Елена Хорватова - Сезон долгов
А на Веру сильное впечатление произвела роскошная, утопающая в южных розах княжеская усадьба. Как ни старалась барышня сохранить на лице прежнюю маску невозмутимого равнодушия, все равно ей трудно было скрыть удивление и восторг.
Увидев, наконец, молодого князя, владельца всего этого великолепия, Вера заговорила с ним гораздо более почтительно, чем с Дмитрием Степановичем на станции.
Колычев дал Вере время устроиться на новом месте, привыкнуть к усадьбе и ее обитателям, а потом стал заводить с ней беседы, пытаясь осторожно выведать о том, что происходило в петербургском поезде в день убийства. Но как только он подступал в разговоре к теме дорожных впечатлений, Вера тут же замыкалась, отвечала односложно, а то и вовсе отмалчивалась, и всячески демонстрировала нежелание говорить о своей поездке в компании Ованесова и том, что случилось в вагоне первого класса...
Дмитрий не раз сетовал на характер упрямой девицы, но Феликс Рахманов не хотел его слушать – он был от Веры в восторге и все время пытался оказать ей какие-то знаки внимания – приказал садовнику ежедневно приносить во флигель Веры букеты роз и корзинки с фруктами, сам отобрал для нее в библиотеке несколько популярных у дам переводных романов, посылал слуг в город за пирожными «птифур» и шоколадом...
Вера при виде Феликса буквально расцветала и теряла всю свою замкнутость.
Через пару дней в усадьбу прибыл господин Ованесов, желавший навестить гостью. Ему указали на флигель, в котором разместилась Вера. Девушка вышла из домика к нему навстречу, не приглашая его войти. Под ревнивым взглядом князя, наблюдавшего за происходящим из окна большого дома, Вера с Ованесовым сделали несколько кругов по аллеям парка, оживленно беседуя о чем-то, после чего купец, впавший в плохое настроение, откланялся и отбыл восвояси.
Феликс бегом спустился по мраморной лестнице, прыгая через две-три ступени, разыскал Веру в саду и увел ее куда-то к морю.
– Дмитрий Степанович, вы знаете хотя бы что-нибудь об этой девушке? – озабоченно спрашивала Дмитрия старая княгиня. – Я не уверена, что могу одобрить излишне близкое знакомство моего сына с этой особой. Нет, я, конечно же, не имею склонности к тиранству и не могу диктовать мальчику свою волю, даже руководствуясь наилучшими намерениями, но Феликс порой проявляет неподобающее легкомыслие! Все-таки он – князь Рахманов и должен осмотрительно относиться к своим дружеским связям.
Сидя после обеда в беседке парка, Дмитрий услышал, что из открытого окна флигеля Веры доносятся звуки гитары и женский голос надрывно, со слезой поет:
Больную гордость затая,
Свое молчанье не нарушу
За что он полюбил меня,
За красоту или за душу?
Любил и презирал меня...
К удивлению Колычева, баритон Феликса стал подтягивать слова романса, и вскоре из флигеля уже доносился вокальный дуэт.
Вечером Вера сама разыскала Колычева, сидевшего с книгой в беседке у моря. На ее лице было непривычно благожелательное выражение.
– Дмитрий Степанович! Я хочу вам обо всем рассказать. Ну, о том, что тогда случилось в поезде... Вы ведь интересуетесь. Я думала, всю жизнь молчать об этом буду. Но мне так князя Феликса жалко. Он о жизни своей говорил, так у меня просто сердце рвется, как его послушаю. Такая у него судьба была горькая, так еще и жену любимую потерял. Я вчера весь вечер плакала, как от него обо всем узнала... Вот ведь жизнь у человека сложилась, похлеще всякого романа будет.
Глава 21
– Знаешь, Колычев, а эта Вера, в сущности, очень славный человечек, – рассуждал Феликс, сидя на балконе рядом с Колычевым и потягивая легкое вино. – Я к ней даже привязался. Конечно, она многое повидала на своем веку, в ней есть эта... искушенность, назовем так... Но поверишь, она мне кажется от этого только притягательнее.
– Уж не влюбился ли ты, друг?
– Не знаю, кажется, это что-то другое, Понимаешь, я чувствую к ней глубокую жалость. В Вере есть что-то от героинь Достоевского. Девушка из хорошей дворянской семьи, но отец разорился, в доме – почти нищета, а вокруг столько соблазнов. Мне это так хорошо знакомо. Может быть, если бы не тетка, то и моя покойная сестра не избежала бы подобной участи... Эта мерзкая сводня, генеральша, содержательница салона, выискивала хорошеньких девочек, попавших в тяжелые обстоятельства. Знаешь, как это делается? Одна подачка, другая, потом девчонка уже запуталась в силках и должна отслужить благодетельнице все, что для нее было сделано из милости...
– Да, эта дорога известная. Знаешь, мне однажды довелось вытащить с панели молоденькую проститутку, причем не такую даму полусвета, как Вера, а бедную уличную замарашку. Трудно с ней поначалу было, но ничего, удалось направить на путь истинный и даже замуж удачно выдать за владельца зеленной лавки. Потом благодарная Ванда каждую неделю присылала мне из своей лавки гостинцы – моченые яблоки, клюкву, огурчики малосольные.
– Митя, сколько, оказывается, у тебя было пикантных приключений – и падшие девицы, и малосольные огурчики...
– Ну, я-то ничего пикантного в этом не вижу. Просто пожалел девочку, забрал ее с улицы, попытался пристроить прислугой в знакомые дома – нигде не берут. Помучились мы с Петькой Бурминым, помучились и решили – пусть пока у нас в квартире будет прислугой на половинном жаловании, не выкидывать же ее обратно на панель. Мы, если ты помнишь, с Петей квартиру на паях снимали и все расходы пополам делили. Да и в спасении Ванды Петр тоже посильную помощь принял. А потом, когда я в Демьянов по службе перебрался, взял ее с собой. Там на Волге, ее никто не знал, слово плохого о ней сказать не мог, а девица она красивая, ну и жених ей нашелся, к счастью...
– Слушай, а может быть, и для Веры приезд сюда, на юг – шанс начать новую жизнь? Ее тут тоже никто, кроме Ованесова с его приказчиком, не знает, а эти будут молчать, я уверен. Я оплачу Верины долги владелице петербургского салона, чтобы Вера могла никогда туда не возвращаться... И на ее прошлой жизни будет поставлен крест.
– Ну и жениха тогда искать придется.
– Зачем жениха искать?
– Как – зачем? Нужно же Вере как-то устроить свою жизнь, не сможет же она век тянуть приживалкой в твоем имении. Или ты уже сам решил предложить ей руку?
– Нет, об этом пока говорить рано. Тем более, я совсем недавно похоронил жену, перед которой был сильно виноват... Но Вера так скрасила мою жизнь! Особенно теперь, когда я заперт в имении и не вижу никакого общества, она кажется мне лучом солнца, случайно проникшим в мою темницу. Во всяком случае, зимой мы с ней вместе планируем отправиться в Ниццу и Монте-Карло, а там поглядим, как жизнь распорядится...
Колычев не стал напоминать о том, что расследование еще не завершено, Феликс по-прежнему на подозрении у следователя и, стало быть, планировать отъезд за границу несколько преждевременно. По расчетам Дмитрия, это состояние теперь не должно было долго продлиться. Поэтому он заговорил о другом:
– Феликс, превращать эту несчастную девочку в свою содержанку было бы бессовестно с твоей стороны!
– Да я понимаю...
– Ваше сиятельство, к вам прибыл господин судебный следователь, – доложил вышедший на балкон лакей.
Князь Рахманов принял визитера в большой гостиной. Следователь держался в этот раз намного суше, чем обычно.
– Ну, как прошла ваша поездка в Петербург, господин следователь? – поинтересовался Феликс. – Удалось ли узнать что-либо важное?
– Кое-что удалось, ваше сиятельство, – ответил следователь, усаживаясь в удобное кресло. – И сразу скажу, уж простите за откровенность, что вы теперь превратились в основного подозреваемого. Как мне стало известно, у вас имелся очень веский повод для ревности. Если вы интересовались петербургской жизнью вашей супруги, то вполне могли счесть себя оскорбленным и запланировать убийство неверной жены.
– Что вы хотите этим сказать? – вскочил Феликс.
– Сядьте, ваше сиятельство! Эти театральные эффекты ни к чему. К тому же сразу по возвращении у меня побывал господин Заплатин, который отказался от своих показаний касательно вашего алиби. Он утверждает, что вы вынудили его солгать...
– Какой негодяй, – пробормотал князь.
– И тем не менее, у меня нет оснований не верить ему. И еще одна загадка меня беспокоит – из Петербурга самым необъяснимым образом пропала весьма важная свидетельница, с которой мне необходимо было побеседовать о деле. Как выяснилось, она направилась куда-то в наши края.
– Вы случаем не о Вере Коноплянниковой говорите, господин следователь? – невинным тоном поинтересовался Колычев. – Если о Вере, то побеседовать с ней не составит для вас никакого труда. Она в настоящее время гостит в имении князя.
– Хм, прелестно! – хмыкнул следователь. – Надеюсь, господа, вы еще не успели подкупить или запугать ее и склонить к даче ложных показаний? Это было бы в вашем стиле, любезный князь!
