Бен Элтон - Первая жертва
К чему клонит Камминг, Кингсли, разумеется, понимал. Ему это рассказали не просто так, но он не понимал, зачем им понадобился он.
— Но это ведь работа военной полиции.
— Само собой. Но лейбористы этого не потерпят; они вообще не доверяют полиции. Они сказали, что она и так себя скомпрометировала скоротечными выводами.
— Тогда ваш отдел…
— Ха! Лейбористы и профсоюзы не доверяют полиции, а нам они доверяют и того меньше. Мне сообщили, что, когда военный кабинет предложил, чтобы за расследование взялась СРС, Рамсей Макдональд просто рассмеялся. Конечно, я его понимаю; у нас и правда репутация непримиримых врагов революционеров. А самое смешное в том, что и консерваторы нам тоже не доверяют: они убеждены, что среди нас полно большевиков. Кто еще пойдет в шпионы? Нет, боюсь, ни полиция, ни СРС не подойдут. Нам нужна незаинтересованная сторона, человек надежный, проверенный и обладающий высокими моральными качествами, и к тому же блестящий детектив.
Слышать это было сколь лестно, столь и удивительно.
— Вы хотите сказать, что Бонар Лоу и Рамсей Макдональд обсуждали меня?
— О, инспектор, не нужно скромничать, вы превосходно знаете, что были лучшим сотрудником Скотленд-Ярда..
— Ну да, был, но…
— А эта ваша история насчет отказа от военной службы, хоть большинству она и не по душе, показала, что вы человек непоколебимых принципов. Если честно, вы идеально подходите для этого задания, вы просто созданы для него. В разговоре ваше имя всплыло довольно быстро. Из секретного протокола видно, что вашу кандидатуру предложил сам премьер-министр.
Кингсли скептически хмыкнул, но в душе ему было приятно.
— Ну-ну. Премьер-министр, говорите?
— Да, хотя, возможно, он просто хочет приписать себе заслугу. Знаете, он к этому склонен. Впрочем, как и все великие люди.
— Значит, я потребовался самому премьер-министру?
— Совершенно верно. Однако была одна проблема.
— Конечно, я ведь сидел в тюрьме.
— Именно. Предлагалось вас помиловать или хотя бы отсрочить исполнение наказания, однако, учитывая, что ваше преступление стало предметом широкого обсуждения и осуждения, это было едва ли возможно. Вполне понятно, что люди захотели бы узнать, почему вас освободили, а там и вся правда выплыла бы наружу. Нам нужны были ваши навыки и ваша репутация, но не вы сами.
— Поэтому мне пришлось умереть.
— Именно. На самом высоком уровне прошла встреча за закрытыми дверями, где политикам, так пристально следившим за вашим делом, было сделано предложение. Их спросили, примут ли они сделанные вами выводы, если удастся найти способ, при котором вы, некогда блестящий офицер полиции, доказавший свою высокую моральную стойкость, смогли бы анонимно провести расследование. Они на это пошли.
Кингсли даже забыл на миг про свои мытарства — ему было приятно это услышать.
— Весьма признателен.
— И поэтому нам поручили анонимно доставить вас сюда, и вот вы здесь. Мертвый, но живой настолько, чтобы оказать своей стране огромную услугу. Раскрыть это таинственное убийство, прежде чем оно станет причиной раздора, который положит конец хрупкому политическому равновесию.
Кингсли закурил сигарету. История выглядела невероятно, однако логика здесь была.
— Что ж, — заметил он, выдохнув густое облако табачного дыма, — полиция и разведка действительно безнадежно скомпрометированы.
— Безнадежно. Нам впору собрать вещи и отправиться по домам. Только вы можете сделать это, инспектор. Только вы можете помочь стране в этом деле.
Камминг был хитер, когда дело доходило до психологии, он видел, что самым слабым местом, возможно, единственным слабым местом в интеллектуальной броне Кингсли было его тщеславие.
— По логике действительно для этого лучше всего гожусь я.
— Значит, вы в игре?
— Я этого не сказал.
— Конечно, если вы думаете, что это расследование вам не по силам…
— Не стоит прибегать к таким очевидным хитростям, сэр Мэнсфилд. Я достаточно опытен и на такую простую уловку не попадусь.
Но все же Кингсли попался на эту уловку. Как он ни пытался это скрыть, его задело предположение о том, что, возможно, у него не хватит духу принять вызов. Камминг продолжал поигрывать ножичком.
— Я просто хочу сказать: я пойму, скажи вы, что этот орешек вам не расколоть. След ведь остыл.
— Мое решение никак не связано с тем, могу я раскрыть это дело или нет, — немного раздраженно ответил Кингсли. — Если кто его и может раскрыть, так это я. Поэтому, если бы я попытался его раскрыть и мне бы это не удалось, я бы понял, что это дело раскрыть нельзя, и в моем поражении не было бы ничего постыдного. Я просто хочу обдумать ваше предложение.
— Ну, тогда обдумывайте, но не забудьте — каждая минута промедления увеличивает вероятность того, что имеющиеся в наличии доказательства и свидетели провалятся в тартарары.
— Мне должны быть предоставлены полномочия вести допросы, особенно в зоне военных действий. Видимо, вы намерены выдать мне новые документы. Я стану полицейским?
Камминг понял, что Кингсли на крючке.
— Именно так: капитан Кристофер Марло из Королевской военной полиции.
— Предположим, что я действительно возьмусь за это дело… Что будет по его завершении?
— Вы со своими новыми документами покинете этот остров, инспектор. Навсегда. Мы намерены предложить вам Австралию. Там полно возможностей для энергичных людей, особенно теперь, когда они стольких потеряли во Франции и в Турции. Лишних вопросов там задавать не будут.
— А мои жена и сын?
— Инспектор, они в любом случае для вас потеряны. Живым бы вам из тюрьмы не выйти.
Кингсли не питал иллюзий насчет того, как высоко оценит его жизнь СРС, когда он выполнит поставленную перед ним задачу. Живой он мог доставить множество хлопот.
Камминг понял, о чем он думает.
— Секретная разведывательная служба Его Величества не занимается убийствами, инспектор.
— Миллионы людей гибнут. Что значит еще одна жизнь?
— Полагаю, мне придется попросить вас поверить мне на слово.
Кингсли наблюдал, как Камминг моет чашки. Возможно, лучше сейчас не раздумывать о будущем, а позаботиться о настоящем. Старая жизнь закончилась. Какая разница, что в ней было?
Кроме того, в Кингсли, разумеется, проснулся охотничий азарт.
Кингсли достал блокнот и ручку, которые приобрел на вокзале Виктория. Будучи прирожденным полицейским, устоять он не мог.
— Вы говорили об «обстоятельствах и показаниях свидетелей», которые заставили вас сомневаться.
Камминг улыбнулся. Полицейский с блокнотом в руках приступил к работе.
— Ну, первый вопрос, который нужно задать, это — что вообще этот великий герой делал в ЦЕНДе, и просто ли совпадение то, что Хопкинс находился в соседней комнате.
— ЦЕНД? — переспросил Кингсли.
— Аббревиатура Королевской медицинской службы сухопутных войск, означает «Центр для еще не диагностированных нервных пациентов».
— Вы шутите.
— Ничуть. Именно так эти места называются в армии. Военным не нравится термин «контузия», очень не нравится.
— И насколько же «нервным» был виконт Аберкромби?
— Ну, в этом-то все и дело. Никто не знает. Он пробыл в замке Бориваж всего неделю, прежде чем его застрелили.
— Он лежал в общей палате?
— К сожалению, нет. Несколько свидетелей нам бы не помешали, но, будучи знаменитостью и аристократом до кончиков пальцев, он находился в отдельной комнате.
— И считается, что этот рядовой Хопкинс вошел к нему и пристрелил его?
— Ну, выглядит все именно так. Видит бог, у парня был мотив, и позже его нашли с револьвером Аберкромби, но, как я уже говорил, никто не видел, как он это сделал.
— И откуда же взялись сомнения?
— Во-первых, Хопкинс клянется, что невиновен.
— В моей практике большинство убийц придерживаются такой тактики. Что еще?
— А еще у нас есть показания двух свидетелей, утверждающих, что перед тем, как Аберкромби обнаружили мертвым, в его комнате был кто-то еще.
— Кто?
— Офицер, больше ничего не известно. Он исчез, и больше его не видели.
— А этим свидетелям можно верить?
— Одному можно, а второму с трудом. Второй — рядовой, парень по фамилии Маккрун. Его тогда только что доставили в Бориваж, и он провел тот вечер с Хопкинсом, плел корзинки. Кажется, именно он первым забил тревогу и сообщил об аресте Хопкинса в его профсоюз.
— А кто-нибудь еще в центре возмутился, когда объявили, что Аберкромби погиб в бою?
— Нет, все произошло ночью, и о случившемся знали всего несколько человек из медперсонала. Они все военные врачи, подчиняются военному праву, и им было приказано молчать.
