Наталья Солнцева - Сокровище Китеж-града
Вечером нищий не выдержал, вернулся к заветному забору, приник к нему лицом, залюбовался – красиво живут люди: водоем с кувшинками, иллюминация, флажки, фонарики, цветы, запахи аппетитные, музыка… Вот музыка, честно говоря, не очень – дикая, примитивная какая-то: барабан трещит, да дудка пищит. Срамота, а не музыка. Неужели состоятельные люди не могут себе нормальной, хорошей музыки позволить? Впрочем, это у них мода нынче пошла на такую музыку. Чем дряннее, тем моднее.
Вечерело. Нищего никто не прогонял, не до него было. Хлопот много по случаю праздника. А он ни к кому и не приставал, глядел только.
– Есть на что посмотреть, – шептал. – Не перевелись еще шуты на земле!
Гости съезжались один чудней другого – кто китайцем вырядился, кто турком, а кто японским самураем. Особенно женщины постарались, они решили этой ночью затмить луну своими нарядами. И краски не пожалели, намазались, как клоуны в цирке. Дорогая, наверное, краска-то. За одну коробочку десять бутылок водки купить можно. Или даже больше. Нищий вздыхал, качал головой, сердился, смеялся, но от забора не уходил. Решил досмотреть представление до конца.
Девица в красном сари, увешанная с головы до пят позолоченными побрякушками, ввергла всех в оцепенение своим появлением. Чем она их заворожила, интересно? Неужто такая красавица? Один мужик, разодетый Кришной, враз забыл про свою дудку, на которой пытался пиликать, кинулся к ней, схватил за плечи… прямо взбесился парень от страсти. Она ему, видать, глазки строила, а ближе не допускала. Вот и довела человека до белого каления. Не выдержал Кришна: он хоть и бог, но тоже ласки хочет. А ему – от ворот поворот! Убежал, бедняга, не вынес такого позора. Ему бы сейчас выпить, облегчить израненную душу – глядишь, и отпустит.
Попрошайка неплохо разбирался в восточных премудростях, символике и богах. Раньше, еще когда на лыжах по горам катался, сам увлекался некоторыми хитрыми штучками: поза лотоса, медитация, йога и прочее. Чего только люди не придумают ради забавы?
Когда началась ночная церемония, он по-настоящему увлекся. А что? Красиво! Факелы горят, девушки в разноцветных сари танцуют… Даже Кришна забыл про свою печаль, вылез из окна и, никем не замеченный, притаился в темном углу двора, у самого забора. Тоже охота развеяться человеку. Красивый же мужик, рослый, статный; такому стоит раз свистнуть – куча девок сбежится. А туда же… переживает! Сердце-то у всех живое, не каменное.
Нищий на всякий случай отошел подальше от Кришны, чтобы тот его не увидел. Пусть успокоится человек, отдохнет от постоянного притворства, поплачет, наконец. Привык небось жить как в тисках – боль свою скрывать, страсть, разочарование. Из этой тюрьмы не вырвешься, разве что когда тебя не видит никто, не судит.
– И я на тебя смотреть не стану, – прошептал нищий. – Поплачь, не бойся. Я тебе не судья. А бог – он всех нас любит, и праведных и грешных. Грешных, наверное, даже больше. Потому что они несчастны: изводят себя, раскаиваются, а грешить не перестают.
Попрошайка перевел взгляд на танцующих девушек. Все молоденькие, с ясными кукольными личиками, умело подведенными бровями и глазами, розовыми от помады губами. Ни дать ни взять – принцессы. И движения у них точные, выверенные, изящные. Одним словом, наслаждение для взора…
Гости тоже увлеклись. Некоторые пританцовывали в такт музыке, а в конце, когда девушки стали разбрасывать цветы, бросились ловить кувшинки на длинных стеблях, да с таким рвением, будто от этого их жизнь зависит.
Потом все сгрудились у водоема, начали свечки поджигать да по воде пускать. «Гадают, – подумал нищий. – Судьбу испытывают. Это они зря. Ой, зря! Судьба лишних вопросов терпеть не может. Сразу ка-а-ак даст любопытному по носу, аж искры из глаз посыплются!»
Не успел он мысль до конца довести, как за забором грянул фейерверк, полетели в ночной мрак сияющие огни, рассыпались в небе цветными искрами. Гости ряженые закричали, захлопали, запрыгали, ну просто как дети малые… кто-то на ногах не удержался, в воду упал. Что тут началось! Мужчины бросились вызволять этого недотепу, вытаскивать из грязной взбаламученной лужи, в которой ихний садовник лотосы разводит. Только разве ж это лотосы? Самые обыкновенные кувшинки. Дурят народ все, кому не лень!
Фейерверк еще взрывался в темноте разноцветными огнями, но ряженые почему-то перестали вопить от восторга. Они обступили лежащего… вернее, лежащую – это была женщина, – и притихли. Кто-то вскрикнул, завизжала какая-то девчонка, тонко, протяжно… Что у них там произошло?
Нищий теснее приник к забору, просовывая лицо между кованых прутьев, но видимость от этого не улучшилась. Тогда он примерился, потер ладонь об ладонь и полез на забор. Сверху наблюдать было удобнее. Фейерверк прекратился, и стало темно. Кое-где на черной воде догорали остатки свечей. Никто не удосужился включить электричество. Человек, переодетый мандарином, зажег неиспользованную свечу, поднес к лицу пострадавшей. Наверное, дамочка здорово вымазалась и представляла собой занятное зрелище, раз все вмиг протрезвели, окружили ее плотной стеной.
– Вызовите «Скорую помощь»! – крикнул кто-то из толпы.
Чья-то фигура в темноте пробежала к дверям салона. За ней – еще одна.
Попрошайка отыскал глазами Марианну, свою недоступную, желанную возлюбленную. Она склонилась над распростертым телом… попросила мужчин перевернуть даму… Наверное, та грязной воды наглоталась, возможно, даже захлебнулась. Тогда ее, конечно, надо перевернуть на живот, чтобы освободить легкие от набравшейся туда жидкости… а потом делать искусственное дыхание. Как бывший спортсмен попрошайка умел оказывать первую помощь. Краем глаза он заметил, что Кришны у забора уже не было. Видать, тоже заинтересовался неожиданным происшествием, решил подойти поближе. Так и есть. Вон он, заглядывает из-за чужих спин.
Странно, но Марианна не стала делать пострадавшей искусственное дыхание. Она вскрикнула, прижала руки к щекам и вскочила…
* * *Смирнов посмотрел на Рихарда, тихо, сквозь зубы произнес:
– Вызывайте милицию.
– Уже вызвал, – ответил тот. – И «Скорую» тоже.
Рядом с телом Лужиной стояла Марианна и плакала, не вытирая слез. Сыщик отвел людей в сторону, велел не подходить к телу и ничего не трогать.
Кто-то из дам истерически зарыдал, но в основном все подавленно молчали, ушли в себя. Слишком уж разителен оказался контраст между восторженным ликованием и неожиданной смертью молодой, по виду здоровой женщины. Веселье сменилось мыслями о бренности бытия, напоминающей о себе в самый неподходящий момент.
Господину Неделину стало плохо. Варвара Несторовна побежала в кабинет за сумочкой, принесла валидол. На ней лица не было – сплошная мертвенно-бледная маска, руки дрожали.
– Я думала, она захлебнулась, – тихо шептала докторша, чтобы никто, кроме сыщика, ее не услышал. – Такое бывает. Сердечный приступ или обморок, человек падает в воду лицом вниз, и… Но Ольга умерла почти сразу. Видели маленькое темное пятнышко на сари под лопаткой? Думаю, ее убили ударом в сердце чем-то острым и тонким. Края раны сомкнулись, поэтому крови почти нет.
– Вы очень наблюдательны, – так же тихо сказал Смирнов.
– В институте я бегала на кафедру судебно-медицинской экспертизы, – улыбнулась сквозь слезы Марианна. – Мечтала стать экспертом. Глупо, да?
– Ну, почему же? – уклонился от прямого ответа Всеслав. – Кстати, когда приедет милиция, всех будут расспрашивать. Не говорите, кто я. Обыкновенный приглашенный, гость, такой же, как все. И предупредите Варвару Несторовну.
– Хорошо. – Марианна посмотрела на супругов Неделиных. – Пойду окажу помощь Ивану Даниловичу, – сказала она. – И заодно шепну пару слов хозяйке.
Саша Мозговой включил электричество, и погруженный в темноту двор ярко осветился.
Жалко выглядело в желтом свете фонарей былое праздничное великолепие – обвисшие флажки, вытоптанная трава, бледные, испуганные лица людей, измятые наряды, потерявшие свежесть и блеск. Восточный маскарад поблек, затух, увял. Повсюду валялись обрывки цветочных гирлянд, бумажные фонарики, чашечки от саке, остатки недогоревших свеч, смятые ногами гостей маски и плетеные корзиночки. Посреди двора в растекающейся луже воды лежало мертвое тело Ольги Лужиной: на лице, руках и одежде – ил, в судорожно сжатой ладони – полузакрытый лотос с коротким оборванным стеблем.
«Видимо, падая в водоем, Лужина была еще жива: успела последним неосознанным движением схватить цветок… Похоже, убийца толкнул ее в спину, а сам смешался с толпой. Несомненно, он находится здесь, старается вести себя естественно, так же, как другие люди. Но где орудие убийства? Судя по всему, после удара преступник поспешил от него избавиться. Как? Бросил в воду? Спрятал где-нибудь? Смешно надеяться, что он будет носить такую улику с собой».
