Элис Клэр - Лунный лик Фортуны
Савл обернулся, посмотрел на Жосса, и на какой-то миг улыбка смягчила его черты.
– Да, сэр. Я знаю, что так и будет.
Жосс почувствовал, как от мысли, что в него так верят, в его душе разгорается теплый огонек удовольствия.
И в этот огонек Савл подлил еще немного масла, сказав:
– Аббатиса тоже знает это.
Жосс спал десять часов и проснулся, чувствуя себя намного бодрее. Должно быть, во сне его мозг напряженно работал: проснувшись, он точно знал, что делать дальше.
После завтрака, приготовленного Савлом, Жосс спустился по тропинке туда, где были найдены две монахини. Сначала он постоял на одном месте, потом на другом, медленно обошел полный круг, внимательно изучая все, что было поблизости от этих мест. Затем, придя к определенному решению, Жосс начал очень тщательно осматривать рощицу рядом с тропинкой.
С тех пор, как выяснилось, что Милон, по крайней мере, два раза, а возможно, и больше, приходил по ночам в тихую долину, Жосс считал вполне вероятным: молодой человек должен был иметь укрытие. Возможно, не так много людей приходило сюда по ночам; скорее всего, думал Жосс, здесь вовсе никого не бывало. И все же вряд ли человек с недобрыми намерениями был настолько самонадеян, чтобы стоять на открытом месте.
Очень медленно Жосс прошел по тропинке, напряженно вглядываясь в каждый ярд. Его глаза искали малейшие признаки того, что здесь ступала чья-то нога. Ничего… Ничего! Раздосадованный и разочарованный, Жосс готов был вернуться, когда совсем рядом с тем местом, где низкий кустарник начинал густеть, он кое-что увидел.
Мне следовало поискать это раньше, подумал он. Молодой человек был сообразителен: он выбрал путь через гибкий кустарник. Но не настолько сообразителен, чтобы проверить, не оставил ли он следов.
Пробираясь через густую листву, Жосс отклонился в сторону, чтобы не задеть две маленькие, обломанные ветки – единственный знак того, что здесь прошел Милон. Возможно, их придется предъявить как доказательство его теории.
Когда молодой человек сошел с тропинки, он стал менее осторожным, и обнаружить его следы оказалось легче. Пройдя с пятнадцать шагов, Жосс вышел на крошечную полянку, окруженную кустарником. Низкая трава здесь была вытоптана, и кто-то соорудил простенькое укрытие из сломанных ветвей. Наверно, одно из своих ночных бодрствований Милон провел под дождем.
Какой-то предмет привлек взгляд Жосса. Что-то маленькое, почти спрятавшееся под опавшими листьями. Опустившись на колени, Жосс расчистил это место и увидел две створки устричной раковины, соединенные вместе. Приподняв верхнюю створку, он увидел под ней крошечную жемчужину.
Что-то подобное он видел и раньше. Порывшись в памяти, Жосс вдруг увидел свою старую няню, читающую молитву после женитьбы младшего брата Жосса. Она молилась за плодовитость четы и, когда закончила, вложила в устричную раковину одну жемчужинку. Это сработало. Первенец – сын невестки Жосса – пришел в мир одиннадцать месяцев спустя, а вскоре последовали две девочки и еще один мальчуган.
Те двое, молодожены, встречались здесь-часто, думал теперь Жосс. Пробираясь в темноте, рука об руку, они ложились на голую землю и занимались любовью. Кто из них принес сюда жемчужину? Милон, с нетерпением ожидавший ребенка, чтобы унаследовать состояние, на которое он надеялся, или Эланора, страстно влюбленная в своего молодого мужа и желающая угодить ему своей беременностью?
Как и с невесткой Жосса, амулет сработал.
Неожиданно Жосса охватила глубокая печаль. Он положил устричную раковину обратно в тайник. Над маленькой лесной полянкой витал дух тех двух юных влюбленных, и впервые Жосс почувствовал отчетливое неприятие того, что должен был сделать.
Но если мои доводы верны, Эланору убил Милон, напомнил он себе. И они оба были настолько алчными и завистливыми, что замыслили убийство Гунноры.
Твердо решив сочувствовать лишь тем, кто этого заслуживает, Жосс снова вышел на тропинку.
Он нашел спокойное место у пруда, в каких-нибудь пятидесяти шагах от обнаруженного им тайного укрытия, и сел на берег, чтобы подумать. Им владело стойкое убеждение, что Милон все еще где-то поблизости; он должен быть здесь, ведь у него срочное дело в аббатстве.
Как заключил Жосс, только одна вещь со всей определенностью связывала Милона с убийством Эланоры и, следовательно, Гунноры. И она – хотя Милон не мог знать об этом – лежала в полной безопасности в комнате аббатисы Элевайз. А где эта вещь могла находиться, по мнению Милона? Вне всякого сомнения, то был ужасный для него миг, когда он понял, что ее нет на теле жены. А в самом деле, почему ее там не было? – промелькнула у Жосса мысль. Он был уверен, что за день до смерти, когда он задавал Эланоре свои вопросы, она носила талисман под платьем. Почему же она сняла его той ночью? Аккуратно завернула вместе с обручальным кольцом, спрятала под матрас…
Впрочем, сейчас это не столь важно.
Итак, Милон обнаружил пропажу. Понял: Эланора оставила крест в монастыре. И, скорее всего, предположил, что она спрятала его в том единственном месте, которое монахиня может расценивать как личную территорию, – в своем спальном уголке.
Милон должен вернуться за ним! Конечно! И быстро, до того как кровать Эланоры будет отдана другой новенькой, которая может обнаружить то, что там спрятано. Будь я на его месте, я бы не мешкал ни минуты, подумал Жосс. Ведь крест раскрывает подлинную личность Элверы, и как только становится известно, что она – Эланора Арсийская, Милон сразу же оказывается вовлеченным во все это дело.
Жосс вспомнил о двух других крестах, принадлежавших Гунноре и Диллиан. Наверняка Милон каким-то образом заполучил крест Диллиан. Может быть, после смерти Диллиан крест остался у ее тети, тещи Милона? Похоже, что так, ведь эта женщина была единственной оставшейся в живых родственницей Диллиан, не считая Эланоры, у которой уже был ее собственный крест. Как бы то ни было, каким бы путем он ни заполучил его, Милон хорошо знал, что с ним делать. Оставить возле тела Гунноры, как будто его уронил убегающий в панике грабитель, и все это для того, чтобы те, кто найдет ее, подумали, что монахиня убита при ограблении.
Но они так не подумали. Потому что аббатиса Элевайз знала: этот крест не мог принадлежать Гунноре – и тогда, и сейчас крест девушки находился у аббатисы.
У Жосса начали путаться мысли. Мне нужно что-нибудь предпринять, решил он. Что-нибудь положительное и, хорошо бы, полезное, чтобы заполнить предстоящий день.
После недолгих раздумий он решил отправиться в Тонбридж. Может быть, задав несколько вопросов, он узнает что-нибудь о Милоне. Молодого человека, с его изысканным нарядом и бросающейся в глаза стрижкой, не так-то легко не заметить. Казалось маловероятным, что Милон рискнул остановиться в городе на постоялом дворе, но, с другой стороны, ему нужно что-то есть. А в Уилденском лесу что-то не видать заведений, торгующих снедью.
Поскачу в Тонбридж, подумал Жосс. Угощу себя хорошим обедом и несколькими кружками превосходного эля Матушки Энни.
А вечером, когда начнет темнеть, вернусь сюда и дождусь Милона.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В Тонбридже было полно народу. Жосс понял, что сегодня базарный день.
Вся торговая жизнь маленького городка сосредоточилась вокруг церкви. Подняв глаза, Жосс заметил, что в недалеком прошлом она была надстроена – явное свидетельство растущего благосостояния города. С трех сторон церковь окружали прилавки; создавалось впечатление, что их владельцы и продавцы прижались к стенам из песчаника, уповая на высшее покровительство. Слышались болтовня и смех, покупатели торговались с продавцами и сплетничали друг с другом; обменяться новостями было не менее важно, чем приобрести новые товары и домашнюю скотину.
Интересно, говорят ли здесь об убийствах в аббатстве? – подумал Жосс.
Конечно, говорят! Он ни минуты не сомневался в том, что эти преступления стали главной темой пересудов. А все, о чем говорилось здесь, с большой вероятностью будет повторено в более влиятельных лондонских кругах.
Пообещав себе, что он представит королю исчерпывающее объяснение, как только сможет это сделать, Жосс быстро зашагал через рынок
Во многих палатках продавалась местная продукция, включая домашний скот, который был выставлен поодаль. Было немало палаток ремесленников, где Жосс, если бы пожелал, мог купить себе новый пояс или красивую деревянную скамеечку для дойки. Вдобавок, по причине близости города к главному торговому пути из Гастингса и Уинчелси в Лондон, в нескольких палатках продавались более экзотические товары. Тончайшие ткани, пряности, сверкающие драгоценные изделия с бриллиантами, которые, Жосс был уверен, не пройдет и месяца, потеряют свой блеск.
Уловив какой-то острый аромат, тотчас перенесший его в Лангедок, Жосс решительно повернулся спиной к соблазнам базара, и, работая локтями, двинулся через толпу к мосту.
