Наталья Андреева - Мы поем глухим
— Ты уже меня видишь.
— Ты понимаешь, о чем я. Ты разве не за этим сюда приехала? — он нетерпеливо стукнул рукоятью кнута по голенищу сверкающего сапога. — Я тоже скучал… какое-то время…
— Я хотела быть рядом с тобой!
— А вместо этого оказалась рядом с бароном. Кстати, я тебя поздравляю! Хотя лично я всегда был уверен в твоих талантах, ведь я сам приложил к этому руку. И не только руку. Ты опять умудрилась обвести вокруг пальца миллионера! И на этот раз не аристократа, а финансиста! Как тебе это удается?
— Что ты имеешь в виду?
— Он к тебе относится, как к особе королевской крови, не меньше. Но мыто знаем, что в твоих жилах течет кровь лакея. Или даже кучера.
— Ты поэтому разговариваешь со мной в таком тоне? — разозлилась она.
— Графиня она или герцогиня, девка все равно останется девкой, независимо от того, какой герб на дверце ее кареты, — пожал плечами Соболинский и кивнул на следующий за ними экипаж. Девизом графского рода, к которому она теперь принадлежала, Александра всегда гордилась: «Incedo per ignes!» — «Шествую среди огня!»
— Ты забываешь, кто я теперь! — вспыхнула она.
— О нет! Я никогда этого не забуду! Ведь это я сделал тебя тем, кто ты сейчас есть. Я подсказал тебе, что надо выгодно себя продать, и рад, что ты меня послушалась. Ты и теперь занимаешься тем же: держишь при себе барона, ожидая, когда он предложит хорошую цену за твою любовь.
— Я бы влепила тебе пощечину, если бы мы не стояли посреди улицы! — прошипела она.
— Я мечтаю об этом… — томно улыбнулся Серж. — Так когда?
— Барон и в самом деле обо мне заботится. Он очень хороший человек.
— Несчастный барон! — рассмеялся Соболинский. — Когда о мужчине так говорят, это значит, что его не полюбят никогда. Вот обо мне ты всегда говорила, что я негодяй. И что? Каждый раз после этого ты отдавалась мне с такой страстью, что позавидовали бы все хорошие люди вместе взятые.
— Видеть тебя больше не хочу! Сережа, Сережа, как низко ты пал! Говорят, ты жил за счет куртизанки. Что, порядочные женщины больше не хотят иметь с тобой дела?
— Милая, я докажу тебе, как сильно ты ошибаешься. Хочешь пари? Укажи мне на любую, которую ты считаешь неприступной, и готовься платить. Ты знаешь, что деньгами я с тебя не возьму. Как обычно: по тарифу, — он взглядом указал на ее грудь.
— Нет, это уж слишком! Я никому не позволю себя оскорблять!
— А то что? Крикнешь барона? — усмехнулся Серж. — Побойся Бога, Саша, у меня рука устанет убивать всех тех, кого ты берешь себе в заступники.
— Я никогда тебя об этом не просила! Убирайся!
— Вот она, твоя любовь: искать меня год, чтобы прогнать, не поговорив и пяти минут!
— Сережа, ты невыносим! Ты нарочно меня злишь!
— Конечно… Я же говорю, что соскучился.
Она обернулась, подзывая свой экипаж.
— Меня и в самом деле ищут, — сказал Серж, закрывая за ней дверцу. — Увидимся позже. Мне приехать к тебе?
— И думать не смей!
— Значит, ты и в самом деле любовница барона. Он меня Все-таки опередил. Ну, ничего. Вскоре я верну свою собственность. Трогай! — крикнул Серж кучеру.
Александра чувствовала, как щеки ее пылают. Кто еще мог позволить себе такую наглость? Да, когда-то она была наивной деревенской девочкой, бедной и, как потом выяснилось, незаконнорожденной. Но с тех пор все изменилось. Она графиня, двор Николая Первого ее принял и признал ее право быть среди избранных. Даже барон Редлих обращается с ней почтительно! А он финансовый магнат, один из богатейших людей Франции!
«Зачем я только его искала? Он ничуть не изменился. Принимать его у себя? Немыслимо! Но куда бы я ни поехала, какой бы великосветский салон ни вздумала посетить, я обязательно с ним там встречусь. Потому что он, похоже, принят везде. Здесь, в Париже, он вернул себе все то, что потерял в России. Потому что после революции Париж не столь щепетилен. Здесь достаточно иметь деньги, чтобы иметь хорошую репутацию, или красивую внешность, как у Сережи. А уж обходительности ему не занимать. Это со мной он ведет себя вольно. Потому что у нас есть прошлое, о котором лучше не вспоминать. Но кто не знает Соболинского так хорошо, как я, может подумать, что Серж — само очарование. И само собой — аристократизм. Хоть и говорят, что дворянство во Франции сильно обесценилось, все ж люди хорошего рода всегда будут привлекать симпатии. А в Соболинском сразу чувствуется порода».
Она вдруг почувствовала волнение. Не появись в ее жизни барон Редлих, Александра уже была бы в объятиях Соболинского. Серж прав: она за этим сюда и ехала. За ним. За его любовью. Но вдруг все изменилось. Барон заботился о ней с такой нежностью, был так терпелив, что она чувствовала себя обязанной.
Он снял для нее роскошный дом, помог его обставить, будто у него теперь не было более важных дел. Барон прислал к ней слуг, которые и в самом деле оказались вышколенными и надежными. Барон заботился о ней так, будто бы она была его женой. Чего бы ей ни стоило пожелать, это появлялось или исполнялось в мгновение ока, Александра даже стала бояться своих желаний. Все это было похоже на сказку, от которой она давно отвыкла.
А еще он был человеком умным, приятным собеседником. И мог говорить не только о бирже и своих финансовых вложениях. А это синеглазое чудовище, похоже, может думать лишь о чувственной любви. Все интересы Соболинского сосредоточены в двух комнатах: в спальне и в игорном зале.
«У меня от него физическая зависимость, как от морфия, — с тоской подумала она. — И как мне вылечиться от этой болезни? Рассказать все Эрвину? Да он-то мне чем поможет? В любовных делах барон не советчик».
С такими мыслями она и вернулась домой. По совету барона Редлиха, Александра решила поменять свою жизнь. В Париже у каждой уважающей себя дамы был приемный день и приемные часы. Главное было не перепутать, потому что одна принимала по вторникам, с пяти до семи, другая — по четвергам, с четырех до шести, третья — еще в какое-нибудь время по воскресеньям. Были еще и утренние часы для приемов, после полудня и до двух, когда в Париже наступало время для прогулки. Некоторые дамы давали еще и обеды, которые плавно перетекали в литературные чтения или в обсуждение новой пьесы. Существовали еще так называемые малые приемы, или малые вечера, когда после большого приема, после семи, и, как частенько бывало, до полуночи, самые близкие друзья хозяйки салона и те люди, с которыми она была в родстве, общались мило и непринужденно.
В общем, как поняла Александра, парижские дамы были чрезвычайно заняты. Оставалось только удивляться, когда они успевают дышать? Весь этот сонм легкомысленных бабочек, порхающих из салона в салон, мог в одночасье собраться и превратиться в воинственную рать. Как, например, во время громкой премьеры или на скачках. Эти пятьсот — семьсот человек и являлись общественным мнением. Александра, благодаря барону Редлиху, была записана в модницы, а Соболинский, видимо, в знаменитости. Хотя непонятно, чем именно он прославился? Но оба они невольно встали под знамена воинства, которое в двух словах можно охарактеризовать, как «весь Париж».
«Весь Париж носит то-то». Или: «весь Париж обсуждает то-то». «Как вы можете этого не знать, если об этом только и говорит сейчас весь Париж!» То есть в двадцати салонах и в фойе Оперы.
Поначалу Александре это было забавно, но вскоре начало раздражать. Ездить из дома в дом и развозить повсюду сплетни, одновременно слушая другие сплетни? Прекрасное времяпрепровождение! И это называется жить светской жизнью!
— Нынче в Париже никто не хочет работать, — сказал ей как-то барон Редлих. — Нельзя найти даже толкового секретаря для самых незначительных поручений. Как только какой-нибудь трудолюбивый молодой человек покидает свою мансарду и спускается на два этажа ниже, так он тут же женится, а его жена открывает свой собственный салон. И пусть там подают подслащенную воду и сухое печенье, там уже лишь танцуют, поют и говорят о политике. А всякое дело прекращается. Трудиться этот молодой человек уже не хочет, он хочет говорить, говорить и еще раз говорить. Разумеется, всех осуждать, в особенности правительство. Сейчас только ленивый не осуждает правительство и нашего монарха. Меж тем, как я уже сказал, трудиться никто не желает, а все хотят жить на ренту. Видели бы вы, что творится в кассах в тот день, когда ее выплачивают, эту ренту! Но где взять денег на все это безделье? Все это добром не кончится.
Александра не стала уточнять у барона, чем все закончится. Все, что ей хотелось, это прекратить эту пустую, бессмысленную жизнь. Даже в деревне, в сельской глуши ей жилось лучше, когда Сашенька Иванцова еще была никем. Единственным человеком, который являлся лучом света в этом беспросветном мраке полной бессмыслицы и безделья, был барон Редлих.
Стоило ей только подумать, что она может его потерять, как становилось понятно, насколько она успела к нему привязаться. Поэтому она и не бросилась в объятья Сержа, более того, даже решила не принимать его у себя. Ни на больших вечерах, ни на малых.