Юлия Алейникова - Тайное сокровище Айвазовского
С кем она теперь будет Новый год встречать? Это всегда был их праздник, и Маша за всю жизнь ни разу не нарушила традиции. Кто бы ее ни приглашал, какими бы компаниями ни соблазняли, они всегда встречали Новый год с бабушкой. Даже в нелегкие для бабули времена Машиного переходного возраста, когда у любимой внучки мозги совершенно съехали, в Новый год объявлялось перемирие. А теперь? И Маша вздохнула целых три раза.
Открытка с видом Ленинграда. Старая, словно раскрашенная акварелью. От кого это, интересно? Маша перевернула открытку.
«Верочка, дорогая! Я вернулся! Нам надо срочно встретиться. К тебе прийти не решился, знаю о муже. Обо всем поговорим при встрече. Митя». Ничего себе! Знаю о муже, нам надо встретиться!
Муж — это дедушка. А Митя кто? Неужели у бабушки?.. Нет, чушь. Они с дедом жили душа в душу, все об этом знают. А Митя? Кстати, откуда он вернулся? Из тюрьмы, что ли? Маша нахмурилась. Ей отчего-то неприятна была эта открытка, и незнакомый Митя ей не понравился, и почему-то стало обидно за дедушку.
Дедушка умер за два года до гибели родителей. Он был стареньким, во всяком случае тогда Маше так казалось, и у него было больное сердце и что-то еще. Дедушка был военным, незадолго до смерти ему присвоили звание генерал-майора, служил он в штабе Ленинградского военного округа, и за ним всегда по утрам приезжала служебная машина. Вся семья дедушкой очень гордилась. Хоронили его с военным оркестром и почетным караулом, на подушечках несли награды.
А еще дедушка был добрый, веселый, заботливый и вообще замечательный. И Маша его любила. А тут какой-то Митя.
«Я вернулся! Обо всем поговорим при встрече». А место и время почему не назначил? А может, у них было место постоянных свиданий?
Нет, вряд ли. Ведь он сам написал, что только что вернулся. Надо посмотреть, вдруг у бабушки сохранились еще какие-то письма или открытки от этого Мити. И Маша принялась пересматривать всю стопку. Но больше ни одного письма ей не попалось.
Странно. Может, бабушка хранила их отдельно от других писем? Ведь она никогда не упоминала ни о каком Дмитрии. Но сам Митя писал ей так, словно они были давно и хорошо знакомы. Может, эта связь была бабушкиной тайной и стоит поискать переписку среди ее личных вещей?
Никогда прежде Маша не позволяла себе рыться в бабушкином шкафу и заглядывать в ее ящики. Тем более без спросу. Во-первых, это было неприлично, во-вторых, незачем.
Но теперь ей все равно придется этим заняться. И Маша, испытывая легкое чувство вины, распахнула дверцы бабушкиного шифоньера.
Письма обнаружились в дальнем углу ящика с бельем. Пачка была объемной, и сразу было заметно, что некоторые из писем совсем старые. Адрес на конвертах был написан еще перьевой ручкой, и сиреневые чернила успели порядком поблекнуть за столько лет.
Митя, Дмитрий Борисович Кирилин, судя по всему, был бабушкиным другом детства. Первые письма относились еще к 1949 году. Сколько же ей тогда было? Маша сосчитала в уме, вышло, что шестнадцать. Почему же она никогда о нем не рассказывала? С этим человеком она поддерживала отношения долгие годы, зачем же их нужно было скрывать?
Маша недоуменно пожала плечами. Даже если у них в юности был роман, вряд ли дедушка стал бы ревновать, не таким он был человеком. К тому же познакомились бабушка с дедушкой уже взрослыми, вполне сложившимися людьми, обоим было по двадцать семь лет. Даже удивительно, что никто из них до этого ни разу не был женат. В то время не то что сейчас, женились и уж тем более выходили замуж рано. Может, бабушка ждала этого самого Митю, а он где-то пропадал и она вышла замуж? А когда вернулся, хотел, чтобы бабушка развелась?
Когда же он вернулся? На стершемся штемпеле Маше с трудом удалось разглядеть дату — 1965 год. Значит, у бабушки уже была мама. Наверное, ей действительно не очень хотелось афишировать перед домашними появление этого самого Мити. К тому же, насколько Маша помнит, тогда с ними еще жила дедушкина мама. Бабушка Оля.
Сама Маша бабушку Олю не застала, ей мама рассказывала. Что бабушка приехала к ним из Курска погостить и задержалась лет на пять, «помочь с детями». Была она очень ворчливая, скуповатая и, кажется, недолюбливала бабушку Веру. Причем недолюбливала активно, так что бабушка с дедушкой даже едва не развелись. Но тут дедушка очнулся, проявил мужской характер и отправил мать со всеми почестями на родину в Курск — других внуков пестовать, его младший брат как раз женился.
Маша тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и вернулась к письмам.
Сложены они были в хронологическом порядке. В первых, детских, не было ничего интересного. Видно, бабушка какое-то время болела и лежала в больнице, и этот самый Митя ее подбадривал. Письма были хорошими, добрыми, исключительно товарищескими. Потом оба поступили в институты и разъехались на лето в разные стороны — она в Крым, а он на Волгу. Дальше в переписке был перерыв года три, и вот снова письмо.
«Верочка, здравствуй! Это невероятно, но мои предположения оказались верны. Это письмо действительно принадлежит Айвазовскому. Просто удивительно, что никто из сотрудников архива раньше этого не определил, ведь факт связи художника с Тальони общеизвестен, как известно и о браке ее дочери с князем Трубецким. Конечно, для моей работы обнаружение письма ничего не дает, но все же мне как историку подобное открытие льстит. Хотя его способны оценить весьма немногие — в историческом, разумеется, плане.
Кажется, во мне просыпается мелкое тщеславие. Прости.
Но, знаешь, это удивительное чувство — держать в руках листок бумаги, исписанный великим человеком. Читать его мысли, ощущать тепло его дыхания, представлять, как он сидел поздним вечером при свечах, выводил эти строчки, волновался, тер рукой лоб. Наверное, у меня слишком развита фантазия, но отчего-то подобные картины легко рисуются в моем воображении.
А как ты? Я в своих эгоистических восторгах даже не поинтересовался, как твои дела. Что у тебя с работой? Может, не стоило так горячиться, переходить на вечерний, поступать на завод? Знаю, ты скажешь — обстоятельства, и я не вправе тебе советовать, но все же, мне кажется, ты могла бы окончить институт.
Вера! Я приеду к тебе как только смогу. Нам надо поговорить. С комсомольским приветом, Митя».
Похоже, Митя был историком, с интересом отметила Маша. Интересно, что он окончил и в каком году? Коллеги все же.
Сама Маша окончила Петербургский университет по кафедре истории Средних веков. Но Митя-то, судя по всему, специализировался на истории России XIX века. Интересно. И Маша достала из конверта следующее письмо.
«Верочка, прости, прости, прости! Вчера было твое рождение, а я вспомнил об этом только ночью. Совсем заработался. Но надеюсь, что телеграмма все же успела к полуночи. Мчался сломя голову на главпочтамт, едва в милицию не забрали, постовой подумал, что я украл что-то и теперь пытаюсь смыться. Еле отбился!
Дорогая моя, я очень виноват перед тобой, а все это исследование, о котором я говорил тебе в последнюю встречу. Оно совершенно захватило меня, я даже кандидатскую забросил. Профессор Авдошин уже дважды меня вызывал для воспитательной беседы, впрочем, он старик добрый, авось не выгонит.
Надеюсь, твой день рождения прошел весело и без меня, хоть это и обидно. Я обязательно приеду к тебе в эти выходные. И все расскажу и о картине, и о сокровищах.
Твой друг Митя. 13.11. 1955».
Письмо написано спустя полгода после первого. То ли они переписывались редко, то ли бабушка не все письма сохранила. Скорее второе. А вообще интересно жили раньше люди. Просто так, без всякого повода, когда встречаться часто не могли, письма друг другу писали.
Маша представила себя на месте бабушки и неизвестного Мити — как они сидят вечером за столом и выводят строчки, а потом заклеивают конверт и по пути на работу или в институт опускают в почтовый ящик. Вот ведь хлопоты.
Кстати, о любви в Митиных письмах ни слова. Может, они действительно просто дружили? И что это за сокровище он обнаружил? Автограф Айвазовского?
Маша достала следующее послание. Здорово было бы иметь и бабушкины письма, тогда картина их переписки была бы полной, как роман в письмах. Свидетельство эпохи, можно было бы даже небольшое эссе потом написать на их основе.
Писал Митя нерегулярно, примерно раз-два в месяц. Он продолжал свои изыскания, заинтересовался всерьез Айвазовским и совсем забросил работу над кандидатской. А еще все время благодарил бабушку за помощь и поддержку. Называл ее своим лучшим, самым надежным и верным другом, который не бросил его в трудную минуту, почти спас. В одном из писем снова упомянул сокровища, Тальони и картину Айвазовского. Правда, не уточнил какую. Сказал, что именно в ней зашифрован ключ к сокровищам. Подбадривал бабушку, вспоминал о каком-то походе в театр. Предостерегал ее от дружбы с некой Н.Л. Советовал нажать на учебу, все-таки диплом на носу.
