Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век
Дело не в численности армии, поняла я. Они сейчас заняты чем-то другим, что важнее техники или дальнобойности артиллерии.
А голос все звучал. До нас, на Калле Реаль, доносился даже еле слышный кашель кого-то в гулком зале Ассамблеи.
– Какой, спрошу я, будет смысл увидеть однажды нашу страну свободной, с ее собственным знаменем, летящем на фоне неба, лишь для того, чтобы увидеть нас на следующий день подданными другого государства, чей флаг будет суверенным в нашей стране? Какой будет смысл воспитывать наших молодых людей по части их прав и привилегий как свободных граждан, если завтра они станут подданными иностранного врага?.. Зачем тогда искать нового хозяина, если Звезды и Полосы не только оказали нам хорошее обращение, но принесли процветание, а также и все возраставшие политические свободы, включая независимость? Национальная свобода стоит сейчас перед нами как сияющий свет – та свобода, что много лет мигала лишь как свеча в отдаленной тьме. Мы должны быть готовы взять факел так, чтобы никакая хищная сила не смогла выбить его из наших рук!
Аплодисменты, как прибой. Японец крутит ручку приемника. Толпа в его заведении начинает требовать еще мороженого, все говорят одновременно.Остаться здесь навсегда, думала я, мягко ступая в чинелах по брусчатке. Стать кем-то еще. Поселиться вот за этой побеленной стеной. По вечерам из-за нее будут доноситься голоса продавцов бибинки и балута. Балут – это яйцо и утиный бульон одновременно, потому что варят яйцо с уже довольно оформившимся утенком, проколупываешь дырочку, выпиваешь бульон, заедаешь утенком. Это такая же национальная еда, как та самая бибинка. А она – это вам совсем не утенок, это толстый блин из рисовой муки, моя борьба с ним безнадежна, он всегда побеждает; печется в толстой сковороде с закрытой крышкой, забросанной углями, посыпается тертой кокосовой стружкой…
Буду питаться вот этим. Слушать, как по ночам американские лошади топают по брусчатке, тащат телеги припасов к складам, вот они, звуки ночи, – копыта, колеса, пьяные голоса американских моряков. Буду смотреть со стены Муралии баскетбольный матч Атенео де Манила. По воскресеньям на Лунете играет оркестр и летит морской бриз, девочки едят попкорн, ланцоне, жареные каштаны и яблоки. Потом буду читать рассказы о том, как капитана Куласа ловят всей страной, а с ним его друга Аседильо и всех прочих.
И буду пополнять, под стук колес и фырканье Матильды, свои запасы историй о том самом человеке, чей голос я только что слышала.
Студент университета подрабатывал тем, что писал в «Филиппин Геральд» заметки по истории. И написал однажды, что есть сведения, что адмирал Джордж Дьюи в дни морского боя за Манилу в мае 1898-го был со своим флагманом еще в Китайском море. Написал, напечатал, и тут его вызывают лично к Кесону, сидящему поздним вечером среди государственных бумаг за своим столом. «Пуньета! – говорит пресиденте. – Вы хотите изменить историю? Я сам участвовал в битве за Манильскую бухту и знаю, что Дьюи там был! Идите в класс и учитесь!» И, шепотом, еще раз: «Пуньета!»
– Хуан, а что это такое – пуньета?
– Ругательство, мадам. Как карамба, только плохое. Наш пресиденте – совсем испанец.
Так, итого ругательств у меня в запасе будет уже три. А еще надо повесить над столом это знаменитое высказывание нашего… да что это со мной – их президента: «По мне, пусть лучше Филиппины превратят в ад филиппинцы, чем в рай – американцы».А под дверью у меня была записка. И еще – до того, как я успела расцепить на записке скрепки, – раздался звонок.
– Амалия, я звонил вам в офис раза три. Вы можете спуститься на пять минут?
– Да, Айк…
А внизу, под звуки скрипок с эстрады, в самом тихом углу под зажженной лампой, я увидела какого-то странного и очень нового Айка. Что произошло? Да он как бы всем своим видом извиняется, если такое можно себе представить с человеком его мощной комплекции. И улыбается по-другому. Он какой-то подозрительно дружелюбный и добрый.
– Айк, что такое? Генерал хочет со мной поговорить?
Тут он покрутил головой:
– Вы его лучше не трогайте сейчас, дорогая Амалия. Он молодец, но не надо. Как ваше расследование?
– Если очень-очень честно, то та самая стадия, когда миллион фактов, ничего не понятно и хуже некуда. И надо набрать еще фактов.
– При малейшей необходимости зовите меня, все получите.
Да что творится? Отчего это по волшебству все изменилось? Кто еще вчера чуть не шарахался при одном моем виде и смотрел на меня строго и загадочно? Да он же сейчас говорит со мной абсолютно нормально.
– Амалия, нам сообщили кое-что из Токио. И это точно по вашей части. Вы слышали, что такое генро?
– Э…
– Сам только что услышал это слово впервые. Прошлая эпоха, двадцатые годы. Маршалы и адмиралы, герои прежних войн. С русскими, с корейцами. Ветераны, советники императора. Были самыми уважаемыми людьми в Японии. Пока, правда, не вымерли. Их сейчас уже осталось десятка полтора. Так вот, Амалия, есть такой Чусуке Идэ. И про него пришла шифрограмма. Я показал бы ее вам, но там все очень коротко, я так скажу.
– И?
– Нам сообщают, что адмирал Идэ уже несколько дней как в Маниле. Официально такого человека здесь нет, иммиграции о нем ничего не известно. Но он здесь. И он генро.12. Ведь иногда она должна и говорить
Сегодня я иду на бал.
Перед балом надо поспать или полежать с закрытыми шторами, но со мной происходит все то же, я не нахожу себе места, я мечусь по городу и боюсь остановиться.
Да я и не могу усидеть в отеле, потому что сегодня – великий день. И я еду на набережную увидеть их.
Когда они только что смотрели на нас с воздуха, делая разворот и почти срезая крышу «Манила-отеля», то, наверное, думали, что мы – громадная стая белых муравьев на газоне поля Уоллеса.
А здесь, внизу, гул, цветы, море белых панам и черных ленточек, узкие и широкие поля женских шляпок, плоские брезентовые шлемы констебулярии в оцеплении, Адмиральская пристань и под музыку приближающийся к ней катер.
Два белых пенных уса катера расходятся клином и качают эту штуку, от которой он только что отошел, – на боку надпись «China Clipper PAA». Это какой-то горбатый белый кит, горб держит мощное крыло с моторами – четырьмя! Кит покачивается, пришвартованный к какой-то барже. Нет, куда уж там японцам с их Накамурой в кабине маленького тупорылого разносчика газетных новостей, здесь – редкой красоты белая машина, все-таки больше яхта, чем аэроплан.
В городе праздник, президент провозгласил пятницу полувыходным, и тысячи пришли к пристани. От которой американская команда из шести человек отправилась прямо в Малаканьянский дворец.
Меня туда не звали, меня звали вечером в другое место, не хуже, и я оставалась в толпе, рассматривая это покачивающееся на волнах чудо.
Сюда входит четырнадцать пассажиров, они топают через крышу вниз по лесенке, но пока их нет, тут у нас еще испытательные полеты. Зато – целая тонна почты! Семь тысяч миль, Гонолулу, Уэйк, Мидуэй, Гуам. Шестьдесят чистых часов полета, то есть два с половиной дня, а рекорд быстрым кораблем – семнадцать дней, а Магеллану на это потребовалось девяносто дней. Но тут – невероятные прыжки через океан, по островам, каждый из которых должен иметь моредром, горючее, радио, погодную станцию, людей для обслуживания всего этого и отель для пассажиров.
Но они считают, что деньги потрачены не зря. Они – это еще и местные жители. Потому что скоро «филиппинские товары могут оказаться в витринах Пятой авеню в тот же день, как они оказываются в витринах на Эскольте. И не дойдет до следующих „с Новым годом“, как всего за две тысячи песо можно будет увидеть землю Звезд и Полос».
Какие филиппинские товары, кстати, где они? Это что – сахар, на экспорте которого в Америку пока что базируется местная экономика? Но сахару спешить не надо.
А особый объект моих интересов, японцы, совсем не радуются. Японская пресса заявляет (сообщает нам не без злорадства «Манила Трибьюн»), что «этот проект может рассматриваться в качестве военных приготовлений под маской гражданского предприятия. В коммерческом и промышленном плане нет оснований для продления американских воздушных путей до тихоокеанских островов. А так как маршрут близок к островам, подмандатным Японии, то мы должны серьезным образом задуматься над ним. При этом то, что разрешения на оборудование островов для перелетов были выданы военно-морскими силами, говорит, что обдумывается будущее этих аэропортов для военных целей. И особенно сейчас, когда вопросы разоружения флотов не решены…».
Но никому не интересно мнение японцев, и вот команда клипера во главе с капитаном Мьюзиком…
Капитан Мьюзик? Это что, американский ответ капитану Куласу? Все сошли с ума, и особенно я, потому что я иду на бал, одно из трех главных событий года. Первое – это бал Филиппинского клуба, второе – тот самый загадочный бал Кахирап (добыть мне туда приглашение оказалось непосильным делом даже для моих покровительниц во главе с Вики), а я иду на третий, он называется – Манкоммунидад. Уровнем не меньше.
