Жан-Франсуа Паро - Мучная война
— И где же он теперь, в такой час?
— В пекарне, полагаю.
Фраза подчеркивала, что дома его нет.
— Нет, сударыня, там его еще нет.
— Но, в конце концов, сударь, — воскликнула она злым голосом, — как все это понимать? Вы ни свет ни заря вламываетесь ко мне в дом, будите меня, мучаете вопросами. Что все это значит? Я требую, чтобы вы мне немедленно все объяснили. Как вы смеете так обращаться с людьми? Кто вам дал такое право? Вы что, считаете, что такая женщина, как я, не сможет себя защитить? Уходите, довольно меня терзать. Или объяснитесь!
Он давно ждал, когда у нее сдадут нервы. Интересно, почему она продержалась так долго? Пора наносить решающий удар.
— Хорошо, сударыня, я удовлетворю ваши требования и пожелания… Но прежде окажите мне любезность и проводите меня до дверей, что выходят в переход между домами.
— Для этого надо спуститься в погреб, а там холодно!
Запахнув полу своей короткой накидки, она зябко поежилась.
— Мы не собираемся там долго находиться. Мне хотелось бы вместе с вами кое-что проверить, а затем я в вашем распоряжении и готов подробно объяснить причины моего визита. Прошу вас пройти вперед, а мы последуем за вами.
Она молча протянула полицейским подсвечник, Бурдо подхватил его и зажег. Низенькая дверца, расположенная в коридоре, выходила на узкую каменную лестницу. Между ног непрошеных гостей с шипением проскользнули две кошки. Ощупав громоздившиеся мешки, Николя понял, что в них не мука, а зерно. Госпожа Мурю не обратила внимания на его исследования. Дойдя до двери, Бурдо направил на нее свет и тотчас с удивлением обернулся к Николя:
— Ключ торчит в замке!
Оценив важность открытия, Николя быстро выстроил цепочку событий. Если убийство булочника подтвердится, факт, что пекарня оказалась запертой с обеих сторон, становится дополнительным доказательством преступления. Кому понадобится выдавать естественную смерть за убийство? Если бы Мурю сам запер двери, прежде чем угодить носом в тесто, они нашли бы ключи, а здесь уперлись бы в запертую дверь. Ведь других выходов из пекарни не было. Внезапно он вспомнил о лавке. А вдруг из нее тоже можно попасть в пекарню? Почему он об этом раньше не подумал? В начале расследования из вороха фактов нередко выпадали весьма существенные подробности.
— Сударыня, каким ключом запирается лавка? От нее свой ключ?
— Опять вопросы. Лавка запирается изнутри железными засовами.
Итак, все сошлось: два ключа, две двери, два выхода. Хорошо бы прочесать частым гребнем лавку, пекарню и погреб. Взяв подсвечник, он склонился над земляным полом и принялся его рассматривать. Затем прошептал несколько слов Бурдо, и тот немедленно удалился. Воцарилась тишина, и Николя не хотел нарушать ее первым. Госпожа Мурю дрожала то ли от холода, то ли по иной причине. Через несколько минут раздался глухой шум. Она испуганно вздрогнула. Дверь задрожала и медленно, со ржавым скрипом открылась, и в проеме появился массивный силуэт Бурдо. Он передал подсвечник Николя, и тот поднял его высоко над головой. Мерцающее пламя отбрасывало слабый свет на помещение пекарни, высвечивая распростертое тело. Инспектор сдернул прикрывавшую тело мешковину. Обгоревший фитилек свечи съежился, затрещал и на миг озарил полумрак снопом искр.
— Господи, что это?
Николя нашел вопрос неуместным.
— Увы, сударыня, а как вы сами считаете? С сожалением я вынужден вам сообщить, что мы нашли вашего мужа мертвым, упавшим в собственный чан с тестом.
Ему показалось, что это сообщение обрадовало ее. Неожиданно она рассмеялась и долго смеялась нервным отрывистым смехом.
— Простите меня, сударь… Ах, я сейчас задохнусь.
Закрыв лицо руками, она тяжело дышала; ее прерывистая речь напоминала квохтанье. Николя решил развить свое преимущество.
— А кого вы надеялись увидеть?
Она дернулась, словно ужаленная.
— Никого. Сударь, вы безжалостны к моему горю.
Однако тон ее отнюдь не выдавал в ней убитую горем вдову. Она смотрела ему прямо в глаза.
— Сударь, почему убили моего мужа?
— Но, сударыня, кто говорит об убийстве? Мы констатировали его кончину. Теперь, принимая во внимание сопутствующие обстоятельства, нам необходимо установить причину его смерти. Вы полагаете, ему кто-то угрожал?
— Парижская чернь часто шныряла вокруг нашей лавки.
И снова его удивили тон и речи булочницы. Ее манера изъясняться явно не соответствовала ее положению в обществе.
— Он был нездоров?
— У него очень тяжелая работа. Жар, влажность… Постоянно приходится вдыхать мучную пыль.
Вдова быстро обрела прежнюю самоуверенность. Николя размышлял, как ему лучше поступить. Надо ли ее тоже запереть в Шатле? Когда речь шла о двух подмастерьях, он не сомневался, ибо почувствовал их слабость и страх; значит, их следовало защитить; к тому же превентивное заключение выводило обоих из игры.
С госпожой Мурю дело обстояло иначе; если ее заключить в тюрьму, все соседи моментально свалят на нее всю вину. Тем не менее совершенно необходимо изолировать ее, чтобы она не смогла согласовать свои показания ни с кем, особенно с третьим подмастерьем, который все еще не явился в дом. Видимо, придется посадить ее под домашний арест и приставить к ней дежурного пристава.
— Сударыня, я в отчаянии, однако я вынужден применить к вам меру превентивного задержания и воспрепятствовать вашему общению с кем-либо.
Она так побагровела, что ему показалось, что она сейчас взорвется.
— Ради всего святого, сударыня, не надо так волноваться! Я не собираюсь арестовывать вас, вы просто посидите дома под домашним арестом. Один из приставов станет следить за выполнением моего приказа, а также чтобы с вами ничего не случилось. Уверяю вас, эта мера направлена прежде всего на то, чтобы защитить вас, в случае если выяснится, что супруг ваш умер не своей смертью.
Она промолчала, но ее поза говорила красноречивей слов; и все же было в ней что-то наигранное… Не в состоянии определить причины ее поведения, Николя почему-то был уверен, что она не сказала ни слова правды. Про себя он сравнил ее показания с обманчивым свистом манка, которым птицелов подманивает свою добычу.
Пока Николя отводил госпожу Мурю к ней в комнату, Бурдо сходил за приставом, которому предстояло следить, чтобы отнюдь не безутешная вдова не пыталась покинуть дом. В коридоре они столкнулись со старухой-служанкой; она сидела на скамеечке, держа в руках метлу, и внимательнейшим образом наблюдала за всеми, кто проходил перед ней. На губах ее играла зловещая улыбка. Николя решил не идти в лобовую атаку, тем более что при виде его она встала и устремилась к нему навстречу, явно желая что-то сообщить.
— И зачем только так шуметь? В моем возрасте любой шум действует на нервы. Вот натаскали грязи, а мне потом спину гни, чтоб вымыть пол! Чего она натворила? Надеюсь, вы ее как следует припугнули! Мерзавка заслуживает исправительного заведения, это я вам точно говорю. А где хозяин, почему его нет, когда роются у него в доме? Пойду-ка я предупредить его!
Ее старческое морщинистое лицо с глубоко посаженными глазами терялось в оборках пожелтевшего холщового чепца, на тощем теле болтались бесформенные серые отрепья. Николя подумал, насколько положение слуг различалось в зависимости от дома. Разве можно сравнить участь этой бедной женщины, озлобленной и усталой, с положением Марион и Катрины, любимых и уважаемых всеми в доме Ноблекура? Подобная мысль посетила его скорее для успокоения совести. На миг он вообразил, что мог бы сказать по этому поводу Бурдо. Впрочем, сейчас следует успокоить служанку, даже если она является лицом заинтересованным, и постараться извлечь из вырвавшегося потока словесной лавы интересные крупицы застывшего шлака.
— Успокойтесь! Как вас зовут?
— Как? Евлалия, а прозывают Бабен. Я с детства у них служу. О! Я хорошо вас знаю! Вы тут давно… а все такой же шустрый. А уж как повезло Марион и Катрине! Мне, наверное, скоро семьдесят стукнет, здесь я лет пятьдесят, а то и больше. Родом-то я из Ле Мана.
Из Ле Мана! Тогда точно внушит ему доверие! — усмехнулся про себя Бурдо.
— Почему вы так настроены против своей хозяйки?
— О, у меня есть, что про нее рассказать, сударь, будьте уверены! Вы, небось, думаете: «Бедная женщина!» Как же, стану я по ней плакать! Да и жалеть не буду, чего бы с ней ни случилось! Наоборот, я даже очень этому буду рада.
Она не скрывала своих чувств, однако опыт научил Николя не доверять слишком разговорчивым свидетелям, чья нарочитая искренность порой скрывала за собой ложь.
— Кто я для нее? Метла, что у меня в руках. А когда хозяин был маленьким, и на моем столе был белый хлеб. А ей бы не стоило нос задирать, ведь ее из сточной канавы вытащили!
— Из сточной канавы?
— О! — плотоядно оскалилась старуха. — Я вижу, господин комиссар ничего не знает. Эта гордячка — падшая женщина. Ее отец был дворянин, офицер, а когда его изгнали из полка за карточные долги, он пустился в разврат. Свою единственную дочь, надменную и властную барышню Селесту Эмилию Бидар де Гране, он отдал в учение к швее с улицы Тиктон…
