Ариана Франклин - О чем рассказали мертвые
Аделии на всю жизнь запомнилось, как один странник пообедал в кухне в их салернском доме и не поблагодарил за трапезу. Когда ее тетка, сестра приемной матери, отчитала нищего за невежливость, он спокойно возразил: «Не твое я вкушал, но Божье! А что ты меня попотчевала, за то будет тебе спасибо от Господа, когда перед ним предстанешь!»
Кембриджский шериф вряд ли мог рассчитывать на большую благодарность Бога. За год одежда, в которой евреи бежали из своих домов, превратилась в обноски. Судя по худобе и заморенным лицам, несчастных и кормили плохо. Возможно, еды было вдоволь, но готовили ее не по иудейским законам — и пища оставалась нетронутой.
Погруженные в беседы мужчины-евреи почти не обратили внимания на Аделию. Зато женщины проводили ее — нарядную, свежую и свободную — печально-завистливыми взглядами.
В просторных рабочих покоях шерифа жизнь кипела. За конторками, заваленными документами, трудились делопроизводители, периодически бегая за советом или подписью на помост, где восседал крупный мужчина. На его гигантском столе громоздилось еще большее количество свитков.
Симон, знавший английскую жизнь лучше Аделии, заранее просветил ее насчет роли шерифа в местной должностной иерархии. Шериф был главным представителем короля в графстве. Он вершил суд на пару с епископом. Отвечал за мир-покой и за сбор податей и церковной десятины. Следил, чтобы никто не торговал по воскресеньям. Ловил бродяг, беглых крестьян и разбойников. Творил расправу: вешал, рубил головы и конфисковывал добро провинившихся в казну. За недоимки мог сам поплатиться головой.
— И кому охота занимать такой хлопотный пост? — простодушно удивилась Аделия.
— Шериф имеет изрядную долю собираемых денег, — пояснил Симон.
Судя по роскоши шерифского наряда и количеству золота и бриллиантов на его пальцах, процент был действительно лакомый.
Шериф Болдуин, занятый дальнейшим приумножением доходов, а также подготовкой к грядущей сессии королевского суда, встретил иноземцев поначалу сурово — как неуместное отвлечение отдел.
Однако стоявший возле него высокий дородный мужчина — сэр Роули — весело подмигнул Аделии и сказал шерифу:
— Милорд, по моему убеждению, эти люди могут помочь нам в вопросе с евреями.
Во взгляде Аделии не было благодарности. Накануне она получила от настоятеля Жоффре записку, в которой он предупреждал ее насчет сборщика податей: когда пропадали дети, того не было в городе как минимум в двух случаях. «Упаси меня Бог бросить тень на невинного, — писал настоятель, — но я бы не стал пока что исключать его из круга подозреваемых».
Симон отнесся к опасениям настоятеля спокойно. Да, сэру Роули не следует слепо доверять, но фактов против него не больше, чем против любого другого. Однако Аделию сборщик податей настораживал своим рассудительным умом точно так же, как Роже Эктонский — воинствующей глупостью.
Шериф, уступая сэру Роули, спросил Симона:
— Чего вы желаете от меня?
— Позвольте переговорить с Иегудой Габиролем.
Сэр Роули быстро ввернул:
— Вполне невинная просьба. Я провожу наших гостей к нему.
Шериф схватил его за рукав:
— Э нет! Не бросай меня, Пико. Дел невпроворот, а ты мой главный помощник!
— Я быстро. Одна нога там, другая здесь.
Сэр Роули повел Аделию, Симона и Мансура в ту башню, где жили евреи. По дороге он сказал с улыбкой:
— Слышал, вы, сударыня, плескались в Кеме. Очень нездоровая процедура. В его воду чего только не попадает! Неужели у вас были такие серьезные причины замочить платье?
Аделия не хотела распространяться на эту тему и ответила вопросом на вопрос:
— Что это за сессия королевского суда, о которой все говорят?
Они уже поднимались по винтовой лестнице башни, и толстый сэр Роули одышливо пыхтел.
— В Кембридж, — пояснил он, — приезжает король вместе со светскими и церковными судьями. Для нас это все равно что Страшный суд. Во многих случаях шериф не может в одиночку выносить решение. Поэтому за несколько лет между сессиями накопилась масса неразрешенных дел, а в тюрьмах ждут приговора множество людей с разными провинностями. Судьям предстоит разбирать земельные споры, ссоры между баронами, мошенничество торговцев… По обычаю будут больше казнить, чем миловать. Так что нынче все нечистые души трепещут… Ох, ну и крута же эта лестница!
— Вам надо поменьше есть, — сказала Аделия.
— Сударыня, это не жир, а мускулы! — обиженно возразил сэр Роули.
— Ну да, и брюхо тоже?
Когда на одной из площадок сборщик податей остановился передохнуть, Аделия пошла дальше с Симоном и тихонько сказала ему:
— Этот тип наверняка станет подслушивать под дверью!
— Да он все равно знает про нас больше, чем надо, — возразил Симон. — Ему известно, кто вы. Поэтому пусть себе подслушивает, если желает.
— Но если он и есть убийца?
— Ну, в этом случае ему уж точно все известно и нам бессмысленно секретничать.
Аделии логика Симона не понравилась, но спорить она не стала.
Сэр Роули наконец нагнал их и сказал:
— Вы, сударыня, мните меня неповоротливым толстяком. А между тем, когда Нураддин узнавал, что я выхожу в поход, он сворачивал шатры и пускался наутек в пустыню!
— О, вы участвовали в крестовом походе?
— Разве они могли обойтись без меня! — хвастливо отозвался сборщик податей.
Сэр Роули привел их в небольшую круглую комнату, меблировка которой исчерпывалась несколькими стульями и столом. Два незастекленных оконца были на самом деле амбразурами.
— Господин Габироль сейчас придет, — сказал Пико, — я послал за ним своего слугу Пипина. А позже Пипин принесет вам закуски.
Аделия прошла к окну, из которого открывался замечательный вид на запад. Крыши крепостных строений, королевский штандарт над замком. Далее волнистые поля, и у лесочка усадьба с добротными службами и преогромным особняком. Там, по словам Ульфа, жил сэр Джервейз. Аделия снова подивилась, что простой рыцарь может позволить себе столь внушительный дом. Перейдя к восточному окну, Аделия увидела вдали усадьбу сэра Джоселина. Его особняк был еще внушительнее. Похоже, оба рыцаря вернулись из Святой земли не с пустыми руками! Крестоносцы! Кто-то из них мог быть детоубийцей.
В комнату вошли двое мужчин. У молодого, Иегуды Габироля, были черные как смоль пейсы, бледное лицо и впалые щеки. Пожилой, незваный гость, представился Симону как Вениамин бен Рав Моше.
— Симон Неаполитанский! — сказал он. — Я знавал вашего отца. Как старый Илия — жив еще?
Симон поклонился вошедшим с непривычной для него сухостью, в разговор о своем отце вступать не стал, а Мансура и Аделию только назвал по именам, не потрудившись объяснить их присутствие.
— Это вы теперь живете в моем доме? — спросил Вениамин салернку.
— Надеюсь, вы не возражаете.
— Это не мое дело, — ответил со вздохом старый еврей. — Дом сильно испоганен?
— Как вам сказать… мы немного привели его в порядок. И дому на пользу, что в нем кто-то живет.
Симон с суровым видом обратился к молодому еврею:
— Иегуда, год назад, перед Пасхой, вы женились на дочери Хаима бен Елизера.
— Да, и тем положил начало всем своим несчастьям, — мрачно отозвался парень.
— Этот брак задумал я, — пояснил Вениамин. — И молодой ученый человек проделал долгий путь из Испании по моему приглашению. Брак обещал быть удачным, но тут вмешались совсем другие обстоятельства…
Симон не стал отвлекаться на Вениамина и продолжил допрос Иегуды:
— В день вашей свадьбы пропал мальчик. Что вам известно?
— Ничего я про это не знаю. Я не сторож английским детям, — сказал Иегуда и презрительно скривился.
Никогда Аделия не видела Симона в такой ярости. Без лишних слов он размахнулся и влепил «ученому» испанцу звонкую пощечину.
Мансур шагнул вперед — на случай, если дело дойдет до рукопашной. Но Иегуда вдруг расплакался и, держась за щеку, запричитал:
— А что еще мы могли сделать? Как поступить? Мы были вынуждены…
Аделия вместе с Мансуром отошла в сторонку, кокну, предоставив евреям разбираться между собой. Те сели кружком на стульях в центре комнаты. Поскольку Иегуда только всхлипывал, шмыгал носом и причитал, отвечать Симону взялся Вениамин.
По его словам, в этом браке замечательно сочетались деньги и ученость — дочь богача выходила замуж за хорошо образованного испанца из достойной семьи. Свадьба состоялась в начале весны, синагога была украшена примулами…
— К делу! — перебил его Симон. — Подробности торжества меня не интересуют.
Свадебное празднество, учитывая богатство Хаима и количество гостей, обещало затянуться на хорошую неделю. Флейты, барабаны, скрипки, кимвалы, ломящиеся от яств столы, неустанно наполняемые вином кубки, невеста на троне под белой парчой, речи и пожелания — все это на большой поляне перед домом, потому что Хаимов особняк, несмотря на свои изрядные размеры, не мог вместить всех пирующих, многие из которых преодолели тысячи миль ради знаменательного события.
