебе сказать, меня это мучило…» Это как в измене мужу признаваться, когда нестерпимая вина жжёт сердце и просто необходимо её срочно с кем-то разделить.

Саша замер. Лицо его побелело. На несколько секунд время остановилось, и Еве показалось, что она падает в пропасть. Саша медленно подошёл к ней, взял за плечо и ударил по лицу. Она поняла, что он сделал это не сгоряча. Поняла, что прощена.

Саша взял её за шею и толкнул лицом вниз на постель. «А ты плохая девочка, оказывается. Мы тебя накажем». И таки наказал.

Еве было больно. Она кричала и вырывалась. Впрочем, кричать не очень получалось, потому что Саша сильно сжал её горло. Это уже давно перестало быть игрой. Странно, но Еву не покидало ощущение дежа-вю.

Когда всё закончилось, Ева обессиленно лежала и боялась пошевелиться, так болел низ живота и всё вокруг. Она вдруг провалилась на короткое время в сон и тут же попала в тело Мириам. В последние минуты её жизни. Она видела наклонившееся над ней красное, разящее сивушным перегаром лицо. Вокруг стояли такие же пьяные, страшные, смрадные мужики и выкрикивали непристойности. Двое наступили сапогами на её руки, ещё один зажал ей нос и лил водку в рот. Она задыхалась. Спасительная темнота нахлынула и смягчила пронзительную боль в низу живота. Мириам лежала в луже крови, в то время как её продолжали насиловать подоспевшие к потехе погромщики. Потом они ушли искать себе новую жертву. Но Мириам ещё была жива.

Здесь Ева вынырнула, проснулась. Собрав волю в кулак, она встала и поплелась в ванную. Краем глаза заметила выпивающего Александра.

Когда она вышла, он спросил её:

– Тебе понравилось?

– Одевайся и уходи!

– Если я уйду, мы больше не увидимся.

Ева, избегая смотреть в глаза, повторила:

– Уходи! Мне надо побыть одной.

Она легла на кровать и притворилась эмбрионом.

Саша неторопливо оделся, собрал свои вещи… Казалось, он ждёт, что Ева его остановит. Так и не дождавшись, он демонстративно положил ключи на стол и закрыл за собой входную дверь.

Сразу после его ухода Еву снова накрыло виной, она вспомнила, что он только что вышел из тюрьмы, вспомнила всё, что ему пришлось пережить. Борясь с желанием позвонить и вернуть его, она машинально перебирала вещи… И в то же время понимала, что «самадуравиновата» здесь не проходит, для танго нужны двое.

Самадура не заметила, как заснула. А на следующее утро встала с чётким намерением больше никогда не видеть этого человека. Но намерение это очень скоро сменилось целой гаммой противоречивых чувств.

В памяти Евы упорно всплывало Сашино задержание. Он, теперь, конечно, с юмором об этом рассказывал, но эта безобразная сцена происходила во дворе родного дома, где все его знали. Это было крайне унизительно. И то, что он сопротивлялся, Еве очень импонировало. Она любила в нём эту готовность отстаивать своё достоинство.