Наталья Андреева - Мы поем глухим
— Один из моих друзей предположил, что наши с вами поздние встречи в Булонском лесу перерастут во что-то большее, барон приревновал и вскипел, чего с ним не случается вообще. Эрвин человек очень сдержанный. Хотя, возможно, всему виной выпитое в тот вечер шампанское, — тонко улыбнулся маркиз.
— Простите, не обо мне ли речь? — барон счел, что Александрин слишком много времени уделила новому гостю, и позволил себе вмешаться в разговор.
— Я просто уговариваю графиню поехать на бал в Оперу. Потому что быть в Париже и не быть в Опере — это неприлично, — мгновенно переменил тему маркиз.
— Вы правы, — кивнул Эрвин Редлих. — Балы в Опере — это нечто особенное. Туда едут лишь для того, чтобы на следующий день всем сказать: «Я был на балу, меня там чуть не задавили».
— Верно подмечено! — рассмеялся маркиз. — Если вы позволите барон, вашу удачную шутку я приберегу для салона графини де Боань.
— Можете даже выдать ее за свою, — улыбнулся барон. — Мадам, дело в том, что на балах в Опере ужасная давка. Но чем больше народу, тем сильнее это привлекает публику. В Оперу ездят не затем, чтобы танцевать, и не затем, чтобы послушать музыку. А затем, чтобы побыть в толпе, насладиться зрелищем, посмотреть, кто пришел, в чем пришел, а главное, с кем и зачем? Аристократы изучают буржуа, чтобы понять: в чем диковинность этого зверя? Буржуа охотятся на кокоток. Мещанки пытаются подражать аристократкам. Это мешанина из людей разных сословий, которых в маскарадных костюмах друг от друга не отличишь. Потому что приличнее всего ведут себя кокотки. Этим-то не надо флиртовать с мужчинами, а лишь только договориться о том, что будет после бала. А вот дамы благородного сословия дают волю своим животным инстинктам именно на балу. Простите, если я оскорбил ваш слух, но я человек прямой, — слегка поклонился Александре барон.
— Я там была и все видела, — улыбнулась она. — Мы с мужем какое-то время жили в Париже, сразу после нашей свадьбы.
— Тогда я и имел честь познакомиться с вами, — живо откликнулся маркиз.
— Я помню. Я с удовольствием поехала бы на бал в Оперу, если бы барон согласился меня туда сопровождать. — Александра просительно посмотрела на Эрвина Редлиха.
«И после этого она утверждает, что они не любовники! — с усмешкой подумал маркиз. — Кого она хочет обмануть?!»
— Почему бы нам туда не поехать? — пожал плечами барон. — Вам надо развлечься, а это хоть и скучно, но весьма полезно: побывать на балу в Опере. Там можно непринужденно пообщаться с кем угодно.
«Неужели это намек? — оторопела Александра. — Ведь он прекрасно знает, что Серж непременно бывает на этих балах! Еще бы он пропустил такое зрелище и такую возможность попытаться меня вернуть! Ведь мы можем там встретиться!»
Разумеется, барон Редлих такую возможность предполагал. Более того, он этого хотел. Как всякому врачу, ему необходимо было узнать: как проходит лечение? В какой стадии сейчас находится болезнь? И насколько больной близок к выздоровлению? Потому что от этого зависело, пора ли поговорить с Александрин о свадьбе или еще не пора?
Поэтому мысль маркиза показалась барону Редлиху удачной. Он решил не откладывать и поехать в Оперу буквально на следующий же день. Ведь сезон балов был в самом разгаре.
Александра долго выбирала платье. В конце концов она решила не изменять своему стилю и не добавлять ни буфов, ни воланов. И ограничиться скромной полумаской из черного бархата, а не прятать лицо и фигуру под вычурным домино с капюшоном. Если бы барон хотел, чтобы она пряталась, он не последовал бы совету маркиза де Р* отвезти Александрин на бал, где бывает весь Париж, независимо от званий и сословий. Да и от кого ей прятаться?
Эрвин, который заехал за ней около десяти часов вечера, был вообще без маскарадного костюма.
— Слава богу, мне сегодня нет необходимости надевать напудренный парик или еще какую-нибудь ужасную вещь, чалму или шутовской колпак, — сказал он. — Мужчина в маскарадном костюме на балу в Опере становится посмешищем. Все сразу начинают думать, что это ревнивый муж, выслеживающий свою жену. И у нее появляется верный шанс остаться незамеченной. Симпатии всех на стороне влюбленных, а не на стороне рогоносцев, — серьезно сказал барон. — Я вижу, вы готовы? Это платье вам идет, — удовлетворенно кивнул он. — Не изменяйте себе, Александрин, и вот увидите: скоро изменятся все остальные дамы.
— Идемте?
— Да, конечно.
У входа в Оперу было настоящее столпотворение, как и всегда в день открытого бала. Общественные балы были введены королевским указом в период рождественских праздников 30 декабря 1715 года, причем исключительно из-за скудости королевской казны. Никто даже предположить не мог последствий такого шага! Даже революция не смогла отменить бал в Опере, потому что танцы оказались для парижан святее самой свободы. Можно было сколько угодно это порицать и высмеивать, но количество желающих все равно не уменьшалось. Балы сразу же стали собирать огромные толпы народа, ведь открылись двери в святая святых французской элиты, в одно из излюбленных мест высшей аристократии! Публика на эти открытые балы приезжала самая разношерстная: от герцогинь до проституток. Даже монахи стремились вырваться из монастырей, чтобы хоть тайно, но поприсутствовать в Опере в сезон балов. Моралисты не советовали ходить туда истинным христианам и вообще утверждали, что эти балы поддерживают распущенность.
В самом деле, в эти дни в Опере было дозволено все. Где еще порядочная женщина могла так отлично повеселиться, не опасаясь последствий? Дать себя поцеловать, прижаться в тесноте к своему спутнику, а в давке позволить сделать его рукам все, что вздумается. У входа в Оперу все барьеры рушились, кому была охота, тот скрывал свое лицо под маской, но большинство предпочитало не прятать лиц. Таким поступком, как сходить в Оперу на бал, следовало гордиться. Хотя на первый, неискушенный взгляд лениво движущаяся по огромному залу толпа могла показаться унылой и скучной. Но самом же деле это было безудержное веселье, но веселье, ограниченное теснотой, и все страсти кипели внутри, а не снаружи.
какое-то время они с бароном не могли проехать: из дверей вытекал людской поток, смешиваясь с другим потоком, с теми, кто стремился войти. Экипажи, таким образом, подъезжали и уезжали один за одним, мешая друг другу.
— Вы так и не наденете маску? — спросила Александра, перед тем как выйти из кареты.
— Меня все равно узнают, — пожал плечами барон. — И потом: вы хотите, чтобы меня записали в ревнивцы? Я никогда не опущусь до того, чтобы следить за женщиной, которую подозреваю в измене.
— Что же вы в таком случае сделаете?
— Вы уже знаете: я ее уничтожу.
Александра не готова была обсуждать с ним судьбу мадемуазель Бокаж. Графиня жалела бедную девушку, которая стала очередной жертвой Сержа, как и сама Сашенька Иванцова, которая из-за него чуть было не погибла. Но такие чувства барону Редлиху недоступны. Его любовь сродни осажденной крепости: у нее очень толстые стены, а из бойниц выглядывают заряженные мортиры, так что даже страшно подступиться. И он никогда не позволит противнику поднять флаг на главной башне этой крепости, скорее взорвет саму крепость. С Дельфиной он поступил жестоко. Мог хотя бы оставить ей ее дом. Но Александра не считала себя вправе вмешиваться. То, что произошло между Эрвином Редлихом и Дельфиной Бокаж, касается только Эрвина Редлиха и Дельфины Бокаж.
— Прошу вас, — барон вышел из экипажа и подал ей руку.
Через какое-то время они смешались с толпой. Бал для Александры был не в диковинку, но только не такойбал! Действительно, публика была самая разношерстная — все, кто нашел деньги, чтобы купить входной билет. Об избранности не могло быть и речи. На них смотрели, ведь графиня была красавицей, а ее спутника многие узнавали.
— Я могу пригласить вас на танец? — шепнул ей на ухо барон.
Она молча кивнула и положила руку ему на плечо. Здесь не было никакого регламента и никаких условностей. Из оркестровой ямы звучала музыка, кто хотел танцевать — танцевал, кто не мог или не хотел — просто смотрел на танцующих.
Они с Эрвином еще никогда не были так близко. Толпа швырнула их друг другу, так что Александре пришлось вплотную прижаться к своему партнеру по танцу. Она невольно почувствовала волнение. В свое время Сережа приучил ее к чувственным наслаждениям, и теперь в самом расцвете своей молодости и красоты она вынуждена была вести унылую жизнь вдовы. Эрвин осторожно обнял ее и закрыл собой от толпы. Она почувствовала себя защищенной и уже в который раз была благодарна ему за все то, что он для нее делает.
Оба молчали. Александра радовалась, что на ней полумаска и по ее лицу невозможно прочитать всех ее чувств. На Эрвина она старалась не смотреть. Музыка почти не прерывалась, казалось, это один бесконечный вальс, написанный лишь для того, чтобы те, кто хотел побыть друг с другом, не пожалели денег за входной билет. Всем остальным оставалось только завидовать и обсуждать танцующих…
