Вера Юдина - Анатом
— Ваш друг навьерно уже ждет вас. Я не смею вас больше задерживать. Будьтье добры мои документ. — сухо сказал доктор.
Иштван поднялся, и вернул доктору его бумаги.
— Всего хорошего, и уверяю вас, до скорой встречи. — официально откланявшись графу сказал Иштван.
И он вышел, провожаемый злобным взглядом доктора, явно ощущая, как сверлит ему спину этот омерзительный человек.
Димитриев стоял в коридоре и ворковал со служанкой. Женщина, довольно полная, но все же не лишенная своей женской прелести, смущенно краснела, под смелым взглядом важного гостя.
— Ну вы меня простили, душенька? — целуя ей ручки протянул Петр.
— Я виновата перед вами, за что же мне вас прощать? — жалобно простонала женщина, замученная уже вниманием и вопросами Димитриева.
— Идем! — сказал Иштван, проходя мимо воркующей парочки.
Димитриев успел на прощание чмокнуть пухлые пальчики служанки, и последовал за другом на выход.
Когда служанка закрывала дверь, Димитриев на последок одарил ее страстным взглядом и подмигнул.
— Ну что у тебя? — спросил Иштван, когда они вышли на улицу.
— Наша Лизи навещала доктора, накануне вечером. Машка говорит доктор бесновался после ее ухода. Больше она никого не видела, хотя один раз слышала второй мужской голос, доносившийся из гостиной. Доктор с кем-то спорил, но тихо, и сам разговор она не разобрала.
Иштван улыбнулся самодовольной улыбкой.
— Теперь все становится на свои места. Наш доктор хитер. Перед смертью, каждый из невинно убиенных якобы составляет завещание, по которому доктор может на свое усмотрение распоряжаться их бренными останками. Как там было написано — завещание науке, в лице доктора Лиостро в частности. Вот как! Загнул и перемудрил, но самого себя. Одно мне не нравится, что даже если мы найдем у него в доме тела, пока у нас нет других улик, а тела он получается получает законно. Но мы- то знаем что он виновен. Дело за малым — доказать это.
— Ты хочешь сказать, что каждый, перед смертью писал завещание? — удивился Димитриев, — Но с какой целью.
— А вот здесь Петя самое интересное, меня давно уже терзает одна мысль, но я все никак не мог связать ее. Прочитав завещания, я заметил, что написаны они все как будто одной рукой. Можно подделать почерк, но остаются нюансы, мелочи, которые если знаешь где искать — находишь. И если бы я лично не видел почерк одной известной мне особы, то и не обратил бы внимание на эти странности. У нашего писателя, особенный стиль писать букву Д, и к сожалению, исправиться он не смог. И теперь я точно могу утверждать, что все они написаны рукой нашего гения калеграфии — господина Смолянкова.
— Лже юнкера?
— Ирония, Петя, но его самого. Помнишь я говорил тебе, что во время его гибели весь народ вокруг твердил, что сама смерть пришла за парнем. Я не видел лица ямщика. Но догадываюсь, что это был наш неизменный Люцифер. Сын преисподние. Я думаю, он следил за Смолянковым. И увидев меня, он решил действовать, просто у нашего преступника не было времени на раздумья. Поэтому Смолянков погиб такой ужасной смертью.
— А Аверьянов.
— Аверьянов был всего лишь случайной фигурой. Я думаю, он понял кто написал записку, когда увидел ее у меня в кабинете. Но не признался, чтобы не выдавать друга. Позже он встретился с Аверьяновым и рассказал ему о смерти Татьяны. Возможно, тогда у них созрел план заработать на этом происшествии. Смолянков знал того, кто диктовал ему тексты записки. И вероятнее всего пытался требовать с неизвестного нам господина энную сумму денег. Вероятнее всего ему отказали. Тогда он и написал письмо нам, желая заработать. Наш неизвестный узнал об этом, и решил прикончить неверного помощника. Так пал наш отважный юнкер. Аверьянов должен был стать следующим, и он стал им. Дальше все проще. Все остальные жертвы так или иначе становились на пути у нашего убийцы. И он убивал их с особой жестокостью и хладнокровием. Его основными жертвами были наши странные люди, все остальные пали случайными жертвами. Осталось только выяснить, как он находил свои жертвы. И что-то мне подсказывает, что главный злодей в нашем деле далеко не доктор.
— А кто?
— А вот это мой друг, пока остается для меня загадкой. Ты давай-ка Петя, отправляйся в деревушку Печеркина, переговори с матерью убитого городового, может простой люд окажется более сговорчивым.
* * *После визита к доктору, Иштван прямиком направился в Михайловский. В голове он пытался выстроить картинку всего дела. Он чувствовал, что все фигурки уже на своих местах, Он знает кто и зачем убивал несчастных. Он знает кому это в последствии было выгодно. Оставалось только выяснить, того, кто находил жертвы и отдавал приказы.
Катя как раз собиралась отправляться с семьей в Царское Село, когда ей сообщили, что в гостиной ее ожидает барон Облич.
Быстро поправив прическу, она сбежала по лестнице, легко, словно бабочка, не касаясь перил, и словно не ступая по ковру. Ее юбки колыхались при беге, а из прически выбился непослушный локон.
Когда она вбежала в гостиную, раскрасневшаяся, радостная, что вновь увидела своего сыщика, Иштван немного растерялся, от ее чистой и невинной красоты. Но быстро вспомнив о целее своего визита, он достал из кармана документ.
— Я к вам по делу, Екатерина Дмитриевна.
Катя заметно погрустнела, но постаралась придать своему лицу равнодушное выражение. Приподняв ручкой юбку, она прошла через гостиную, опустилась на диван и в манере настоящей светской дамы, легким жестом пригласила Облича присесть.
Иштван поразился тому, с какой легкостью эта девушка может перевоплощаться и меняться в настроении.
— Я слушаю вас, — спокойным тоном сказала Катя.
Иштван протянул ей письмо. Это было ее завещание, которое сыщик незаметно вытащил из стопки документов, в доме графа Лиостро. Вопреки ее приглашению, Иштван остался стоять подле нее, внимательно наблюдая за ее милым лицом.
Катя развернула листок и начала читать. Ее брови сошлись на точенной переносице, так грациозно и мило, и это придавало ей вид еще более очаровательный.
Прочитав бумагу до конца, она протянула ее обратно сыщику.
— Это шутка? — серьезно спросила она.
— Я хотел бы у вас это спросить. Шутка ли это, Екатерина Дмитриевна. Этим документом, вы как прямая родственница великого князя завещаете его тело в случае смерти некоему графу Лиостро, мошеннику, злодею и авантюристу, с передачей всех полномочий.
Смысл его слов не сразу дошел до княжны. Сначала она удивленно нахмурилась, затем улыбнулась, как бы отгоняя от себя смысл сказанного, а затем вдруг вскочила и вся вспыхнула от гнева.
— Да как вы смеете! — почти прошипела она. — Вы обвиняете меня в том, что я хотела убить своего брата!
В ее глазах застыли слезы праведного гнева. Иштван конечно не обвинял ее, но как у любого сыщика, с душой ищейки, у него в душе все же затаилось сомнение в ее непричастности. За долгие годы службы он научился, что доверять можно только себе. И тем более он опасался доверять женским чарам. Катя была его музой, уже несколько лет, неизменной и трепетной, но все же он не знал всю глубину ее души. А сейчас, видя застывшие слезы в ее васильковых глазах, он понял что знал, ее больше чем сам это понимал. И что он верит ей, больше, чем самому себе.
Почувствовав укол совести за свой некрасивый поступок, Иштван подошел к девушке и осторожно положил руку ей на локоть.
— Простите мне мою грубость, Екатерина Дмитриевна. Но это дело стало слишком личным для меня, только потому, что я узнал вас, и больше всего на свете, я боялся обмануться в вас и вашем бескорыстии.
Катя вспыхнула и опустила взгляд. Нервным движением она высвободила свою руку.
— Этот документ писали не вы, я знаю, я вижу это по вашим глазам. Но может быть вы знаете того, кто мог написать его за вас? — спросил Иштван.
Катя отрицательно покачала головой. Она не лукавила, она действительно даже не догадывалась, кто мог написать это письмо.
— Я видел у подъезда сани. Вы куда-то собираетесь? — Иштван предпочел сменить тему.
— Да. в Царское село. Завтра вечером там состоится ежегодное празднование, моя семья в списке почетных гостей. — Неожиданно Катя вскинула на него свой печальный взгляд, — Видите, вам кажется что жизнь моя легка и безоблачна, а я говорю вам, что даже с тяжелым камнем на сердце, я должна улыбаться и показывать всем что я радуюсь жизни. Ведь счастливый правитель, это счастливый народ. И как я могу опустить руки и закрыться в своем унынии, когда на мою семью обращены миллионы взглядов. Вы можете осуждать меня, но такова наша жизнь. И с этим ничего нельзя поделать…
Но эти слова били лишними. Он ни одну минуту не осуждал ее за праздный образ жизни, а наоборот восхищался ее стойкостью и непреклонностью. Иштван осторожно коснулся щеки девушки и проникновенным голосом, которого сам от себя не ожидал, тихо сказал:
