Елена Хорватова - Сезон долгов
– Феликс Феликсович, дорогой друг мой! Мы с Ирэн были просто потрясены, когда узнали о вашей утрате! – затараторила мадам Старынкевич, выходя на террасу. – Какая страшная трагедия! И как много стало для нас теперь понятным... Мы сострадаем вашему горю. Примите самые искренние соболезнования от меня и от Ирочки. Мы рыдали, просто рыдали... Теперь вам, как никогда, нужна помощь друзей, чтобы справиться с горем. Располагайте нами, князь, мы готовы оказать вам любую помощь!
Феликс, раскланявшись с дамами, взглянул на Дмитрия и прошептал одними губами:
– В Москву, в Москву!
Книга вторая
Чужой грех
Глава 1
В зале Окружного суда было непривычно многолюдно: сегодня должно было слушаться дело, вызвавшее широкий резонанс в обществе и полемику в прессе – дело об убийстве купчихой Анастасией Покотиловой своего мужа, крупного текстильного магната, купца первой гильдии Никиты Покотилова.
Среди публики мелькали лица самых известных московских предпринимателей и богатых купцов, какие-то роскошно одетые женщины под вуалями; завсегдатаи судебных процессов, ходившие в Окружной суд как в театр, спугнутые с привычных мест, жались в задних рядах, перешептываясь и оглядывая присутствующих с жадным любопытством...
Наконец судебный пристав, выйдя на середину зала, оглушительно прокричал: «Суд идет!» Публика, шурша нарядами, встала. На возвышение, к крытому зеленым сукном столу величественной походкой поднялись председатель и два члена суда в расшитых золотом мундирах. Прокурор занял свое место за конторкой справа от стола судей, неподалеку от казенного киота, с которого скорбно взирал на присутствующих Христос в терновом венце.
Председательствующий, высокий хмурый человек в густых, тронутых проседью бакенбардах, просмотрел бумаги, задал какие-то незначительные вопросы судебному приставу и секретарю, а потом распорядился ввести подсудимую.
Зал затаил дыхание – так публика ожидает явления примадонны в день бенефиса. Вот сейчас появится она, эта жестокая и коварная особа, способная на убийство, презревшая все святые заповеди... Какая же каинова печать лежит на ее челе?
В дверь вошли двое рослых жандармов с саблями наголо. Между жандармами неуклюже семенила в арестантских ботинках худенькая молодая женщина с испуганным лицом.
Публика зашумела. Женщина оказалась в прицеле множества любопытных взглядов и совершенно смешалась. Несмотря на арестантский наряд – грубый халат, слишком широкий для ее хрупкой фигурки, и простой белый платочек, – ее природное изящество бросалось в глаза, его не могли скрыть даже эти убогие казенные тряпки.
Лицо женщины, побледневшее от многомесячного тюремного заключения, было совсем юным; серые глаза, казавшиеся огромными и бездонными из-за окруживших их темных теней, следов горькой бессонницы, глядели на мир с покорностью и безысходной тоской.
Подсудимая заняла свое место на скамье, отделенной от публики дубовой загородкой, и все с той же тоской оглядела зал суда.
– И этакая-то пигалица человека убила, – вздохнул бородатый купец, сидевший в первом ряду. – Ох, грехи наши тяжкие... И как в такой ручонке револьвер-то удержался...
– Да, милостивый государь, видимость у нее слабая, ангельская, а душа – аспидская, – заявила сидевшая рядом с ним желтолицая дама в шляпке с множеством цветочков и ленточек. – Подумать только – мужа законного, в Божьем храме венчанного, застрелила, змеюка!
– В семейственной жизни, сударыня, случается всякое – не каждому по силам снести крест, посланный от Бога, – ответил купец.
Дама фыркнула и хотела было возразить, но председательствующий попросил тишины и публика послушно притихла.
Началась обычная судебная процедура: перечисление присяжных заседателей, наложение штрафов на опоздавших и неявившихся, замена их запасными, приведение заседателей к присяге... Молодой священник, призванный принять присягу, облачился в епитрахиль, подошел к аналою возле киота и приготовил Евангелие. Редкая бородка не скрывала тонкую мальчишескую шею. От волнения батюшка все время сглатывал и у него дергался кадык.
Когда присяжные сгрудились вокруг священника, он тихонько попросил:
– Правую руку поднимите, а персты сложите как для крестного знамения. Теперь повторяйте за мной: «Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом пред святым его Евангелием и животворящим крестом Господним...»
Присяжные вразнобой повторяли его слова, наполняя зал тихим шелестом голосов.
После принятия присяги заседателям было предложено выбрать старшину, для чего они удалились в совещательную комнату. Зал загудел, сетуя на еще одну задержку. А подсудимая закрыла глаза и тут же увидела страшную картину, от которой ей никак не удавалось отвлечься с того рокового дня.
Муж в окровавленной белой рубахе лежит на ковре, раскинув руки, и под ним все шире расплывается пятно, пахнущее свежей кровью и мокрой шерстью ковра. Возле его правой руки – пистолет, отливающий в луче солнца вороненой сталью. Неужели Никита застрелился?
—Никита! Никитушка, милый! Родненький мой!—кричит Ася, падая на колени рядом с распростертым человеком, с которым всего пару часов назад ухитрилась так непоправимо поссориться из-за сущей ерунды. – Что ты наделал? Господи! Что же ты натворил?
Вернувшиеся в зал заседаний присяжные снова уселись в два ряда на отведенные для них стулья, а выбранный старшина представился председателю. Председатель со своей стороны напомнил присяжным об их правах и обязанностях.
– Господа присяжные заседатели, – монотонно журчал его голос, – вы имеете право задавать через председателя суда вопросы подсудимой, иметь при себе карандаш и бумагу и делать заметки и записи, а также осматривать представленные вещественные доказательства...
—Никита, – кричит Ася, – что ты наделал, Боже мой, что?
Застрелился... Он застрелился! Как такое возможно?
Никита открывает мутные глаза.
—Жив! Ты жив! Какое счастье!– Ася поднимает голову мужа и покрывает ее торопливыми поцелуями.– Я сейчас, я, ты... ты потерпи, я врача и... и помощь! Кого-нибудь на помощь! Господи, Господи, что же мне делать?
В голове у нее от страха все путается, она кричит, зовет людей, но никто не приходит... И только когда ее взгляд случайно падает на телефонный аппарат, она понимает, что нужно кому-нибудь позвонить и тогда помощь придет... Врача, главное – скорее вызвать врача! Да, но какой же номер назвать телефонистке, чтобы дозвониться до врача? Ей почему-то не пришло в голову, что барышни с телефонной станции сами хорошо знают номера телефонов для срочных случаев...
Из головы все вылетело, и только мутная волна ужаса заливала ее – а вдруг Никита умрет прежде, чем врач приедет в их дом и успеет помочь?
Муж молчит, и изо рта у него течет пенистая кровавая струйка...
– Покотилова, встаньте! – донесся вдруг до Аси строгий голос.
Испуганно вскочив, она обвела глазами зал. Голос принадлежал председателю суда. Председатель смотрел на нее недружелюбно.
– Отвечайте на вопросы. Ваше полное имя?
– Анастасия Павлова Покотилова, – горько вздохнув, ответила женщина, уже наученная тюремным опытом, что общепринятую форму своего имени – Анастасия Павловна – подсудимой произносить не положено.
– Ваше звание? – продолжал председатель суда.
– Купчиха первой гильдии.
– Сколько вам полных лет?
– Двадцать два.
– Веру какую исповедуете?
– Православную.
– Состояли ли когда-нибудь под судом?
– Что? – не поняла женщина. – Простите, где состояла?
– Отвечай, Покотилова, судили тебя прежде или нет? – громким шепотом подсказал жандарм.
– Помилуй Бог, никогда! – ответила Покотилова.
– Копию обвинительного акта получили?
– Да, – прошептала она, – но только... Ведь это все...
– Садитесь, – перебил ее судья.
Больше подсудимой вопросов не задавали. Снова началась обычная судебная рутина – перечисление свидетелей, удаление свидетелей из зала, приглашение эксперта-медика. Потом секретарь суда долго и уныло читал обвинительный акт.
