Калифорния на Амуре - "Анонимус"

Надворный советник был хмур и деловит, только железное самообладание удерживало его от того, чтобы не пуститься во весь опор к китайскому поселению или, как его тут звали, штату. Но он понимал, что для дальнейшего успешного разговора с китайцами необходимо степенное и солидное появление, которое внушило бы здешним китайцам должный пиетет.

Можно было бы, конечно, прибегнуть к помощи Прокунина или даже Фассе, однако надворный советник не без оснований опасался, что те начнут допытываться, с какой же целью отправился Ганцзалин в китайское поселение. Подобные вопросы могли поставить под удар все их тайное предприятие, поэтому местные власти Нестор Васильевич решил привлечь к делу только в самом крайнем случае.

Китайский штат выглядел несколько иначе, чем русские. Улицы здесь были у́же и утопали в грязи, а зимовья больше походили не на русские избы, а на традиционные китайские. Впрочем, основа и тут была та же самая – толстостенные деревянные срубы, должные защитить своих хозяев как от морозов, часто бывавших здесь весьма лютыми, так и от не менее лютых здешних хищников.

Несмотря на ранний час, по главной улице китайского поселения уже во множестве шли люди, направлявшиеся к своим шурфам. Некоторые льстиво улыбались русскому незнакомцу, другие окидывали Загорского и Курдюкова безразличными взглядами. Китайцы шли, вооруженные только традиционными ломами и лопатами, но несколько человек несли на плече старинные кремневые ружья, из чего Загорский понял, что здесь по-прежнему опасаются тигрицы Альмы, которую вчера он столь гуманно отпустил на все четыре стороны.

Его подозрения подтвердил дед Еремей. Каким-то образом за ночь стало известно, что тигрица так и не поймана, и китайцы, следуя русскому правилу «береженого Бог бережет», вооружились чем могли.

– Странно, что у них такое древнее вооружение, – заметил надворный советник, вышагивая по грязной дороге, – они бы еще каменные топоры с собой взяли.

Курдюков, однако, отвечал, что наверняка у них и топоры имеются, а, впрочем, ничего странного тут нет: их китайцы избегают иметь при себе огнестрельное оружие.

– Почему? – удивился Загорский.

Курдюков пожал плечами: история темная. Однако добрые люди говорят, что ружей не разрешают китайские старосты, боясь членовредительства между своими. Кроме того, они ведь китайские подданные на китайской же территории, а в Поднебесной простому человеку оружие иметь запрещено.

– Люди и по-другому объясняют, – Курдюков понизил голос и быстро оглянулся назад, не пристроился ли кто из китайцев за ними – подслушивать. Убедившись, что никого рядом нет, он, слегка успокоенный, продолжал: – Говорят, что хунхузы оружия не любят.

– В каком смысле? – удивился Нестор Васильевич.

В том, объяснил дед Еремей, что время от времени в китайской части появляются хунхузы и требуют с приискателей мзду. За это они не трогают и не грабят до исподнего китайских компатриотов, кроме особенно строптивых. Но более всего не любят они, если находят у приискателя огнестрельное оружие. Это они принимают на свой счет и, говорят, могут даже убить потенциального бунтовщика.

– Но людям же надо как-то защищаться от диких зверей, – озадаченно проговорил надворный советник.

Курдюков развел руками: на такой случай в Желтуге имеются охранные отряды. Да и как ни посмотри, хунхузы пострашнее будут тигров и барсов, вот народ и старается в вопросах самообороны обойтись ломами да лопатами. Тут он прервал сам себя и поглядел на Загорского вопросительно: как же дальше-то им действовать, неужто все зимовья начнут обходить?

– Разумеется, нет, – с досадой отвечал Нестор Васильевич, – пойдем сразу к старосте.

Первый же остановленный Загорским китаец несколько секунд глядел на него с открытым ртом, как бы не понимая, о чем идет речь. Но когда начальственного вида иностранец снова обратился к нему на чистом мандаринском наречии, по лицу его расплылась улыбка, и он быстро затараторил что-то, тыкая пальцем в конец улицы. После того, как Загорский, кивком поблагодарив его, двинулся дальше, китайский старатель еще долго с восхищением смотрел вслед ему и сопровождавшему его Курдюкову.

Подошедший к старателю другой китайский ходя спросил у приятеля, что нужно было заморскому черту-гу́йцзы?

– Дом старосты искал, – отвечал первый китаец.

– Как же вы говорили, ты же по-русски не умеешь? – удивился второй.

– Он по-китайски говорит.

Второй засмеялся.

– Знаю я, как они говорят – как собаки лают.

Первый только головой покачал.

– Нет, он хорошо говорит по-китайски. Гораздо лучше тебя.

Оскорбленный ходя окинул приятеля презрительным взглядом и молча пошел своей дорогой. Нет смысла спорить с сумасшедшим: где это видано, чтобы черти говорили по-китайски лучше самих китайцев?

Тем временем Загорский уже входил в фанзу китайского старосты Ван Юня. Любопытно что внешне дом русского президента Фассе почти не отличался от таких же домов простых приискателей. Что же касается дома китайского старосты, сразу видно было, что это жилище большого начальника.

Сам дом был в два этажа, то есть, очевидно, делан по особому заказу. Перед крепкой деревянной дверью висели дворцовые красные фонари, по обе стороны от двери располагались парные китайские надписи – дуйля́ни, где на красной материи золотыми иероглифами выведены были благие пожелания.

Старичок Курдюков покосился на иероглифы с легким страхом, он почему-то решил, что перед ним – заклинания, взятые из самых темных недр китайской магии. Загорский не стал его разубеждать, стукнул три раза бронзовой ручкой, вделанной в дверь – точь-в-точь такие устанавливались в Запретном городе, где жили китайские императоры – и, не дожидаясь ответа, вошел в дом.

В сенях его встретил крепенький китаец с угрюмым взглядом.

– Куда идёсы? – спросил он с сильным акцентом, загородив своей коренастой фигурой дальнейший путь.

– Господин Цза́госи́ к старосте Вану с визитом, – с необыкновенной важностью отвечал Загорский на чистом китайском языке.

Из-за спины охранника высунулся сам староста, или, по-китайски, да-е Ван Юнь. Разглядев Загорского, заморгал глазами, торопливо велел стражу пропустить визитеров.

Спустя секунду Загорский миновал сени и вошел в комнату. За его спиной робко жался дед Еремей. За несколько секунд Ван Юнь успел пробежать через всю фанзу и занять место на троне, сделанном из грушевого дерева, вроде того, на каких в Китае сидят императоры. Впрочем, при ближайшем рассмотрении это все-таки оказался не совсем трон, скорее высокий стул с резной спинкой.

Сам Ван Юнь уже не имел того робкого и приниженного вида, который показывал в управлении у Прокунина. Теперь перед Загорским сидел большой чиновник в красном шелковом халате с драконами. На полу лежал изукрашенный персидский ковер, справа от трона располагался теплый кан – китайская лежанка с вделанной в нее печью, слева – большой письменный стол, на котором разместились четыре драгоценности кабинета ученого: кисть, бумага, тушь и тушечница. Все это ясно давало знать, что вы имеете дело с человеком не только богатым и знатным, но и очень образованным.

После того, как Загорский и Ван Юнь обменялись положенными приветствиями, староста любезно пригласил гостей сесть на низенькие табуретки перед ним. Сидящий на таких табуретках неприкрыто умалялся перед хозяином дома, в чем, собственно, и состояла цель приглашения. Надворный советник поморщился, но противиться не стал: черт с ним, у него в этом доме цели поважнее, чем установление иерархии.

– Что привело почтенного Цзагоси в мою убогую хижину? – тонкие губы старосты тянулись в улыбке, но глядел он настороженно.

Нестор Васильевич не стал ходить вокруг да около, следуя китайским обыкновениям. Поскольку время было дорого, он сразу взял быка за рога.

– Пропал мой помощник, – сказал Загорский. – Вчера он отправился в китайский штат, но домой так и не вернулся. Я хотел бы отыскать его как можно скорее.

Ван Юнь значительно насупил брови, как будто выполнял Бог знает какую тяжелую умственную работу.