Николай Свечин - Убийство церемониймейстера
Догадка надворного советника подтвердилась. Самого светлейшего князя Лыков в Гатчине не застал, но его помощник Козлянинов был на месте. Он сообщил, что Лерхе правда частый здесь гость. Он один из учредителей Общества правильной охоты и близко знаком со многими царскими егерями. В том числе и с братьями Цыферовыми. Ефим однажды даже спас Викентию Леонидовичу жизнь! В прошлом декабре тот ранил секача, а добить не смог – второй патрон заклинило. Кабан весом в двадцать пудов сошел с тропы и попер прямо на охотника. Быть беде, но стоящий соседним номером Цыферов успел свалить зверя в шаге от дипломата. Вот так дела!
Лыков стал расспрашивать егермейстера о братьях-близнецах, но тот был краток:
– Я уже сказал, что знал, вашему помощнику. Ну были такие. Уволились по весне. Что о них вспомнить? Хорошие работники, но очень жадные. Вымогали на чай. Я получал жалобы. Ну и вообще… звероватые они какие-то…
– Звероватые? Это что значит?
– Ну, кровь у убитого зверя сливали и пили. Охотники так делают, но мало кто. А эти… Ни с кем не сходились, и была в них какая-то жестокость…
Лыков вернулся в департамент и прошел в филерское отделение служительской команды. Начальник отделения вызвал по его приказу шестерых наружников. Сыщик разбил их на пары и велел наблюдать за всеми тремя подозреваемыми. Присутственное время заканчивалось, и он поспешил к Певческому мосту. Ему не терпелось еще раз переговорить с Лерхе.
Алексей встретил дипломата выходящим из здания министерства. Увидев прилипчивого сыщика, тот сразу сник.
– Что у вас опять?
– Викентий Леонидович, вы знали братьев Цыферовых, егерей из Императорской охоты?
– Каких еще Цыферовых?
– Я же сказал: егерей.
– Их там семьдесят человек! Всех не упомнишь.
– Но эти – близнецы. Такие запоминаются.
– Только не мне.
– Ефим спас вас в декабре от раненого секача. Неужели и это забыли?
– Какого секача, Лыков? Где вы наслушались этих глупостей?
– От егермейстера Козлянинова.
Лерхе осекся, потом сказал:
– Тут охотничья история, разве вы не поняли?
– Что я должен был понять? – удивился в свою очередь Лыков.
– Ну, все охотничьи истории – наполовину вранье!
– Ответьте прямо на мой вопрос: были ли вы знакомы с егерями Цыферовыми?
– С Иваном нет. Он псовый, а я не выношу собак. С Ефимом пару раз ходил на волков. От кабанов он меня не спасал! А чем, собственно говоря, вызван ваш к ним интерес? Егеря как егеря…
– Они участвовали в убийстве Петрова, лакея Дашевского. Скорее всего, они же резали и самого барина.
Лерхе застыл, нахмурился, потом спросил:
– Это точно вами установлено?
– Точнее некуда. Иван погиб в перестрелке с полицией, когда пытался сжечь труп лакея на костеобжигательном заводе.
– Та-а-к… Теперь я понимаю…
– Что вы понимаете, Викентий Леонидович? Скажите и мне.
– Все понимаю. Весь ваш замысел.
– И в чем же он состоит, по-вашему?
Лерхе выпятил тощую грудь и стал похож на задиристого петуха.
– Вам, Лыков, нужно отчитаться. Представить начальству виноватого и закрыть дело. И на роль этого виноватого вы с самого начала выбрали именно меня!
– Здрасте! А кто бегал за Дашевским с кулаками? У кого он отбил невесту? Чье место занял при Дворе? Это все тоже я придумал?
– Но…
– А теперь выясняется, что вы и с убийцами знакомы! Какой, к черту, мой замысел? Вы своею волею, семимильными шагами лезете, буквально рветесь в главные подозреваемые!
Лерхе позеленел от злости.
– Но вы же не верите ни одному моему слову! – рявкнул он так, что на них стали оборачиваться прохожие.
– Из вас эти слова клещами надо вытаскивать, – ответил Лыков, пытаясь сохранить ровный тон. – Фамилию вдовы так мне и не назвали!
– А в благородство вы тоже не верите?
– Нет, – ответил сыщик с сожалением.
– Но почему? Вот объясните: почему?
– Это общая черта всех, кто служит в полиции. А не только моя. Когда много лет постоянно копаешься в дерьме, поневоле изверишься в людях.
– Да ну вас к черту! – заявил в сердцах Лерхе. – Орденок сорвать хотите? И для того готовы сослать в каторгу невиновного? Валяйте!
Развернулся и ушел, выражая возмущение своей походкой. Лыков стоял и глядел ему вслед. А может, действительно благородство еще осталось в людях? Хорошо бы так. Хорошо бы ошибиться. Сыщик отметил две фигуры в сером, что направились за дипломатом, и вернулся на Фонтанку.
Он никак не предполагал, что ему придется сегодня в третий раз встретиться с Лерхе. Но через час появился один из филеров и сообщил, что дипломат вызвал домой курьера. На выходе филеры поймали парня и спросили, куда его послали. Оказалось, за билетом до Гельсингфорса! Один наружник остался под окнами квартиры, а второй побежал к начальству. Лыков чертыхнулся, взял дежурный экипаж и поехал на Финляндский вокзал.
Викентий Леонидович сидел в буфете первого класса и пил пиво. Увидев сыщика, он переменился в лице.
– Я арестован?
– Нет. Но я прошу вас вернуться домой. И никуда не убегать. Это самое неудачное, что вы могли придумать в вашем положении.
– Просите вернуться? А если я откажусь?
– Вот тогда я вас арестую.
– Без санкции судебного следователя?
– Оформлю ее завтра, задним числом.
– Но это произвол! – вскричал Лерхе.
– Конечно, произвол, – согласился Лыков. – Хотя так делается сплошь и рядом. Самому не хочется. Но вы меня к этому вынуждаете.
– Я вынуждаю вас к произволу?
– Нет, к переводу дознания в следствие. Вы один из подозреваемых, и я никак не могу отпустить вас. Утром следователь выпишет распоряжение. Не об аресте, а о неотлучке с места жительства, для всех троих. После этого вы свободный человек, только надо будет дважды в день отмечаться в своем полицейском участке. Но ждать утра вам придется в секретной камере внутренней тюрьмы Департамента полиции. И это занесут вам в формуляр. Запись такая: «Подвергнут однодневном аресту по подозрению в причастности к убийству». Вам оно надо? Лучше послушайтесь меня. Езжайте домой и ждите.
– Ждать? Чего? Тюрьмы, неправедного суда и каторги?
– Нет. Ждите, когда я найду настоящего заказчика убийства Дашевского. Если это не вы, вам нечего бояться.
Лерхе с тихим бешенством разглядывал сыщика, не зная, что ответить.
– Викентий Леонидович, – добавил тот. – Потерпите еще немного. Скоро все кончится.
Дипломат выругался, как извозчик, и пошел сдавать билет.
Утром следующего дня Лыков заявил Дурново:
– Агентурные способы дознания себя исчерпали. Необходимы новые действия, возможные только с санкции прокурора. А именно изъятие корреспонденции подозреваемых и обязательство о неотлучке.
– Что вам даст выемка бумаг? – скептично спросил директор. – Они же не дураки, давно все подчистили.
– Всякое случается, Петр Николаевич. И на старуху бывает проруха.
– Ну хорошо. Однако я не могу утвердить ваше ходатайство в отношении Арабаджева. Лерхе – да. Очень подозрителен! Желал смерти Дашевского, лишился через его происки и места при Дворе, и богатой невесты. Дуткин? Тоже да. За такой обман, что сотворил с ним покойный, любой захочет отомстить. А что у вас против Арабаджева? Только предубеждение!
– Он оголтелый, и, значит, тоже мог это сделать.
– Да будет вам! Нужны веские доказательства, а не метафизика. Арабаджев служит с нами по одному ведомству. Что я скажу министру? Что у Лыкова интуиция? И коллежский асессор – оголтелый?
– Смена вероисповедания магометанином – случай исключительный…
– Какая тут связь? – перебил подчиненного тайный советник.
– Связь прямая. Он готов на все ради карьеры. Даже на вероотступничество!
– Метафизика, снова метафизика! Отзывы начальства об Арабаджеве только благожелательные. Он успешно идет по карьерной лестнице безо всяких убийств! Зачем ему сходить с ровного пути? Нет, вы меня не убедили. Работайте пока с этим двумя, а его оставьте.
Лыков встал, вытянул руки по швам.
– Ваше превосходительство! Если санкции в отношении Арабаджева не будет, целесообразно отобрать у меня дознание. И передать его другому чиновнику.
– Это еще почему? – вскинулся Дурново. Глаза его метали молнии, но Лыков не обратил на это никакого внимания.
– Потому, – сказал он, – что иначе все зря. Сейчас я убежден на основе собранных сведений и размышлений, что подозревать следует всех троих. И Арабаджев для меня стоит в одном ряду с Лерхе и Дуткиным! Если вы не верите моим выводам, тогда замените меня. Вести дело под чужую диктовку, даже вашу, я не буду. Поймите меня правильно, ваше превосходительство. Это не амбиция, не каприз. Это, если угодно, технология дознания. Или я отвечаю за все, и мои требования выполняются в полном объеме. Тогда я готов нести ответственность за результат. Ошибусь – увольняйте меня по третьему пункту. Или найдите того, кто согласен действовать на ваших условиях. Найдите более гибкого.
