Дункан Кайл - Черный Камелот
– Здравый смысл подсказывает, что вы правы.
– Я действительно прав.
Уиллс еще поколебался, потом неохотно кивнул.
– Не могли бы вы его зацапать? – сладким голосом произнес Колвин в трубку.
– С превеликим удовольствием, сэр.
* * *Конуэй угодил в какой-то кошмар. Прежде чем он успел опомниться, его схватили под руки, втолкнули в полицейский автомобиль, отвезли в участок, раздели догола и тщательно обыскали. Посылку вскрыли. При этом не было произнесено ни единого слова.
Через час репортера уже доставили в аэропорт, посадили в военный самолет, и самолет тут же взлетел.
Самолет был транспортный, без сидений. Скованного наручниками Конуэя усадили на железный пол и приковали к какой-то скобе. С ним по-прежнему никто не разговаривал.
Самолет приземлился на военном аэродроме в Хаунслоу. Ирландца пересадили в закрытый кузов грузовика, где он в полном одиночестве трясся минут двадцать. Потом двери распахнулись, он спрыгнул на землю и увидел, что находится в каком-то гараже. Открылась дверь, Конуэя пихнули в спину, он оказался в коридоре, потом в какой-то комнате.
Комната была совершенно пустой, и он томился там почти два часа. С момента ареста и вплоть до самого начала допроса Конуэй думал только об одном: как объяснить наличие в посылке двадцати тысяч фунтов стерлингов. Задача представлялась совершенно невыполнимой.
* * *Дверь открылась абсолютно бесшумно. Конуэй не слышал, чтобы щелкнул ключ или сдвинулся засов – но на пол вдруг упало что-то тяжелое. Ирландец обернулся и увидел, что дверь приоткрыта, а у него возле ног лежит знакомая посылка!
Конуэй судорожно сглотнул. В комнату вошел Колвин. Репортеру хотелось что-то сказать, но впервые в жизни он почувствовал, что не может раскрыть рта. Овцы идут на убой молча, подумал он. Колвин долго разглядывал его, потом сказал:
– Вот сейчас у меня есть разрешение.
Конуэй по-прежнему не мог произнести ни слова. Ему казалось, что горло стиснуто клещами, склеилось и никогда уже не расклеится.
– Помните нашу беседу? – продолжил Колвин. – Я тогда сказал вам, что самый лучший способ получить серьезный ответ – вышибить зубы к чертовой матери. Так вот, теперь у меня такое разрешение имеется.
– Господи Боже! – прошептал Конуэй.
Этих слов он произносить не собирался, но они вырвались сами собой. По лицу Колвина расплылась неторопливая улыбка.
– Господа Бога не тревожьте, – сказал Колвин. – Он обычно выступает на стороне ангелов. – Колвин зажег сигарету, с наслаждением вдохнул дым и заметил: – Все можно сделать очень просто, сами увидите. Сначала мы превратим вас в физическую и психическую развалину, а потом навесим на вас всякие веселенькие статьи. Одни из них чреваты смертным приговором, другие – длительным тюремным заключением. К примеру, вам придется ответить за шпионаж и шантаж. Потом начнется судебный процесс. Судья запросто может приговорить вас к повешению, и мы возражать не станем. Не исключен и другой вариант. Мы дадим вам немножко помучиться, – Колвин свирепо усмехнулся, – и делается это следующим образом. Посидите в камере недели три, дожидаясь чудесного рассвета, когда вам предстоит отправиться на тот свет. За две минуты до того, как люк эшафота раскроется, вам будет объявлено о помиловании. Такое тоже случается. Но до самой последней секунды вы не будете знать, откроется люк или нет. Представляете? Даже в том случае, если смертный приговор будет отменен, вы получите каторжные работы до конца жизни. В министерство внутренних дел будет отправлена маленькая записочка, в которой будет сказано, что в нашем случае пожизненное заключение означает заключение до конца жизни. В буквальном смысле. Никаких досрочных освобождений. Даже примерное поведение вас не спасет. Сокамерники спокойной жизни вам тоже не дадут, поскольку получат соответствующие инструкции и, следуя им, смогут ускорить день своего освобождения. Вы следите за моей мыслью? И это еще не все. После того как мы возьмем вас в обработку – причем это произойдет не в каком-то отдаленном будущем, а буквально через пару минут, – вашему здоровью будет нанесен непоправимый ущерб. Для начала мы поработаем с вашими руками. Затем несколько при цельных ударов по позвоночнику и так далее. Обычно это делается примерно в таком порядке. После нашей обработки, даже если вы угодите не на виселицу, а на каторгу, инвалиду с тяжелым молотом управляться будет трудно. Вы и ноги-то передвигать будете с трудом.
Колвин бросил сигарету, не спеша раздавил ее каблуком. Репортер смотрел на него со страхом и отчаянием – плечи обвисли, колени дрожали.
– Но есть и другой вариант, – сказал Колвин.
Конуэй моргнул. Он не расслышал этих слов, потому что воображение как раз во всех деталях рисовало перед ним картины одна чудовищнее другой.
Колвин отлично понимал это и потому повторил еще раз:
– Возможен и другой вариант...
– Какой? – выдохнул Конуэй. Нет, такое испытание он не вынесет. Что угодно, только не это.
– Это будет зависеть от вашего поведения.
Конуэй содрогнулся.
– Чего вы хотите?
– Вы скажете нам все. Каждую деталь. Причем сегодня, здесь и сейчас.
Хриплым голосом Конуэй ответил:
– Согласен.
Колвин впился в него неумолимым взглядом. Репортеру показалось, что на него наведен мощный луч прожектора.
– Учтите, если вы решили расколоться, то раскалывайтесь сразу и до конца, – предупредил Колвин. – Не пытайтесь потом склеиться обратно.
– Не буду.
Колвин нехорошо улыбнулся:
– Соммерсет Моэм – по-моему, это был он – сказал: «Начинай с начала, доходи до самого конца и лишь потом ставь точку». Вот по этому принципу и действуйте.
Конуэй беспомощно пожал плечами:
– Я не совсем уверен, с чего нужно начинать.
– Какой же вы журналист тогда! Ладно, помогу. Начнем со знаменитого берлинского списка.
Конуэй поморщился. Список находился в Дублине, у Раша, далеко отсюда.
– Я даже не знаю, подлинный ли он, – с надеждой произнес ирландец.
– Не важно, подлинный или нет. Выкладывайте.
Конуэй облизнул губы:
– Это список британцев, которые потенциально готовы к сотрудничеству с немцами.
Колвин не сводил с него глаз.
– Какой в этом смысл? Ведь война скоро закончится.
– Вы не понимаете. Список был составлен давно, когда немцы готовились к вторжению.
– Давайте-ка вести беседу под протокол, – сказал Колвин.
В комнату внесли магнитофон и подготовили его к записи.
– Список. Где он находится сейчас?
– В Дублине.
До этого момента Колвин сомневался в том, что список действительно существует, но простой ответ Конуэя звучал убедительно.
– Ладно, об этом после. Сначала расскажите мне, что там, в этом списке. Много там имен?
Конуэй кивнул:
– Довольно много.
– Сколько?
– Тысячи две, я думаю.
– Среди них есть имена, вам известные?
– Да, например...
Тут Колвин, к удивлению репортера, остановил его:
– Нет-нет, сейчас у нас период быстрого знакомства, чисто предварительного. Подробности мы вытрясем из вас потом. Где вы взяли список?
– В Швеции.
– Точнее?
– В Стокгольме.
– Послушайте, вы заставляете меня вытягивать из вас сведения клещами, – с угрозой сказал Колвин. – Мне нужны настоящие, развернутые ответы.
– Вы же спросили – где. Я сказал – в Стокгольме.
– Вы получили список от кого-то. Ведь кто-то передал вам его, верно?
Конуэй подумал о Раше, который сейчас сидит в доме у миссис Монаган, находясь в полной безопасности. А он, Конуэй, вынужден переносить такие ужасы.
– Список я получил от одного немца.
Нет, покрыть Раша все равно не удастся. Да и с чего бы?
– Имя?
Может быть, сказать, что он не знает? Некий таинственный немец просто взял и вручил ему список? В Стокгольме такие чудеса встречаются, и эти люди должны об этом знать. Конуэй посмотрел на суровое лицо Колвина, на колючие глаза и почувствовал, как его начинает бить озноб.
Колвин проводил допросы по собственной методике: руководствовался инстинктом, опытом и безупречной логикой. На сей раз он решил действовать грубо:
– Жду две минуты, потом задам вам такую трепку, которую вы будете помнить до конца жизни. И это будет только начало.
Конуэй сглотнул слюну и сказал:
– Раш.
– Это что, имя или междометие? Я не понял, – мрачно заявил Колвин.
– Так зовут немца.
– Продолжайте.
– Он дезертир. Сбежал в Швецию. Эсэсовец. Вы знаете, что такое СС?
– Более или менее.
– Он гауптштурмфюрер. Это соответствует званию капитана.
– Ясно. Почему вы?
– Что вы имеете в виду?
– Почему он выбрал именно вас?
– Мы познакомились случайно. Он знал, что я репортер.
– Хотел осчастливить мир своей информацией? И решил выбрать именно вас?
– Он собирался передать списки русским, – объяснил Конуэй. – А я его отговорил.
