Борис Акунин - Ф. М. Том 1
Современная медицина движется вперед семимильными шагами. Особенно необязательная, существующая не для спасения жизни и здоровья, а для удовлетворения причуд и прихотей. Глядя на Никину секретаршу, никто бы не поверил, что еще пару лет назад она была молодым мужчиной и звалась Валентином. Лицо, фигура, голос, жесты — изменилось всё. Разве что размер ноги остался прежним, но у нынешних барышень сорок второй не такая уж редкость.
Новоиспеченная Валя законным образом поменяла паспорт и незаконным — свидетельство о рождении, в остальных документах, где пол не указывают, вроде диплома или водительских прав, просто приписала после имени букву «а». Все свои старые фотографии уничтожила. Гардероб сменила. Машину перекрасила из стального цвета в розовый.
Так в прекрасной половине человечества произошло незапланированное природой пополнение.
— У человека должен быть фридом оф чойс, и я выбрала тот тендер, который лучше, — объяснила она работодателю, выйдя на работу после своего второго рождения.
— В смысле женский? — кивнул Ника.
— Нет, мужской. Имеешь ведь дело не со своим полом, а с противоположным.
Тут Фандорин, выражаясь по-валиному, перестал догонять и затормозил.
— Погоди, разве мужской пол лучше женского?
— Бьен сюр. Мужики такие клевые! С бойфрендом можно и футбол по телеку смотреть, и на байке гонять. Не то что с бабой. И вообще, вы не представляете, какие мы, бабы, гадкие.
Еще помощница объявила, что пошла на такую жертву ради него, Ники. Чтобы он не чувствовал себя извращенцем, когда наконец поймет: они созданы друг для друга.
Это, впрочем, не помешало Вале почти сразу же после своего второго рождения выскочить замуж. Причин было две. Айне: она всю жизнь мечтала пройтись по Александровскому саду в белой фате. Цвай: Мамона (так Валя называла свою мать-банкиршу) сняла бывшего сына с дотации — мол, дочерей у нее нет и не будет. А жить на что-то надо. Не на Никину же гребаную зарплату?
Так что брак был коммерческий, по расчету. Во всяком случае, со стороны невесты. Жених-то, владелец империи платных туалетов Макс Зюзин, втрескался в чудо пластической хирургии не на шутку. Свадьбу сыграли не хуже людей — пышную, во дворце екатерининских времен. Фоторепортажи с гламурного празднества появились во всех глянцевых журналах, причем Валю именовали «русалкой», «царевной Лебедь» и «загадочной незнакомкой».
Семейная жизнь, правда, не сложилась.
Когда выяснилось, по какой причине у молодой не может быть детей, с суженым приключилась истерика. Он даже хотел убить Валю на месте, голыми руками, но убить Валю голыми руками довольно трудно, во всяком случае без помощи телохранителей, а звать телохранителей Макс не решился — побоялся огласки. В результате, кроме морального ущерба, понес еще и физический, в виде синяков и выбитого зуба.
Развелись, впрочем, цивилизованно, без азиатчины. Туалетный император был человек, хоть и эмоциональный, но не дурак. Еще одна волна публикаций в прессе ему была ни к чему.
От недолгого замужества у Вали остались приличные алименты и мужнина фамилия — надоело раз за разом документы переделывать.
В общей сложности Фандорин прожил без секретарши неполный месяц, а потом всё вернулось на круги своя.
— Отстань, — буркнул Ника. — И не смей называть мою Алтын «МэМэ», сколько раз повторять.
Эта дурацкая аббревиатура означала «мадам Мамаева».
— Да? — обиделась Валя. — А ей меня можно «трансформером» обзывать? Сама, между прочим, при живом муже вон как хвостом крутит.
— Всё, баста! — Фандорин стукнул по столу. — Зови посетителя!
Пока Вали не было, он быстро подошел к окну, прислушался.
Тихо. Вальс больше не звучал. От этого на душе у магистра истории сделалось еще паршивей. Чем это они там занимаются?
— Здрасьте, — послышался развязный молодой голос.
Ника оглянулся.
К нему, протягивая ладонь, шел высокий парень со стопкой бумаг под мышкой. Он показался Фандорину симпатичным: высокий, стройный, с красивыми темными глазами. Одет, правда, странно — несмотря на жару, в тяжелых ботинках и рубашке с длинными рукавами. Зато улыбка хорошая! Сразу видно, что у человека чудесное настроение. Совсем не похож на наркомана.
Ника посмотрел на оставшуюся в дверях секретаршу с укоризной.
— Я слышал, вы бумажки старые покупаете, — сказал посетитель, не представившись. — Глянете?
Предложив молодому человеку сесть, Ника взял стопку и первым делом понюхал ее, была у него такая привычка.
Листки пахли как надо — настоящей стариной, навсегда ушедшим временем. От этого аромата, вкуснее которого нет ничего на свете, у магистра всегда кружилась голова. Он громко чихнул, извинился, чихнул еще раз.
Однако, перелистнув страницы, увидел, что рукопись не особенно старая. Судя по фактуре бумаги, цвету чернил и нажиму, вторая половина 19 века. Перо уже стальное, но по тому, как поставлен почерк, видно, что писавший обучался грамоте еще в николаевские времена, гусиным пером и почти наверняка в казенном учреждении. При домашнем воспитании почерк был бы мягче и небрежнее, а тут почти каллиграфия. Опять же исключительная ровность строк. Но не писарь и не переписчик — вон сколько помарок и исправлений. Э, да тут и рисунки на полях. Готическое окно, рожицы какие-то. Нарисовано так себе, по-дилетантски.
Заметив крупное «ГЛАВА I», Фандорин немножко расстроился: кажется, какой-то трактат или художественное сочинение. Полистал.
Почерк, хоть и красивый, читался не так просто. Прищурившись, Ника разобрал первую попавшуюся на глаза строчку: «…святителя Порфирiя, памятного темь, что избавилъ nepeoxpucтiaн Святой Земли от притесненiя язычниковъ». Похоже, что-то душеспасительное. В те времена многие баловались подобной писаниной. Провалялась эта графомания в каком-нибудь забытом сундуке полтора столетия, да еще во что-нибудь заботливо завернутая, иначе запах времени так не сохранился бы…
— Обороты чистые — это замечательно, — сказал он вслух. — У меня есть знакомый художник, рисует пером на старинной бумаге. Если текст не представляет интереса, подарю ему.
— Мне-то сколько отбашляете? — шмыгнул носом симпатичный юноша и через рубашку почесал сгиб локтя.
— Сохранность бумаги приличная. Могу дать по 30 рублей за страницу. Сколько здесь?
На вид в стопке было страниц двадцать-двадцать пять.
— Меньше, чем за тыщу, не отдам, — твердо заявил посетитель.
Валя хмыкнула:
— Ну ясное дело. — И прибавила непонятное. — Герою на один подвиг.
Однако парень загадочную фразу, кажется, понял. Обернулся и бросил:
— Не твое дело, цыпа.
Ника, пересчитывавший страницы, открыл было рот, чтобы поставить молодого нахала на место, да так с открытым ртом и остался.
Последний лист был почти чистым, никакого текста — лишь крупно выписанное заглавие:
Почему заглавие оказалось сзади? — вот первое, что подумалось Нике. И тут же кинуло в жар, затряслись руки.
Не может быть! Неужели рукопись Достоевского? То-то рисунки показались смутно знакомыми! Судя по помаркам, это не список, а черновик. Что же тогда получается? Это рука классика?!
Но черновик чего? «Теорийка»? Такого сочинения у Достоевского Ника что-то не припоминал. Хотя, конечно, он не специалист. Может быть, какой-нибудь набросок, не осуществленный замысел?
Дома в шкафу стоит академический 30-томник, полное собрание сочинений. Там эта «Теорийка» наверняка есть. Надо найти, принести сюда и сверить текст.
— Вы вот что, — севшим голосом сказал Фандорин. — Вы подождите тут. Кажется, это… Нет, я должен проверить. Скоро вернусь. Вы только не уходите.
Кажется, юноше его реакция показалась подозрительной. Посетитель быстро взял со стола рукопись и прижал к груди.
— Спокуха, — сказал он, сдвинув брови. — Я передумал. За тыщу не отдам. Рулета еще никто не кидал.
— Кого?
— Это я — Рулет, — назвался молодой человек — очевидно, фамилией или прозвищем.
— А я Николай Александрович, очень приятно. Послушайте, я не собираюсь вас обманывать, — волнуясь, стал объяснять Ника. — Просто нужно удостовериться… Если это то, что я думаю, то это… это будет…! Вы посидите пока тут. Я скоро.
Проходя мимо Вали, на всякий случай шепнул:
— Не выпускать. Ни под каким видом.
Та кивнула и загородила своим силиконовым бюстом дверной проем. Теперь сдвинуть с места ее можно было только бульдозером.
Путь был недальний — квартира находилась совсем рядом, в соседнем подъезде.
Две минуты ушло на то, чтобы спуститься во двор, пройти десять метров и снова подняться. И еще минут пять Ника стоял перед дверью собственного жилища, решая сложную проблему: позвонить или открыть ключом?
