Перстень Иуды - Корецкий Данил Аркадьевич

Высокую резную дверь двухэтажного особняка отворил немолодой гигант-привратник в красном камзоле, коротких, до колена, красных же штанах и белых чулках. Привратник был так велик и толст, что полностью закрыл собою весь дверной проем. Его густые седые бакенбарды переходили в такие же пышные усы. Павел даже растерялся.

– Чего изволите? – спросил старый гигант, снисходительно осматривая пришедшего.

– Я к графу, – пролепетал молодой человек, мысленно проклиная себя за робость перед слугой.

– Позвольте узнать, назначал ли их сиятельство вам аудиенцию?

– А как же… Он письмом пригласил меня приехать, – залепетал Бояров. – Вот и письмо…

Он зачем-то достал лист дорогой бумаги и уж совсем смутился из-за своей растерянности.

– Я их племянник. Бояров Павел Львович…

Привратник еще какое-то время с удивлением и даже испугом смотрел на визитера и наконец сделал шаг в сторону:

– Извольте войти, сударь. Подождите, о вас доложат.

Павел Львович оказался в большой прихожей, перед большим зеркалом, слева от которого находилась гардеробная, а справа располагалась довольно широкая беломраморная лестница. Через минуту молодой человек услышал сверху голос слуги:

– Извольте подняться, сударь, его сиятельство вас примет.

Павел заспешил вверх, переступая через две ступеньки. Вскоре он оказался в большой комнате, уставленной стеллажами с книгами и старой добротной мебелью. Подле окна стоял большой темный письменный стол, а рядом на тумбе находился огромный глобус, схваченный двумя стальными обручами. В таких кабинетах ему еще не приходилось бывать, и он, заложив руки за спину, стал разглядывать обстановку. Вдруг он заметил, что в кресле, спиной к окну, сидит крупный старик с отвислыми, как у борзой, щеками и внимательно наблюдает за ним. В руке он держал перо – очевидно, что-то писал.

Павел вконец растерялся и, как учила маменька, низко поклонившись хозяину кабинета, сказал:

– Здравствуйте, дядюшка.

– И ты здрав будь, племянничек, – в складках морщинистого лица можно было рассмотреть улыбку. – Как добрался?

– Спасибо, ваше сиятельство, вполне благополучно.

Наступила неловкая пауза. Граф молча созерцал своего родственника. Его высохшие, с голубыми жилами руки лежали на подлокотниках кресла. На мизинце левой руки красовался перстень с черным камнем.

– Как матушка, не хворает? – наконец нарушил молчание хозяин.

– Благодарствуйте, здорова, – склонил голову Павел. Неловкость не проходила.

– Садись, – негромко, но властно велел граф. – Расскажи о себе.

Бояров растерялся, но, совладев с эмоциями, откашлялся и сообщил о себе, что он окончил гимназию и, благодаря стараниям Варвары Васильевны, был принят на казенную службу.

– В больших ли чинах ходишь? – в голосе хозяина кабинета Павел уловил иронию.

– Какие наши чины… – окончательно смутился гость.

Допрос продолжался с полчаса. Наконец, граф Опалов бесцеремонно велел Павлу встать, повернуться кругом и, осмотрев его таким образом, сказал:

– Бери свои вещи, дворецкий покажет комнату, будешь пока жить у меня. А там посмотрим.

Для Павла Боярова началась новая жизнь, о которой в Рязани он и мечтать не смел. Два дня он бродил по столице, дивился обилию каменных домов, мостов, красивых памятников. Разглядывал Зимний дворец и Исаакиевский собор, осматривал прохожих, изучал витрины магазинов. Однажды он даже зашел в ресторан, но почувствовал себя там неуютно и впредь решил обедать дома.

Во время завтрака, который проходил в большой столовой за огромным овальным столом, Василий Васильевич поинтересовался, как провел Павел минувший день.

– Ходил по городу, покушал в ресторане, потом домой вернулся, – честно рассказал молодой человек.

– Время тратишь понапрасну и бесцельно, – безапелляционно заявил граф. – Твое житье-бытье надо как-то организовать. Днями я к тебе одного человечка приставлю. Хомутов по фамилии. Малый он молодой, ловкий, хоть и пройдоха отпетый. Он тебе кое-что разъяснит, кое с кем познакомит, держаться научит, костюмы приличные подберет. А то ходишь в каких-то затрапезных тряпках, меня позоришь…

Помолчав, Василий Васильевич добавил:

– Денег я тебе дам, но ты ими не сори и этому хлыщу не занимай. Он и так у меня сидит в долгах, как в шелках.

Павел попробовал нужным образом отреагировать на эти слова, стал говорить о великодушии дяди, заметил, что ему неудобно пользоваться милостями человека, своим трудом добившегося уважения и материального благополучия… Но граф лишь улыбнулся и махнул на него рукой, в которой держал салфетку. Лучи солнца упали на черный камень перстня и исчезли в нем, не отразившись и не заиграв бликами.

Молодой человек исподволь стал рассматривать украшение.

«Странно, что дядя с его положением и состоянием не может украсить свою руку золотым кольцом с драгоценными камнями, – подумал он. – Хотя в этом перстеньке что-то есть…»

Граф уловил взгляд племянника и спросил со своей легкой, иронической улыбкой:

– Я вижу, тебе мое колечко приглянулось?

Он поднял руку и сам посмотрел на перстень, словно видел его впервые.

Павел неопределенно пожал плечами.

– Значит, не понравилось, – сделал вывод дядя. – А жаль. Колечко это дорогого стоит!

А затем, задумавшись, добавил, ни к кому не обращаясь:

– Хотя мне оно может обойтись слишком дорого…

– Вы разве за него еще не расплатились? – спросил Павел, чтобы как-то отреагировать на слова хозяина.

И пожалел. Граф изменился в лице: глаза наполнились влагой, затряслись обвислые щеки, рот сжался в тонкую линию, так что губы совсем исчезли.

– Я чем-то обидел вас, дядюшка? – растерянно спросил Павел.

Помолчав, Василий Васильевич совладал со своими чувствами и, не глядя на племянника, ответил:

– Нет, ты здесь ни при чем. Скажу тебе только, что это не простое кольцо. И в день, когда я тебе его передам, ты станешь моим единственным наследником. Если, конечно, этот день наступит…

Граф тяжело поднялся, бросил на стол скомканную салфетку и вышел из столовой.

Постепенно жизнь племянника из провинции приобретала упорядоченность и определенный распорядок. Дядя сказал, что с его французским в свет появляться нельзя, и теперь Павел ежедневно отрабатывал произношение с худым и носатым учителем, приехавшим из Парижа.

Его познакомили, а точнее, к нему приставили того самого Виктора Ивановича Хомутова, призванного ввести провинциала в столичную жизнь. Он был всего на два-три года старше Павла, но оказался незаменимым компаньоном для разговоров, прогулок по городу, посещения музеев, театров, ресторанов и других увеселительных заведений. Хомутов был осведомлен обо всех сколько-нибудь значимых людях и охотно делился своими знаниями с Бояровым.

– Я знаю весь Петербург, и что важнее – весь Петербург знает меня, – как-то хвастливо заявил Виктор Иванович. – Обещаю, Павел, что через год и ты будешь чувствовать себя в этом городе, как рыба в воде. А связи – это самое главное. Они гораздо важнее денег, и ты в этом убедишься…

Хомутов нигде не служил, о своих родственниках предпочитал не распространяться, на что жил – трудно было сказать: денег у него никогда не водилось, но одевался он по последней моде и, как видел Павел, не голодал и не страдал от одиночества, хотя и неясно было, где и с кем он живет. Молодые люди быстро и легко сошлись, и уже редкий день Бояров мог обходиться без этого веселого, остроумного повесы, легко скользящего по волнам столичной жизни.

Дядя, как и обещал, постоянно снабжал своего племянника деньгами, с помощью Хомутова тот обновил свой гардероб, а посещая рестораны, театры и варьете, всегда расплачивался и за себя, и за своего нового друга. А в том, что Виктор ему настоящий друг, он уже и не сомневался. С ним было легко, интересно, весело и как-то надежно. Хомутов нисколько не смущался тем, что за все платил Бояров, и воспринимал это как само собой разумеющееся дело.