Эллис Питерс - Воробей под святой кровлей
— Я с радостью готов посетить почтенную госпожу Джулиану, — ответил он, — после того, как поговорю с мастером Уолтером и миссис Марджери.
— Это будет очень любезно, — обрадовалась Сюзанна. — А я тогда принесу вам вина, и, может быть, мне удастся заставить бабушку принять лекарство, которое она иначе ни за что не соглашается принимать, несмотря на то, что завтра должен прийти брат Кадфаэль, которого она слушается больше, чем всех нас. Вам в ту сторону, милорд.
Золотых дел мастер ничего не сказал: то ли ему нечего было рассказывать, то ли он и на слова был скуп, как на все остальное. Единственной мыслью, которая денно и нощно преследовала его, была мысль об утраченном сокровище; горестно оплакивая свои потери, он уже составил полную опись всего, что там было, любовно перечислив каждую вещь и чуть ли не каждую монету. Особенно замечательны были серебряные монеты, среди которых были и отчеканенные при герцоге Вильгельме, когда тот еще не был королем. Тончайшая работа, какой уж нынче не встретишь! Как видно, отец и дед Уолтера, а может быть, и его прадед, были людьми одинакового с ним склада и жили только ради накопления богатства. И хотя рана на голове Уолтера уже зажила, потеря сокровища, по-видимому, сильно сказалась на его рассудке.
Хью долго простоял с ним под сенью грушевых и яблоневых деревьев, терпеливо и настойчиво задавая свои вопросы по поводу исчезновения Болдуина Печа. Ему уже стало казаться, что это имя отскакивает от ушей Уолтера, точно пустой звук, что он сейчас зажмурится и затрясет головой от натуги, не в силах вспомнить ни лица, ни имени своего покойного арендатора. Его голова была так занята тяжелыми воспоминаниями об опустевшем сундуке, что он не мог вызвать в памяти ни то, ни другое.
Одно Хью Берингару было ясно: если бы Уолтер Аурифабер знал что-нибудь такое, что могло навести на след его пропавших сокровищ, он выложил бы это незамедлительно. В сравнении с постигшим его несчастьем чужая человеческая жизнь значила для него очень мало. По-видимому, ему еще не приходила в голову мысль, которая зародилась у Хью. Если действительно существовала какая-то связь между ограблением Аурифаберов и убийством Болдуина Печа, она вовсе не обязательно должна быть той, за которую сгоряча ухватился весь город.
Грабитель и сам мог оказаться ограбленным и даже убитым во время ограбления. Болдуин Печ был гостем на свадьбе, он изготовил замки и ключи для сундука, и кто лучше него знал дом и мастерскую?
Марджери тем временем кормила кур. Птичий дворик находился в конце сада у самой городской стены. Вплоть до прошлого года Уолтер держал здесь также двух лошадей, но недавно он приобрел выгон и конюшню за рекой в окрестностях Франквилля; ходить туда и присматривать за ними было обязанностью Йестина, он следил, чтобы лошади были напоены, накормлены, вычищены, а если было мало работы, то он их еще и выгуливал. Поднимаясь по наклонной дорожке, молодая женщина возвращалась из птичника, неся корзинку с только что собранными яйцами; за спиной у нее высилась громада городской стены. На первый взгляд Марджери казалась довольно невзрачной — пухленькое низкорослое созданьице с растрепавшимися густыми волосами. Увидев Хью, она принужденно поклонилась ему и, вскинув ресницы, в упор устремила на него недрогнувший взгляд круглых глаз.
— Извините, сэр, но мой муж ушел по делам. Примерно через полчаса он вернется.
— Это ничего, — успокоил ее Хью. — Я могу поговорить с ним потом. А может быть, вы ответите на мои вопросы за него и за себя, и мы сэкономим время. Вы знаете, каким делом я сейчас занимаюсь. Похоже, что смерть мастера Печа не была несчастным случаем, и, хотя он пропал еще днем, ночь все-таки самое подходящее время для таких злодейств, как убийство. Нам нужно знать, что делал той ночью каждый из соседей; возможно, кто-то видел или слышал что-нибудь такое, что поможет нам поймать преступника. Как мне сказали, ваша комната — вторая от фасада, но, может быть, вы выглядывали в окно и заметили кого-нибудь, кто шатался в проулке между домами, или слышали какие-нибудь звуки, которым вы тогда не придали значения. Было ли что-нибудь такое?
Она ответила без запинки:
— Нет. Ночь прошла, как всегда, спокойно.
— А ваш муж? Он не упоминал о чем-нибудь необычайном? Не бродил ли кто-нибудь по улицам в то время, когда законопослушные люди сидят по домам? Не приходилось ли ему поздно ночью выходить в мастерскую? Или отправиться в город по какому-нибудь делу?
Бело-розовое лицо Марджери медленно залилось густым румянцем, но она не опустила глаза и мгновенно нашлась, как объяснить свой румянец.
— Нет, мы рано легли спать. Вы же понимаете, милорд, мы женаты всего несколько дней.
— Прекрасно понимаю вас! — весело согласился Хью. — В таком случае мне, наверно, незачем спрашивать, не покидал ли вас муж ночью?
— Ни на миг, — подтвердила Марджери, так горячо и так красноречиво покраснев, что трудно было поверить, что она говорит неправду.
— Мне бы это и в голову не пришло, — со светской любезностью заверил ее Хью, — если бы не показания одного свидетеля, который говорит, что видел, как ваш муж крадучись вышел из дома и очень поспешно направился куда-то после повечерия. Но что тут говорить — кто не ошибается! Да и не всякий свидетель говорит правду.
Учтиво поклонившись, он повернулся и уверенной походкой, не быстро и не медленно, пошел к дому. Марджери проводила его долгим взглядом, кусая губы и совсем забыв про корзинку с яйцами, которая болталась у нее на руке.
Наконец Даниэль воротился из Франквилля. Марджери, нетерпеливо поджидавшая его прихода, увлекла мужа за собой в дальний угол двора, где их никто не мог слышать. Едва открыв рот, чтобы громко выразить удивление по поводу такой встречи, он осекся и прикусил язык, оробев перед ее нахмуренным лицом и плотно сжатыми губами. Смешавшись под ее строгим взглядом, он вполголоса спросил:
— Что стряслось? Чего это ты?
— Приходил помощник шерифа с разными вопросами. Он всех опрашивает!
— Ну так это же его работа, что тут такого особенного? Только ты-то здесь при чем? Что такое ты могла ему рассказать?
От нее не ускользнул презрительный смысл его слов. Ладно, пускай! Это еще изменится, и притом очень скоро!
— Могла бы и сказать про то, о чем он спрашивал! — горько бросила она приглушенным голосом. — Про то, где ты был всю ночь на понедельник. Да вот только что бы я сказала? Разве я знаю? Я помню, что я подумала тогда, да только могу ли я теперь в это верить? Мужчина, который смылся из дома и всю ночь прошатался где-то в городе, отправился, может быть, вовсе не в постель к другой женщине; с таким же успехом он мог пристукнуть и сбросить в реку Болдуина Печа. По крайней мере, они именно так и считают. А мне как прикажешь думать? Куда уж дальше, если ты удрал от меня, чтобы провести ночь с той женщиной, пока ее мужа нет дома! Да, да! Я все отлично видела! Ты вспомни, как она при мне с тобой уговаривалась: глазками подмигивала и головкой кивала — потаскуха бесстыжая! Мой муж, дескать, уедет, его несколько дней не будет дома! Но откуда мне знать, что ты ходил к ней, а не куда-нибудь еще?
Даниэль остолбенел от страха. Весь бледный, он выпученными глазами уставился на нее, схватившись за ее руку, как за спасительный якорь.
— Господи спаси и помилуй! Не может быть, что они так думают! Неужели ты могла в это поверить? Ты же знаешь меня…
— Совсем я тебя не знаю! Ты не обращаешь на меня внимания, ты для меня чужой человек, ты где-то шляешься по ночам, оставив меня одну в слезах, а тебе и горя мало!
— Господи, — залепетал Даниэль лихорадочным шепотом. — Что же мне делать? И ты ему так и сказала? Ты сказала, что меня не было дома… целую ночь!
— Нет, я так не сделала. Я — хорошая жена, хотя ты — плохой муж. Я сказала ему, что ты был со мной, что ты ни на миг от меня не отходил.
Даниэль тяжело перевел дух, уставясь на нее с дурацкой улыбкой; он пожимал ей руку, бормоча на радостях бестолковые слова благодарности и восхищения, но Марджери, как хороший фехтовальщик, точно рассчитала момент и нанесла безжалостный удар, от которого улыбка сбежала с его лица.
— Но он знает, что это неправда.
— Ты что? — сраженный ее словами, Даниэль совсем перетрусил. — Да как же так! Ведь ты же сказала ему, что я был с тобой…
— Сказала. Ради тебя я лжесвидетельствовала, и, оказывается, совершенно напрасно. Я, можно сказать, душу за тебя погубила, а он мне вдруг говорит, что есть свидетель, который видел, как ты ночью тайно выходил из дома, он даже час назвал, так что не думай, пожалуйста, что это была просто уловка! Свидетель есть. Им известно, что ты где-то бродил в ту ночь, когда убили этого человека.
— Я тут ни при чем, я ни сном ни духом, — жалобно простонал Даниэль. — Я сказал тебе правду…
— Ты мне сказал, что у тебя дела и меня они не касаются. А все вокруг знают, что ты не любил замочного мастера.
