Евгений Сухов - Ограбить Европу
Феодосия прошла квартал и, сделав вид, что хочет перейти улицу, неприметно оглянулась. Не увидев слежки, она столь же ровной походкой миновала еще один квартал и свернула к нужному дому.
* * *Леонид Варнаховский выходил из квартиры, когда раздался условный стук в дверь: два скорых удара и через небольшой интервал еще один.
– Кто там? – проявив осторожность, спросил он.
– Это я, – ответил из-за двери женский голос, по которому Варнаховский узнал Феодосию.
Открыв дверь, Леонид увидел, что барышня выглядела заметно встревоженной.
– Проходи, – пошире распахнул он дверь, пропуская ее в ярко освещенную прихожую.
Само появление Феодосии указывало на чрезвычайные обстоятельства: она была не из тех, кто будет тревожить понапрасну. О ней самой он знал весьма немного, да и характер барышни не располагал к откровенности. Ему было известно, что она из аристократической семьи и прежде была одним из активных членов организации «Народная воля». Затем неожиданно разочаровалась в идеалах борцов за счастье народа, поменяла свои политические убеждения и теперь столь же рьяно служила Департаменту полиции. А еще она была одним из доверенных людей (возможно, что даже самых доверенных) резидента заграничной агентуры господина Рачковского. Именно он порекомендовал ее Варнаховскому для дальнейшей работы. Леониду пришлось немало поломать голову, чтобы найти применение ее агентурным талантам. Вскоре была организована «случайная» встреча с Томасом, в результате чего тот накрепко в нее влюбился, а уже через неделю молодые люди вели совместное хозяйство. И, судя по тому, с какими глазами они поглядывали друг на дружку, у них все было замечательно.
Варнаховский имел основания подозревать, что в действительности главным объектом наблюдения являлся он сам и что Феодосия докладывает Рачковскому о всяком его перемещении.
– Что случилось? – спросил Леонид, когда Феодосия прошла в комнату.
– Мне кажется, что Томас уже не вернется.
– Что за новость?.. Почему?
– Накануне вечером он долго готовился к предстоящему дню: пересчитывал деньги, складывал их в портфель… И вообще, вел себя так, словно мы видимся с ним в последний раз.
– И это все? – поднял брови Варнаховский.
– Мне сложно это объяснить, но женщина всегда чувствует предстоящее расставание. Всякий раз, когда он уходил из дома, обязательно махал мне в окно с улицы рукой, а тут даже не посмотрел в мою сторону. Просто сел в экипаж и уехал, как если бы попросту вычеркнул меня из своей жизни. – Нахмурившись, девушка продолжала: – Я даже не исключаю того, что он может сдать нас полиции.
Выпуклый лоб Варнаховского прорезала глубокая складка, отчего он стал выглядеть значительно старше.
– Вот оно как… Честно говоря, я тоже предчувствовал нечто подобное, но никак не думал, что это может случиться столь скоро. – Хмыкнув, добавил: – Видно, господин Враницки считает, что заработал столько денег, что вполне может не думать о них в ближайшие пятьдесят лет. Весьма ошибочное мнение… Полиция может объявиться в его доме в любой момент. – Заложив руки за спину, Леонид прошелся по комнате, подошел к окну и, откинув занавеску, посмотрел вниз. Решение давалось нелегко. – Где я живу, он не знает… зато знает, где расположился Христофоров. Сделаем вот что: сейчас вы немедленно идите к Христофорову и сообщите ему об опасности. – Глянув на большие напольные часы, продолжил: – В это время он находится в Оперном театре, у него там своя ложа. А я попробую вывезти печатный станок. Встретимся через два часа здесь же, в квартире. Надеюсь, что вы не привели сюда шпиков? – прищурился Варнаховский.
– Вы забываете, с кем имеете дело, – холодно отвечала барышня.
– Ах, да! Действительно запамятовал, – широко улыбнулся Варнаховский, – вы ведь у нас из «Народной воли»…
* * *– Вот этот дом, – глухо произнес Томас, когда полицейская карета подкатила к большому особняку с остроконечной крышей. – В это время Трезеге всегда дома.
Вольф внимательно посмотрел на посмурневшего арестованного.
– Что ж, милейший, молитесь, чтобы это было действительно так. Не спускайте с него глаз, – предупредил он полицейских, ступая на брусчатку.
Сопровождаемый адъютантом, начальник полиции пересек небольшой сад, заросший яблонями, и, остановившись перед дверью, подождал, когда полицейские обойдут дом, блокировав все выходы. Если фальшивомонетчик действительно в доме, то ему из него никуда не деться.
– Откройте, полиция! – постучал Вольф в дверь чугунным кольцом.
Некоторое время вслушивались в тишину, потом в глубине раздался чей-то голос, приглушенный толщиной двери:
– Какая еще полиция?
– Откройте, господин Трезеге, если не хотите крупных неприятностей.
Минутная пауза растянулась в вечность. Вольфу казалось, что она никогда не закончится. Он уже хотел было отдать приказ, чтобы взломали дверь, как она неожиданно отворилась и в узком проеме, подсвеченном свечами, он увидел немолодого узколицего человека с густой черной бородой.
– Что вам угодно, господин полицейский? – спросил хозяин. – Может, вы ошиблись дверью?
Вольф привык к тому, что практически каждый человек, будь он даже самый честный из людей, испытывает при встрече с полицией некоторое замешательство и невольно начинает перебирать в памяти мнимые и явные прегрешения. Но человек, стоявший перед ним, выглядел совершенно безмятежным, если не сказать, что равнодушным. И это Вольфу не понравилось.
Отодвинув хозяина вовнутрь, Гельмут прошел в глубину комнаты, следом устремилось четверо полицейских. А уже за ними, сцепленный наручниками, в сопровождении двух агентов прошел арестованный Враницки.
– Это он? – показал Вольф на хозяина дома.
Стараясь не смотреть в глаза Христофорову, стоявшему у стены под надзором полиции, Враницки глухо отвечал:
– Он самый.
– Откуда вы его знаете?
– Вместе с этим человеком мы печатали фальшивые деньги, а потом разносили их по лавочникам.
Хмыкнув, Христофоров отвечал:
– Молодой человек, я вас впервые вижу. Вы меня явно с кем-то перепутали.
– Продолжайте, – вновь повернувшись к задержанному, сказал Вольф. – Когда в последний раз печатали деньги?
– Позавчера мы напечатали около тридцати тысяч марок. Сегодня я должен был отнести этому господину половину… – Неожиданно Томас замолчал.
– Что же вы умолкли? – нетерпеливо поторопил Вольф. – Мы вас слушаем. Вы решили этих денег ему не относить, я вас правильно понимаю?
– Именно так, господин начальник полиции, – выдавил из себя Враницки. – Я решил купить на них акции и ценные бумаги, а потом уехать, чтобы никогда больше их не видеть!
– Что вы на это скажете, господин Трезеге… или как вас там еще?
– Я должен комментировать бред всякого проходимца? – поморщился Христофоров. – Я гражданин Франции. Отпустите меня немедленно! – Он попытался вырваться из крепких рук полицейских. – Я намерен связаться с консульством Франции!
– Что-то мне подсказывает, что вы не тот человек, из-за которого Франция захочет ссориться с Германией, – сухо отвечал начальник полиции. – Вижу, что у нас с вами будет долгий разговор… Обыскать дом!
Полицейские, гулко стуча каблуками по паркету, тотчас разошлись по комнатам. Захлопали многочисленные двери, послышался звук отодвигаемой мебели.
– Господин Вольф! – наконец раздался из дальней комнаты торжествующий возглас фельдфебеля. – Кажется, мы нашли.
Не пытаясь скрыть нетерпения, Гельмут быстрым шагом прошел по длинному коридору в дальнюю комнату и увидел агента, стоявшего над открытым чемоданом. Подняв на начальника полиции растерянный взгляд, тот произнес:
– Господин Вольф… Здесь деньги, много денег.
Гельмут заглянул в чемодан и увидел, что тот до самого верха заполнен банкнотами, аккуратно сложенными в пачки. Такое количество денег Вольфу не приходилось видеть за всю свою жизнь. Он даже не мог точно сказать, сколько в чемодане было купюр: может, сто тысяч, может, двести… А то и целый миллион!
– Приведите сюда господина Трезеге, – торжествуя, распорядился начальник полиции.
Привели хозяина дома, выглядевшего невозмутимым.
– И что вы на это скажете, господин Трезеге?..
Пожав плечами, тот холодно отвечал:
– А что я, по-вашему, должен сказать?
– Вы будете утверждать, что вы не фальшивомонетчик и не имеете к этим деньгам никакого отношения?
«Трезеге» апатично улыбнулся:
– Господин полицейский… не знаю, какой у вас там чин… утверждаю, что вы меня с кем-то спутали. Я не фальшивомонетчик, но к этим деньгам имею самое непосредственное отношение, потому что они мои! В прошлом году я получил солидное наследство, все ценности продал, а деньги сложил вот в этот чемодан. Или это противозаконно?
