Елена Арсеньева - Ядовитая орхидея (Си Тайхоу (Цыси), Китай)
Тем временем в стране и так шла гражданская война. Образовалось Тайпинское государство, которое мечтало отъединиться от императорского Китая. Отягощенный заботами Сянфэн совершенно перестал обращать внимание на те вещи, которые творились в его дворце.
А между тем на его наложниц напал истинный мор! Ланьэр так увлеклась химией и особенно – изготовлением растительных ядов, что непрестанно пробовала новые и новые способы умерщвления на своих бывших приятельницах по Запретному двору. При этом коварная красавица была так ласкова и приветлива со всеми, что никому и в голову не могло прийти, что каждый персик, каждый цветок, каждый шелковый платок, принятые из ее рук, смертоносны. Некоторым, правда, казалось странным, почему Ланьэр все время носит перчатки. Она уверяла, что заботится о нежности и мягкости своей кожи, но на самом деле боялась отравиться своими же изделиями: ведь яд мог поразить и ее. Тем временем наложницы, а также евнухи, которые хоть чем-то не угодили Ланьэр, продолжали умирать, а искусство Ланьэр становилось все более отточенным и опасным.
Положение в стране стало настолько тяжелым, что император начал беспокоиться о своей жизни, о своей семье. Британцы, да и его собственный брат Кун, который пытался налаживать отношения с «проклятыми белыми дьяволами» и верил, что они сильнее «детей драконов», вполне могли подослать к Сянфэну наемных убийц. Во всем мире император безоговорочно верил теперь только трем людям: прежде всего сыну (однако тот был еще младенец, от него помощи никакой) и своей жене, императрице Цыциан. Третьей же особой, достойной его доверия, была Ланьэр. Сянфэн решил: если он погибнет, брат заберет царство у сына. Значит, должны быть назначены регентши. Конечно, это будут Цыциан… а также Ланьэр, как мать ребенка. А поскольку регентшей при сыне императора может быть только императрица, Ланьэр получила этот титул, не став женой Сянфэна.
Отныне ее звали Цыси, что означало – Западная императрица.
Императрица Цыси. Но не жена императора…
Это привело Ланьэр в исступление.
Конечно, ее новое имя красиво, но она должна быть единственной! Она ни с кем не желает делить власть над императором!
Казалось бы, она так набила руку на изготовлении хитрых ядов, что запросто могла бы избавиться от Цыциан. Однако в Поднебесной существовал старинный жестокий обычай: если Сын Неба называл императрицей не только жену, но и возвысившуюся наложницу (такие случаи бывали в истории), то в случае смерти императрицы наложница должна быть убита рукой самого Сына Неба и уложена в могилу госпожи. Ведь она считалась как бы тенью императрицы, а тень не может жить самостоятельно… Поэтому – хочешь не хочешь! – а Цыси приходилось даже беречь Цыциан. А та была такая ласковая, так привязалась к Тунчжи и Цыси, даже называла ее младшей сестрой.
«Ну какая жалость, что ты – жена моего императора! – иногда с тоской думала Цыси. – Какая жалость, что ты – преграда на пути моем и я ненавижу тебя! Я бы хотела любить тебя, как сестру!»
Любить Цыциан как сестру не получалось – слишком уж привязан к ней был Сянфэн.
Удивительно, конечно, как Цыси находила время для ненависти. Жизнь была такая тяжелая! Война шла по-прежнему, императору с небольшим двором пришлось бежать из столицы, чтобы не попасть в плен к британцам. Скрывались сначала в горах, потом решили на лодках переправиться под защиту армии Су Шуня, возглавлявшего императорские военные силы.
От перенесенных страданий, от унижений с императором что-то произошло. Он резко постарел. Буйные игры нефритового стержня в пещере наслаждений все меньше его занимали. Он с каждым днем все сильнее отдалялся от Цыси и привязывался к Цыциан. Часто они сидели вдвоем, а между ними всегда сидел Тунчжи, прижимаясь то к отцу, то к императрице…
Ревность дурманила разум Цыси. Ревность и зависть. Но вдруг сквозь их ядовитый дым прорвалась, подобно дуновению свежего ветерка, трезвая мысль: а ведь если она, Цыси, по какой-то причине умрет, императрица не будет убита! Она проживет долгую и счастливую жизнь. И ей будут принадлежать не только император, но и Тунчжи…
Цыси ушла на своих неперебинтованных, неизуродованных, хоть и маленьких, но крепких маньчжурских ногах далеко в горы и долго сидела на какой-то скале, подставив лицо ветру и солнцу и не заботясь о том, что ее нежная кожа обветрится. Потом огляделась. Не такие уж они бесплодные, эти камни! Кое-какая трава пробивается меж ними. Цыси еще немного погуляла, потом вернулась в небольшой дворец, где ютился теперь двор, и, подав на ночь императору целебный отвар (он мучился головными болями, от которых долго не мог заснуть), смиренно прикорнула на циновке у входа в государеву опочивальню, в которой лежали вместе Сянфэн, Цыциан и Тунчжи. Долго-долго Цыси не спалось, она принялась вспоминать стихи, которые знала. Однако любовные вирши не шли на ум – только вот это, которое случайно задержалось в памяти:
Орхидею нашел и склонился над ней,
Упоенный ее красотой.
Прихотлив тот, кто создал наш мир!
Прихотлив и умом изощрен.
Как хитер… как жесток…
Почему совместил он в созданье одном
Несравненную эту красу лепестков
И коварство, подобное яду змеи, —
Аромат, отравляющий тех,
Кто приблизит лицо свое к лику цветка?!
…Умер я, красотою твоей наслаждаясь.
Я умер…
Цыси знала, что с нынешней ночи эти стихи станут ее любимыми.
Утром отправились в путь, хотя голова у императора болела пуще прежнего, да еще и кружиться начала. Однако оставаться дольше в горном дворце было небезопасно – с часу на час здесь могли появиться британцы, проклятые белые дьяволы…
Добрались до реки, разместились в заранее приготовленных лодках, отчалили. Цыси сидела в отдельной лодке с другими служанками.
Императрица – с ее сыном и императором, а она со служанками!
Когда были уже посередине реки, Цыси вдруг ахнула и опрокинулась на спину.
– Западная императрица Цы умирает! – загомонили служанки.
Тунчжи услышал это и принялся громко плакать. Сянфэн приказал направить его лодку к лодке Цыси. И увидел, что она лежит недвижимо, что она смертельно бледна… Тунжи рыдал все громче. Встревоженный император поднялся и начал перебираться из своей лодки в лодку Цыси. Но вдруг голова у него так закружилась, что он покачнулся – и упал в воду. Тяжелые шелковые одежды мигом набрякли водой и потянули его в глубину.
– Водный Дракон забрал Сына Неба!
Спасать тех, кто угоден Водному Дракону, – грех… И как там в стихах:
Желтый император
Взял жизненную силу
Всех своих наложниц.
И, обретя бессмертие,
Умчался на небеса
На желтом драконе.
Вот уж нет! Умчаться-то он умчался, а вот насчет жизненной силы… Не он, а одна из наложниц Желтого императора взяла его силу! Опоила его ядовитым зельем и рассчитала гибель государя, как великий математик и астроном древности Го Шоуцзин рассчитал свой «Шоуши ли», что значит «Календарь, дающий время»…
После гибели Сянфэна было достигнуто перемирие с британцами. Его брат Кун принес клятву верности наследнику Тунчжи и мечтал сделаться регентом, однако место было уже занято двумя регентшами. Правда, скоро осталась только одна. Вторая умерла. Но нет, отнюдь не Цыси, которая едва не покинула сей мир во время переправы через реку.
Цыси на диво быстро выздоровела и, поплакав положенное время по императору, посвятила себя сыну – и делам государства. Никто не удивлялся, что Западная императрица сама дает советы советникам. Она была умна и хитра, к тому же постепенно укоренилось мнение, будто у нее настолько дурной глаз, что спорить с ней опасно. Можно с жизнью проститься!
Поэтому никто не спорил.
А вот Цыциан, видимо, не смогла пережить смерти мужа. Она чахла со дня на день, и как-то утром ее нашли мертвой. Странная болезнь очень быстро свела ее в могилу. Коварная, всегда улыбающаяся Цыси, конечно, могла бы кое-что сказать о причинах ее болезни, но предпочитала молчать.
С этого времени Цыси официально получила титул Великой императрицы и стала зваться Цыси Тайхоу – Вдовствующая императрица Цыси. И традиционным кличем «Ваньсуй!» (что означало пожелание десяти тысяч лет жизни) приветствовали теперь ее!
Итак, она получила то, что хотела.
Конечно, Цыси понимала, что безграничная власть ее – лишь до поры до времени, пока не повзрослеет сын, однако пользовалась ею как могла.
Некоторые обычаи, которые она ввела, казались добрым людям попранием всех основ. Мужчина может позволить себе многое, но женщина… даже если она императрица… Сначала слухам о распутстве Цыси не верили, потом кое-где поднялся ропот. Однако Цыси ловко умела выворачиваться из самых трудных ситуаций. И когда осмелевший от военных успехов полководец Су Шунь начал упрекать императрицу в безнравственном поведении, она просто-напросто прочла ему старинные стихи:
