Дэвид Лисс - Заговор бумаг
Я заставил себя сохранять бесстрастность.
— Мой отец погиб в результате несчастного случая. — Бальфур знал о моей семье больше, чем мне было известно о его, что давало ему преимущество, поэтому я начал издалека, хотя мне пришлось себя сдерживать. — И если вы простите мою бесцеремонность, судя по газетам, смерть вашего отца наступила не вследствие убийства.
Бальфур поднял руку, словно предположение о самоубийстве можно было отогнать этим жестом.
— Мне известно, что писали газеты, — резко сказал он, брызжа слюной, — мне также известно заключение коронера, но поверьте, здесь что-то не так. Когда мой отец умер, открылось, что он обанкротился, хотя за несколько недель до этого он сам говорил мне, что получил огромные барыши на колебании цен, вызванном соперничеством между Банком Англии и «Компанией южных морей». Мне претила мысль, что он занимался куплей-продажей акций подобно, как бы это сказать, подобно людям вашего круга, Уивер, но он считал, что для человека с головой на плечах это занятие открывает огромные возможности. Поэтому как так случилось, что его финансы были настолько, — он замялся, подбирая подходящее выражение, — расстроены? По-вашему, это простое совпадение, что оба наших отца, люди с обширными связями, внезапно умирают при загадочных обстоятельствах с разницей в один день и обнаруживается, что финансовые дела моего отца в полном беспорядке?
Когда Бальфур говорил, на его лице отражалась целая буря эмоций: презрение, отвращение, неловкость и даже, как мне показалось, стыд. Я счел довольно странным, что человек, говоря о столь ужасном преступлении, не испытывал возмущения.
Однако его слова вызвали во мне волнение, которое я пытался преодолеть, размышляя над стоящими передо мной фактами.
— То, что вы мне рассказываете, никоим образом не свидетельствует об убийстве, — сказал я после некоторой паузы. — Я не вижу, как вы пришли к подобному заключению,
— Моего отца убили, а затем инсценировали самоубийство с тем, чтобы злодей или злодеи могли безнаказанно завладеть его деньгами, — сказал он таким тоном, словно открыл новый закон натурфилософии.
— Вы полагаете, его ограбили, а потом убили, чтобы скрыть ограбление?
— По сути, да, сударь. Именно так я считаю. Какой-то миг лицо Бальфура выражало апатичное удовлетворение. Потом он жадно посмотрел на опустевший стакан. Я тотчас наполнил его вином.
Я ходил взад и вперед по комнате, несмотря па ноющую боль в ноге из-за старой раны. Эта рана предрешила конец моей бойцовской карьеры.
— Какая связь между этими смертями в таком случае, сударь? Финансовое положение моего отца в полном порядке.
— А если что-то пропало? Вы даже этого не знаете, сударь.
Я действительно этого не знал, поэтому не стал отвечать на вопрос, который счел дерзким.
— В ваших интересах, чтобы я был с вами прям. Ваш отец умирает при страшных обстоятельствах и не оставляет никакого наследства, Вы выросли в ожидании богатства и привилегий, нисколько не сомневаясь, что будете вести беззаботную жизнь джентльмена. Теперь ваши мечты рухнули, и вы ищете способы доказать, что это не так.
Бальфур побагровел. Я подозреваю, он не привык, чтобы ему бросали вызов, тем более люди, подобные моей особе.
— Меня возмутили ваши слова, Уивер. Возможно, моя семья испытывает в данный момент трудности, но вам следует помнить, что я — джентльмен по рождению.
— Так же как и я, — сказал я, прямо смотря в его покрасневшие глаза.
Это был жестокий удар. Его род, как он прекрасно знал, не принадлежал к аристократии. Неопределенный титул «джентльмена» Он получил благодаря отцовским успехам на поприще табачной торговли, а не в силу родословной. Я вспомнил, что старый Бальфур наделал шуму среди авторитетных табачных коммерсантов тем, что пошел на конфликт с грузчиками. По сложившейся традиции докерам в порту платили скудное жалованье, и они извлекали дополнительный доход, потихоньку « перераспределяя» товар, который грузили. В отношении судов, перевозивших табак, процесс назывался «выуживанием». Докеры запускали руки в тюки, набирали табака сколько умещалось и потом перепродавали его. Это было что-то вроде санкционированного воровства. Купцам было давным-давно известно, что докеры крадут товар, несмотря на все предпринимаемые меры, поэтому они урезали жалованье и делали вид, что ничего не замечают.
Старый Балъфур, однако, сделал ложный шаг, наняв людей, которые следили за тем, чтобы докеры не воровали товар, и при этом отказался повысить жалованье. Докеры были в ярости. Они вскрыли несколько тюков с табаком и открыто растащили их содержимое. Старый Бальфур сдался, лишь когда собратья-купцы убедили его, что подобные меры могут привести к бунту и развалу всей отрасли.
То, что сын этого купца утверждал, будто он из благородной семьи, было абсурдно. Он не происходил даже из старой купеческой семьи. И поскольку в те времена, как, собственно, и ныне, существовало чисто английское отношение к богатому купечеству, было странно, что человек подобного происхождения утверждает, что он джентльмен. Моя реплика, что мы равны по происхождению, поставила его на место. Он заморгал, словно пытался отделаться от наваждения, раздраженно передернул плечами и успокоился.
— Я думаю, убийцы моего отца не случайно сделали так, чтобы его смерть выглядела как самоубийство, и теперь все стыдятся это обсуждать. Но я не стыжусь. Вы думаете, у меня за душой нет и пенни и я пришел к вам просить о помощи, как нищий. Но вы ничего обо мне не знаете. Я заплачу вам двадцать фунтов в неделю, чтобы вы расследовали это дело. — Он сделал паузу, чтобы я мог оценить, насколько велика предложенная сумма. — Я плачу за то, что вы раскроете правду об убийстве вашего собственного отца, но пусть это останется на вашей совести, я вам не судья.
Я всматривался в его лицо, ожидая увидеть — сам не знаю что, — может быть, неискренность, сомнения, страх. Я увидел лишь упрямую решимость. У меня не было больше сомнений, что он тот, за кого себя выдавал. Он был неприятным человеком, я понимал, что он мне чрезвычайно антипатичен, и был уверен, что он не испытывает симпатии ко мне, но я не мог отрицать, что его слова о смерти моего отца меня заинтересовали.
— Мистер Бальфур, кто-нибудь видел то, что вы называете инсценировкой самоубийства?
Он всплеснул руками, показывая, насколько глуп мой вопрос:
— Я понятия не имею, что думают другие.
— Вы слышали какие-нибудь разговоры, сударь? — продолжал я.
Он посмотрел на меня с изумлением, будто я говорил по-китайски:
— Какие разговоры? Вы полагаете, я могу иметь дело с людьми, которые обсуждают подобные вещи?
— Тогда я в замешательстве, — вздохнул я. — Как я могу найти преступника, если нет ни свидетелей, ни следов? Что именно вы хотите, чтобы я расследовал?
— Я ничего не знаю о вашей профессии, Уивер. Вы производите па меня впечатление бестолкового человека. Вам удавалось раньше отдавать людей правосудию. Как вы это делали, не знаю. Сделайте это сейчас.
Я улыбнулся вежливо, по, признаюсь, снисходительно:
— Да, сударь, мне приходилось отдавать людей правосудию — в тех случаях, когда личность злодея была установлена и мне вменялось найти его. Или же бывало так, что преступник оставался неизвестен, но свидетели докладывали об особых приметах — скажем, шрам над правым глазом и отсутствующий большой палец. Имея такие сведения, я могу задавать вопросы людям, которые, возможно, знают этого человека, и таким образом выяснить его имя, привычки и в конечном итоге место его нахождения. Если отталкиваться от вашего предположения, что делать на втором этапе? Где те люди, которым я мог бы задать вопросы?
— Я поражен вашими методами, Уивер. — Он сделал паузу, возможно, чтобы побороть свою неприязнь. — Я ничего не могу сказать вам ни по поводу второго этапа, ни по поводу жуликов, с которыми вам следует говорить относительно убийства моего отца. Это ваше дело. Но полагаю, вы сочтете дело достаточно интересным, чтобы получить от меня двадцать фунтов. Какое-то время я молчал. Мне чрезвычайно хотелось выпроводить этого человека, поскольку я давно старался всеми силами избегать каких-либо контактов со своей семьей. Двадцать фунтов были для меня немалыми деньгами, и я боялся страшного часа расплаты, но тем не менее понимал, что нуждаюсь в каком-то внешнем толчке, который заставил бы меня пойти на возобновление отношений с теми, кем я столь долго пренебрегал. Было еще кое-что. Тогда я еще не мог объяснить почему, но меня манила перспектива заняться столь трудным делом. Я понял, что Бальфур, несмотря на всю резкость своих высказываний, прав. Если совершено преступление, логично предположить, что оно может быть раскрыто. Мне также нравилось думать, как успех в раскрытии подобного дела мог бы отразиться на моей репутации.
— Я жду другого посетителя в скором времени, — наконец промолвил я. — И я очень занят. — Он начал говорить, но я перебил его: — Я займусь этим делом, мистер Бальфур. Как иначе? Но у меня нет времени, чтобы заняться этим делом прямо сейчас. Если вашего отца убили, на это должны быть причины. Если это связано с кражей, нам необходимо знать подробности кражи. Я хочу, чтобы вы узнали как можно больше о его делах. Поговорите с его друзьями, родственниками, служащими, с кем-то еще, у кого, как вы думаете, есть такие же подозрения. Скажите, где я могу вас найти, и через несколько дней я к вам зайду.
