Энн Перри - Предательство по любви
Мисс Лэттерли пожала плечами:
– А почему бы и нет? Может, он съязвил по этому поводу. Может, признался жене во всем именно в тот день. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, о чем они говорили наедине.
– А другие варианты у вас есть? – продолжал допытываться сыщик.
Вошел дворецкий и спросил, не нужно ли еще чего-нибудь. Рэтбоун задал тот же вопрос гостям и, получив отрицательный ответ, поблагодарил слугу и пожелал ему спокойной ночи.
Эстер вздохнула.
– Деньги? – предположила она, когда дверь за дворецким закрылась. – Может быть, миссис Карлайон задолжала или проигралась, а муж отказался уплатить ее долги. Может, кредиторы пригрозили ей публичным скандалом. Странно только… – Женщина замолчала и, нахмурившись поглядела на одного, а потом на другого своего собеседника. Где-то неподалеку лаял пес. За окнами было уже совсем темно. – Странно, почему Александра сказала, что сделала это из ревности к Луизе. Ревность – отвратительное чувство и не может ничем быть оправдано, разве не так? – Она снова повернулась к хозяину дома. – Закон усмотрит в этом смягчающее обстоятельство?
– Ни в коем случае, – угрюмо ответил тот. – Если ее сочтут виновной, то повесят – у судей тут даже сомнений не возникнет.
– Тогда что же мы сможем сделать? – У мисс Лэттерли было растерянное лицо, и Рэтбоун поразился, увидев в ее глазах ужас и щемящую жалость. И он, и Монк встречались с Александрой, говорили с ней, но для Эстер это было всего лишь имя, не больше.
– Что нам делать? – настойчиво повторила она.
– Не знаю, – ответил адвокат. – Если она не скажет нам всей правды, я не знаю, что мы можем для нее сделать.
– Так спросите ее! – настойчиво потребовала мисс Лэттерли. – Идите к ней, расскажите все, что вы уже узнали, заставьте признаться. У нее должны быть… – голос женщины сорвался, – …смягчающие обстоятельства.
– Ни в одном из ваших сегодняшних предположений их нет, – заметил Уильям. – В любом из описанных вами вариантов ее бы повесили.
– И что вы хотите? Прекратить борьбу? – огрызнулась Эстер.
– Мало ли чего я хочу! – фыркнул в ответ Монк. – Если я вмешиваюсь в чужие дела, то, поверьте, не из праздного любопытства.
– Я еще раз поговорю с ней, – объявил Оливер. – Спрошу ее, во всяком случае…
Когда он вошел в камеру, Александра вскинула голову. На секунду лицо ее озарилось надеждой, но лишь на секунду. Тут же вернулся страх.
– Мистер Рэтбоун? – Она с трудом сглотнула, словно что-то стискивало ей горло. – Что это значит?
Дверь закрылась, лязгнул засов – и наступила тишина. Юристу очень хотелось вести себя с ней мягко и вежливо, но времени на галантность не было.
– Буду с вами откровенен, миссис Карлайон, – начал он, глядя в ее голубые глаза. – Прежде я полагал, что вы взяли вину на себя, чтобы защитить свою дочь. Мистер Монк неопровержимо доказал, что вы сказали правду, сознавшись в убийстве мужа. Однако это случилось не потому, что он состоял в связи с Луизой Фэрнивел. Между ними ничего не было, и вы это знали.
Побледнев, Александра взглянула на адвоката. Рэтбоун чувствовал, что нанес ей болезненный удар, но она и не вздрогнула. Это была удивительная женщина, и он вновь ощутил, что просто обязан докопаться до истины. Почему, во имя всего святого, она пошла на такую бесполезную самоубийственную жестокость? Неужели воображала, что сможет остаться безнаказанной?
– Почему вы убили его, миссис Карлайон? – настойчиво спросил Оливер, наклонившись к ней. Снаружи шел дождь, камера погрузилась в полутьму, а воздух в ней пропитался влагой.
Заключенная не отвела глаз – она закрыла их, чтобы не видеть лица посетителя.
– Я вам уже сказала! – воскликнула она. – Я приревновала его к Луизе!
– Неправда!
– Правда!
– Вас повесят, – медленно проговорил Рэтбоун. Он видел, как женщина вздрогнула, но глаз она так и не открыла. – Если только мы не выясним настоящий мотив преступления, вас повесят, миссис Карлайон. Ради бога, скажите мне, почему вы это сделали.
Голос его стал тихим, умоляющим. Как пробиться сквозь ее броню? Удастся ли объяснить ей, какой ужас ждет ее? Оливеру захотелось схватить узницу за руки, встряхнуть, привести в чувство. Но это явилось бы таким вопиющим нарушением этикета, что дальнейший разговор с ней стал бы просто невозможен.
– Почему вы убили его? – в отчаянии твердил он. – Что бы вы ни сказали, хуже вы себе уже не сделаете.
– Я убила его потому, что он был в связи с Луизой, – безразлично повторила Александра. – Во всяком случае, я так думала.
И ни звука больше. Она отказалась что-либо добавить, равно как и взять хоть слово из своих показаний обратно.
С неохотой признав полное поражение, адвокат покинул камеру. Александра Карлайон осталась сидеть на койке – неподвижная, с пепельно-бледным лицом.
Дождь перешел в ливень, канавы наполнились водой, и прохожие, подняв воротники, спешили укрыться от водяных струй. Рэтбоун миновал мальчишку-газетчика, выкрикивающего последние новости. Что-то о недавнем финансовом скандале. Мальчишка с удовольствием бросал слова в лица идущим мимо людям:
– Скандал, скандал в Сити! Финансист скрывается вместе с деньгами! Тайное любовное гнездышко! Скандал в Сити!
Оливер ускорил шаг. На время газетчики забыли о миссис Карлайон и об убийстве генерала, но они еще вспомнят об этом, когда начнется суд и каждый продавец газет будет выкрикивать имя Александры с восторгом, страхом и ненавистью.
Да, с ненавистью. На людское милосердие можно не рассчитывать. Общество защищает себя от разрушения. Даже те, кто почувствует жалость, вынуждены будут молчать об этом. Меньше всего стоит ждать сочувствия от женщин, оказавшихся в том же положении, что и Александра. Если они терпят, то как посмела не стерпеть она?! А те мужчины, которые хоть раз в мыслях или на деле изменяли своим женам, содрогнутся, узнав, что некая преступная особа столь чудовищно отомстила супругу за его невинную, в сущности, шалость. А ведь генерал Карлайон не был даже уличен в супружеской измене!
Чем мог теперь помочь Рэтбоун? Александра полностью его обезоружила. Единственное, что она оставила ему, – это время. Но на что его тратить?
Навстречу шел знакомый юриста, однако тот был настолько погружен в раздумья, что заметил поклон, когда было уже поздно догонять и извиняться за бестактность. Тучи расступились. Солнце заиграло на мокрой мостовой.
Если Оливер явится в суд, имея на руках лишь то, что ему сейчас известно, он обречен на поражение. В этом нет ни малейших сомнений. Он весьма живо представлял неотвратимую трагедию: нарастающее чувство беспомощности по мере того, как обвинение легко сокрушает все его доводы, смешки среди публики, невозмутимо следящий за ходом процесса судья, толпа на галерее, жаждущая подробностей, присяжные – серьезные, солидные люди, подавленные и напуганные всей этой историей, сама Александра, бледная и ни на что не надеющаяся… И, наконец, приговор…
Впоследствии коллеги будут спрашивать, чего ради взялся он за это дело. Уж не утратил ли он чутье? Пострадает, конечно, и его репутация. Юнцы станут шушукаться и хихикать за его спиной…
Рэтбоун кликнул кеб и в скверном расположении духа покатил к себе в офис, уже почти решившись бросить дело Александры Карлайон, если она так и не скажет ему всей правды.
К концу пути он немного пришел в себя, расплатился с возницей и вошел в контору, где клерк доложил, что его ожидает мисс Лэттерли.
Что ж, тем лучше. Он расскажет ей в подробностях о своем разговоре с заключенной. Может быть, Певерелл Эрскин сумеет убедить миссис Карлайон открыть правду. Если же нет – значит, дело можно считать завершенным.
Эстер встала навстречу адвокату, и, увидев ее, он вдруг снова почувствовал, что сомневается.
– Вы ее видели? – Женщина даже не извинилась за вторжение, настолько ее волновала судьба Александры.
– Да, я только что из тюрьмы… – начал Оливер.
– О!.. – Его посетительница все поняла с полуслова. – Она так вам ничего и не сказала. – Несколько мгновений Эстер была растеряна и подавлена, но затем вскинула голову. Сочувствие к Рэтбоуну сменилось решимостью. – Стало быть, причина настолько важна, что для нее лучше умереть, чем открыть ее кому-либо. – Мисс Лэттерли содрогнулась. – Видимо, это что-то поистине ужасное и наверняка касающееся ее близких.
– Тогда, прошу вас, садитесь, – сказал адвокат и сам направился к столу.
Женщина устроилась напротив, заняв стул с прямой спинкой. Когда она забывала следить за собой, в ней просыпалась какая-то странная грация. Но Рэтбоун заставил себя сосредоточиться на деле миссис Карлайон.
– Или это нечто настолько отвратительное, что может только ухудшить ее положение, – продолжил он фразу собеседницы и тут же пожалел об этом. – Извините, – быстро добавил он. – Но, Эстер, будем честными до конца!
Мисс Лэттерли даже не заметила, что юрист назвал ее по имени.
