Жан-Мишель Тибо - Последнее пророчество
– Завтра же займусь вопросом о смещении с должности нынешнего президента банка Ватикана, – пробормотал он.
Перед глазами Иоанна Павла I возникла картина: монсеньор Марцинкус передает чемоданы с миллионами долларов секретным организациям и мафии, орудующим во благо Сатаны. Этот человек был ему отвратителен. При виде Марцинкуса папу начинало подташнивать. Более того – он начинал сомневаться в святости своих предшественников…
«Мы живем во лжи…»
Он не был до конца уверен в необходимости перемен, которые намеревался воплотить в жизнь. Он рос, впитывая мудрые речи наставников в семинариях городов Фельтре и Беллуно, затем получил степень доктора богословия в римском Григорианском университете. Но со временем его догматическая броня дала трещины. Сегодня же она разлетелась на куски.
Он собрал свои записи, намереваясь перечитать их перед сном. Потом открыл средний ящик своего стола. Три роговых крестика, маленький молитвенник, фотография родителей, подвеска, содержащая мощи святого Ионана Крестителя… И черный блокнот, украшенный изображением серебряной чаши.
При виде блокнота ему стало плохо.
Он перекрестился, взял блокнот и открыл его.
Первая страница была исписана чужим почерком. Он принялся перечитывать ее в сотый, а может, и в двухсотый раз.
«Я смотрел, как он открыл шестую печать; и затряслась земля, солнце стало черным, как волосяной мешок, полная луна стала кровавой, а звезды небесные упали на землю – так фиговое дерево, сотрясаемое жестоким ветром, сбрасывает свои незрелые плоды. Небо отступило, закручиваясь, словно монета, и все горы и острова сдвинулись с места. Земные цари, вельможи, военачальники, богачи, власть имущие, все рабы и свободные люди укрылись среди скал и в пещерах. И говорили они скалам и горам: падите на нас, спрячьте нас от того, кто сидит на троне, укройте от гнева Агнца, потому что настал великий день его гнева, и кто может пережить его?
И увидел я, как из моря восстало чудище с десятью рогами и семью головами, и на рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные. И вся земля позади чудища радовалась.
Потом я увидел, как идут, увенчанные огнем, Сын Человеческий и Сыновья Сына Человеческого. И они показали нам луч жизни, который истекал из престола Божьего и из уст Агнца».
Это была ничтожная часть неизвестной версии Апокалипсиса. Папа ничего не знал о ее происхождении, поскольку блокнот этот он получил от секретаря папы Павла VI без всяких объяснений. Этот странный текст служил преамбулой серии текстов на английском и латыни, содержащих положения генетики и квантовой физики. Из двух абзацев следовало, что Имя Божие записано в наших генах. Последний абзац буквально загипнотизировал папу. Он всматривался в последние строки.
Это было выше его понимания. Папа не слишком интересовался науками, и тем не менее осознавал важность этих записей. Он показал их человеку, которому доверял, – доктору Да Росу, породив тем самым дискуссию о физическом существовании Бога с учетом положений генетики и углубленного анализа исправленных и восстановленных древних рукописей христианских и еврейских авторов, а также авторов-агностиков. Он рассчитывал создать комиссию из специалистов по санскриту, персидскому и древнеегипетскому языкам, чтобы обобщить свойственное всем религиям. Доктор высказал предположение, что существуют некие дополнительные ключи, которые помогут исследователям приблизиться к разгадке секрета жизни и существования Бога в самой сути человеческого естества, однако высказал он и определенные сомнения: «В первую очередь нам следует воссоздать структуру генома человека, на что уйдет по меньшей мере двадцать лет. Вы – духовный и светский пастырь этого мира, поэтому именно вам надлежит инициировать эти исследования».
Иоанн Павел содрогался при мысли, что ему следовало бы стать основоположником науки, которая его ужасала. Он еще не оправился от рождения двадцать пятого июля Луизы Джой Браун – первого ребенка, зачатого вне материнского чрева.
Он прервал чтение и решил, что лучше будет вернуться к первоначальному плану на вечер: устроиться поудобнее в постели и поработать над правительственной реформой Ватикана. Сестра Винченца, его ненавидимая курией помощница (ходили слухи, что она готовит получивший одобрение папы проект закона, позволяющего рукополагать женщин), прервала ход его мыслей – она вошла, намереваясь привести комнату в порядок. Он обернулся к ней. Сестра Винченца была, по обыкновению, бледна и взволнованна.
– Через три дня я начну все менять, – сказал он ей, похлопав ладонью по своим бумагам. – Мы спасем Церковь.
– Поберегите себя, ваше святейшество, – прошептала она, склоняя голову, чтобы получить его благословение.
Огни города Святого Петра погасли или готовы были погаснуть, и большая часть мужчин и женщин, посвятивших свои жизни служению папе, уже помолились и заснули. Солдаты швейцарской гвардии не обращали внимания на последних служителей церкви, торопившихся вернуться в свои комнаты или кельи. Почти ничто не нарушало тишину, царившую над Ватиканом, и в небе не было ни единого облачка, способного скрыть вселяющий надежду свет звезд.
Рим казался таким далеким… Его тяжелое механическое дыхание почти не достигало ушей мраморных статуй, застывших апостолов, распятых спасителей и скорбных дев, населявших сердце христианского мира. Великодушный Господь оберегал эту территорию, насчитывавшую почти сорок четыре гектара. И он мог бы в это самое мгновение низвергнуть в ад врагов, готовившихся совершить самое страшное прегрешение, но он позволил темным силам исполнить свой замысел.
Позволил и на этот раз.
Четверо мужчин провели несколько послеполуденных часов в ожидании, будучи запертыми в кабинете монсеньора Марцинкуса, президента банка Ватикана, известного под названием «Институт по делам религии». Они регулярно встречались в разных местах, в условленный день вызывая поодиночке секретных агентов своей организации, словно гигантский спрут обвившей мир своими щупальцами: Альваро Мупос из «Легиона Христа», Йозеф Мазевский – агент, осуществлявший связь между Конгрегацией Доктрины Веры, Конгрегацией по делам духовенства, Конгрегацией по делам Восточных Церквей, Конгрегацией по делам епископов, Конгрегацией евангелизации народов и Конгрегацией по делам институтов посвященной жизни и обществ апостольской жизни, и Дом Альвар из «Opus Dei».
Эти четверо уготовили Церкви иное будущее. Они считали свои войска: 270 000 прихожан, 135 000 монахов, 30 000 дьяконов, 780 000 монахинь, 50 000 монахинь-затворниц, 185 000 легионеров Христа и 100 000 солдат «Opus Dei». Группы гражданских лиц и монахов, не учтенных официально, дополняли силу, которую можно было бы сравнить с советским КГБ времен его расцвета.
А еще эти четверо считали свои деньги. В их распоряжении находились колоссальные средства. При посредстве ложи Р2[6]они инвестировали 600 миллионов долларов в банк Амброзиано, а кроме этого имели в распоряжении сумму, превышающую миллиард долларов, которая была распределена по секретным кассам орденов и мафии.
Один из крестных отцов был среди них. Единственный штатский из четверых, он обеспокоенно смотрел на темную массу зданий Ватикана. За свою жизнь он приговорил к смерти десятки людей, вымогал деньги самыми мерзкими способами, распространял наркотики в Италии, заставлял заниматься проституцией детей, отнимал у людей собственность, организовывал политические убийства; начиная с шестнадцати лет он убивал собственными руками, чтобы показать свою силу и добиться уважения членов клана. Не лучше чувствовал он себя и в тот день, когда шел по прямой улице Примирения, намереваясь отметить подписание конкордата между папой Пием XI и Бенито Муссолини. Он опасался не охранников, которые даже не шелохнулись, когда они проходили мимо. Он трепетал при мысли о невидимых силах, таящихся в душах изваяний – ангелов, святых и Господа, чье присутствие он ощущал всем своим естеством. Его воспитали в суевериях и жестокости. Он завидовал хладнокровию троих своих сообщников-кардиналов. Французский кардинал снова и снова твердил ему: «Правда на нашей стороне, мы действуем во благо Церкви, и мы заранее прощаем вам деяние, которое следует совершить. Вы получите благословение будущего папы».
Но этого было мало.
Он позаботился о том, чтобы защитить себя. Медальон с изображением Богородицы, ранее принадлежавший матери, обжигал ему грудь. Кусочка просфоры святого Антония и склянки со святой водой из пещеры во французской деревушке Лурдес, помещенных в маленький кожаный мешочек, который он носил на груди, оказалось недостаточно, чтобы усыпить совесть. Испанский кардинал заставил его переодеться в монашеское одеяние. Соприкосновение этой одежды с телом только усиливало чувство тревоги. Он пребывал в окружении строений, буквально пропитанных верой, – резиденции губернатора и архипресвитера, здания Тевтонского колледжа, Дворца инквизиции, колокольни базилики Святого Иоанна, Башни ветров,[7] чьи камни служили неиссякаемым источником упреков. Ничего в этих молчаливых стенах, в которых были заключены души мертвых и тяжкие тайны, не изменится. Не изменится никогда.
![Брайен Фрил - Праздник урожая [=Танцы на праздник урожая]](/uploads/posts/books/271489/271489.jpg)
