Наталья Андреева - Бездна взывает к бездне
Гости с аппетитом работали челюстями, отдавая должное Парамошкиным стараниям. Стол был великолепен, да и цимлянское лилось рекою. Блюдами обносили по старинке, по чинам. Федосья Ивановна Соболинская чтила традиции предков. Так и не выйдя замуж, она осталась в старых девах, и порядок, заведенный в доме еще покойным отцом, был для нее священен. Век минувший цеплялся изо всех сил за это имение, а старая барыня сему потакала. Наряду с французскими деликатесами на столе было место и квасу, и различного рода выпечке, расстегаям, сладким пирожкам, которые подавали вместе с бламанже. Здесь, за этим столом, все смешалось, наше и иностранное: тосты, двусмысленные элегии, поздравления имениннице, забавные частушки, была даже пара переделанных песенок в исполнении дворянских отпрысков, обученных французскому языку. Гувернеры на дальнем конце стола, коим еды досталось мало, внимательно следили за лакеями, разносящими кушанья, а не за своими воспитанниками, запинавшимися в особенно трудных местах. Но в общем веселье всех этих нелепостей и досадных ошибок никто не замечал. Шурочка же с замиранием сердца ждала танцев. Что же делать, если Серж пригласит ее на вальс? А что делать, если не пригласит?
Наконец затянувшееся застолье закончилось, в гостиную понесли карточные столы и чай. Девицы, перешептываясь, оправляли свои примявшиеся платья и приводили в порядок прически. Гости солидного возраста настраивались на серьезную карточную игру, молодежь готовилась веселиться. И вдруг…
И вдруг все смолкло. Потом по залу прокатился ропот. Ряды гостей непроизвольно раздвинулись, и Шурочка увидела графа Ланина в простом черном фраке. Он извинился за опоздание и подошел с поздравлениями к имениннице. Федосья Ивановна занервничала, щеки ее были красными от выпитого вина, руки вспотели, так было жарко в переполненном доме. А к важному вельможе уже спешил губернатор, который тоже почтил своим присутствием дальнюю родственницу помещицу Соболинскую.
Фраза «у него миллионы» поистине магическая. Она, словно золотой ключик, открывает любые сердца. Ланин был не при параде и держался весьма просто, но вокруг него сразу же образовалась пустота. Ему почтительно кланялись и улыбались, но издали. Никто не смел, приблизиться к нему без его дозволения, коим стал бы благосклонный взгляд. Но и отходить никто не спешил.
Губернатор тут же затеял с ним беседу, светясь угодливой улыбкой, впрочем, он больше слушал, чем говорил и тут же со всем соглашался. Чиновники рангом пониже внимательно прислушивались, ожидая момента вставить умное словцо и блеснуть умом, если вдруг в разговоре возникнет пауза. Перебивать высокого гостя никто не посмел бы, и никто не посмел бы с ним спорить. А вот мнение высказать можно, если оно совпадает с мнением его сиятельства. Следовательно, надобно сначала угадать его настроение. Лицо графа ничего не выражало, он никого не выделял и никого не поощрял. Все занервничали. Что же делать с программой вечера? Прибыл полковой оркестр, музыканты уже настроили свои инструменты. Молодежь желает веселиться. А ну как графу не по нраву танцы? Губернатор собрался почтительно предложить его сиятельству партию в карты и ожидал удобного момента. Возникшее напряжение разрядили звуки музыки, которые донеслись из бального зала. Граф улыбнулся вдруг и спросил:
– Что ж, господа, кажется, танцы?
И первым прошел в бальный зал. Остальные восприняли это как приглашение. Чиновники переглядывались: так что ж, он, оказывается, танцует? Это что, мода такая? В столицах и вельможи резвятся на балах? Надобно это перенять! И толпа хлынула туда, где уже играли музыканты. Все ожидали, кто же пойдет в первой паре? И губернатор, и граф были самыми важными и значительными персонами на этом празднике и имели равные чины третьего класса, но губернатор явно заискивал перед графом. Близость последнего ко двору и его огромное богатство вызывали трепет даже у всесильного властителя здешних мест. Губернатор всем своим видом показывал, что готов уступить.
И тут свершилось то, чего уж никто не ожидал. Граф Ланин твердой походкой направился к семейству Иванцовых и церемонно пригласил на танец их младшую дочь Александру. Она была на балу дебютанткой, и до сегодняшнего дня многие не знали ее в лицо. И вдруг такой успех! И такое внимание! Не по чину. Но именно они с графом и пошли в первой паре. Губернатор сделал вид, что ничего особенного не случилось, и пошел во второй с именинницей.
Тут же Серж Соболинский пригласил зардевшуюся Долли. За ними потянулись следующие пары, начался церемонный полонез, по традиции открывающий любой бал.
– Я не обманул ваши ожидания, Александра Васильевна? – с улыбкой спросил граф.
– Что вы, Алексей Николаевич! Я счастлива! Спасибо вам!
– Не забывайте, что я ваш друг, – сказал он серьезно.
Потом все для Шурочки смешалось: танцы захватили ее целиком. О чем можно думать, когда звучит такая музыка? Можно только танцевать! Церемонный полонез сменился вальсом, и тут уж началось настоящее веселье! Поначалу она стеснялась, но потом поняла, что все у нее получается, танцует она ловко, а главное, чувствует ритм. Ах, этот вальс! Неподражаемая близость, которая возникает только во время танца, еле заметное пожатие руки, объятия, которые могут быть не только почтительными, но и страстными…
Граф Ланин больше не танцевал. Открыв бал, он вместе с губернатором удалился в зал, где были накрыты карточные столы, и все вздохнули с облегчением. Все встало на свои места.
В конце концов она оказалась в объятиях Сержа. Ну, как она могла отказать ему в вальсе? Они закружились по залу. Танцевал Соболинский великолепно, Шурочка старалась не смотреть ему в лицо, чтобы не видеть этот обжигающий взгляд.
– Александрин, я без ума… – шепнул он. – Я хотел было от вас отказаться, не приезжать больше, чтобы не видеть вас, забыть все, что между нами было…
– Вы и не приезжали…
– Я в этом раскаиваюсь… Вы сейчас дивно, дивно хороши…
– Ах, молчите… молчите… – умоляла она.
Вальс не предусматривал никаких объяснений, таков был этикет, но ему не терпелось. Да и все приличия давно уже были нарушены. Шурочка понимала, что все на них смотрят. Неужели догадываются?
– Могу я надеяться, что во время мазурки?..
Она слегка нагнула голову. Придется танцевать с ним еще и мазурку! И там уж он не упустит возможности наговорить ей такого, что она опять потеряет голову. Его голос словно зачаровывает. Безразлично, что именно он говорит, лишь бы говорил.
Они с Соболинским были самой красивой парой. Он – в темно-синем фраке, она – в бледно-голубом платье, оба стройные и синеглазые, только у Шурочки золотые локоны, а у Сержа черные кудри. Все на них смотрели и перешептывались. Шурочке казалось, что все уже догадываются об их отношениях. Серж ее компрометирует, и делает это намеренно.
– Долли, – сказала она одними губами. – Пригласи Долли.
Он наконец посадил ее, отвесив изящный поклон. Тут же к Шурочке подлетел армейский офицер, ангажируя на танец, и она закружилась в вальсе уже с ним. К ее огромному удовольствию, Лежечев пригласил зардевшуюся Жюли. Серж послушался ее и танцевал с Долли. Вечер, который еще недавно казался Шурочке безнадежно испорченным, был теперь для нее таким счастливым! Как быстро она его простила! Нет, это не она. Это вальс…
Но вальс закончился. Мазурка грянула, и по танцевальной зале прошло движение. Не дожидаясь, когда все решится помимо нее, Шурочка подхватила под руки Жюли и Долли и подвела их к Лежечеву, давая понять, что танцевать мазурку собирается не с ним. Он бросил на нее отчаянный взгляд и выбрал Жюли. Потом Евдокия Павловна с лукавой усмешкой подвела Шурочку и ее сестру Долли к Соболинскому. К ее огромному разочарованию, Серж поклонился младшей сестре. Теперь, когда он пошел с Шурочкой в мазурке, все уже начали сплетничать. Шурочка поймала взгляд Лежечева. Да, это было предательство! Но ей уже было все равно. Они с Соболинским получили наконец возможность объясниться.
– Я хочу видеть вас завтра утром, Александрин. На прежнем месте.
– Я каждый день ждала вас там…
Он отошел от Шурочки, вынужденный прерваться для того, чтобы сделать фигуру. На него косились, потому что здесь, в провинции, мазурку танцевали по старинке: легко и бравурно, щелкая каблуками и высоко подпрыгивая. Движения же Сержа были намеренно томные, ленивые, и, казалось, он был чрезвычайно обременен необходимостью их выполнять. Трудно было представить себе, что его рука может удержать повод во время бешеной скачки или тяжелый дуэльный пистолет на весу. Но Шурочка знала, какие они на самом деле сильные, его руки! В критический момент его взгляд, так же как и тело, становится стальным. Дамы, похоже, находили его танец оригинальным и чрезвычайно интересным. Когда он снова оказался подле нее, Шурочка повторила:
– Я ждала тебя каждый день.
