Эллис Питерс - Ученик еретика
Жерар был на полголовы ниже своего младшего брата, но шире в плечах и крупней; дородный, неунывающий здоровяк, веселый, круглолицый, с жесткой рыжеватой шевелюрой и коротко стриженной бородой. Даже внезапные неприятности не могли испортить ему настроения, и однако, Жерар был огорошен, когда, вернувшись домой после недельной поездки, узнал, что отправившийся в паломничество дядюшка Уильям умер и уже похоронен, а его юный спутник Илэйв, благополучно переживший опасности путешествия, схвачен и ожидает суда; конторщик Олдвин убит, и тело его лежит в одном из сараев, пока не подготовлены похороны, причем приходской священник из церкви Святого Алкмунда весьма озабочен, не умер ли его подопечный нераскаявшимся грешником; а пастух Конан сидит, потея от страха, под караулом в лавке у Джевана по приказу шерифа. Джеван, Маргарет и Фортуната, все разом, наперебой, безуспешно пытались растолковать Жерару, как и почему произошла такая неразбериха за ту неделю, пока он отсутствовал.
Но Жерар понимал, что каждому делу — свой черед. Дядюшка Уильям умер — тут уже ничем не поможешь; похоронили старика как подобает, о чем еще говорить? Смерть Олдвина — большая неожиданность, загадку эту еще предстоит решить, но подобными делами ведает шериф. Другое дело — сомнения отца Элии в том, успел ли Олдвин раскаяться перед смертью. Здесь еще будет время поразмыслить. Илэйв сидит под замком в аббатстве, слава Богу, он жив и здоров, могло быть и хуже. Что касается Конана, он парень крепкий — ему не помешает немного попотеть. Если понадобится, хозяин замолвит за него словечко. А вот лошадь Жерара изрядно вымоталась после дня пути: надо отвести ее в стойло и насыпать овса. Да и сам он, Жерар, не прочь поужинать.
— Пойдем, милая, — бодро сказал Жерар, обняв жену за талию и подталкивая к дому, — Джеван, будь любезен, отведи лошадь в стойло, а я пока попытаюсь разобраться в этой путанице. По-моему, плакать уже поздно, но предаваться панике не стоит. Мы еще успеем поправить дело. Как говорится, тише едешь — дальше будешь. Фортуната, детка! Принеси мне эля — в горле сухо, точно в пустыне. И позаботься об ужине, а то от меня проку не будет.
Все заторопились выполнять его поручения. Опора семьи, столп существования, Жерар Литвуд прибыл домой. Женщины шумно выражали свою радость, а что касается Джевана, он степенно и молча уступил бразды правления старшему брату — главе семьи и хозяину дома, — спокойно удалившись к себе, в царство пергаментов. Расседлав и накормив лошадь, Джеван вернулся в залу, где семья собралась за столом. Конана уже увели в замок на допрос к шерифу. Закрывая окна ставнями, Джеван увидел пастуха вместе со стражником на улице и хотел улыбнуться, но улыбка вышла недобрая.
— Просто удивительно! — проговорил Жерар, откидываясь на спинку кресла. — Стоит только человеку раз в год уехать из дома на неделю, как тут же происходят невероятные вещи. И все же хорошо, что Конан меня не нашел, не то бы я упустил этих двух новых поставщиков. Я побывал еще в двух деревнях и скупил шерсть, настриженную с четырехсот овец… Но, конечно, жаль, дорогая, что меня не было здесь с вами, чтобы взять на себя все эти неприятные хлопоты. Давайте-ка поразмыслим, что требуется предпринять… В первую очередь — Олдвин. Что бы он там ни затевал против Илэйва — уж очень он был подозрителен и робок. Хватило бы ему только духу спросить — и все бы его сомнения рассеялись… Так вот, что бы он там ни затевал, он наш домочадец — и мы должны позаботиться о его похоронах.. Отец Элия, что вы нам скажете?
Отец Элия, приходской священник из церкви Святого Алкмунда, сидел с ними за столом. Гостеприимный Жерар пригласил его поужинать и отвлечься от горестных размышлений над телом усопшего. Сухонький, седенький, но пылкий в своей набожности, отец Элия кушал как птичка, когда изредка вспоминал, что надо поесть. Он неустанно хлопотал о своей пастве, наподобие наседки, которая тщетно пытается собрать под крыло непослушных птенцов. Заблудшие души норовили ускользнуть, но каждая из них была для него единственным сбившимся с пути ягненком. И о каждой он молил Господа, часами простаивая на коленях. Мог ли столь благочестивый пастырь решиться на подлог, верша похоронный обряд над нераскаявшимся грешником!
— Олдвин был мой прихожанин, — говорил священник слабым голосом, в котором звучала, однако, нотка раздраженности. — Я скорблю о нем и буду о нем молиться. Но он погиб от руки преступника, незадолго до того он по злому умыслу обвинил своего ближнего. В каком состоянии была его душа? Он уже несколько недель не ходил к мессе и не исповедался. О молитве забывал, а ведь каждому надлежит прилежно молиться. Я не предам его анафеме за малое усердие. Но когда он последний раз был на исповеди? Как я могу принять его, не зная, покаялся ли он и получил ли отпущение грехов?
— Будет достаточно, если он покаялся хоть однажды? — мягко предположил Жерар. — Ведь он мог пойти к другому священнику. Где-то в другом месте, а не в Шрусбери? Он мог, поддавшись порыву, зайти в любой храм…
— Вне городских стен существует четыре прихода, — не слишком охотно допустил отец Элия. — Я спрошу. Хотя человек, который так часто пропускает мессу… Что ж, я поспрашиваю и в городе, и в окрестностях. Возможно, он боялся идти ко мне. Люди слабы и прячутся, чтобы не обнаружить своих слабостей…
— Вы правы, святой отец, так оно и бывает! Наверное, он не осмелился идти к вам. Он часто пропускал мессу. И предпочел, возможно, исповедаться другому священнику, который не так хорошо его знал и проявил бы меньше строгости. Поспрашивайте, святой отец, непременно что-то узнаете. Теперь о Конане… Он также наш домочадец, что бы он там ни натворил. Насколько я понял, он выступал как свидетель против Илэйва, который наболтал всяких глупостей о Церкви. Как ты считаешь, Джеван, они были в сговоре?
— По-видимому, да. — Джеван неопределенно пожал плечами. — Хотя, осмелюсь сказать, оба не ведали, что творят. Олдвин по глупости воображал, будто Илэйв собирается его подсидеть.
— Увы, это похоже на Олдвина! — со вздохом подтвердил Жерар. — Он повсюду находил только мрачные стороны… И все же после стольких лет службы ему следовало бы больше полагаться на нас! Наверное, он думал, что соперник ударится в бега, как только почувствует опасность. Но почему Конан хотел избавиться от Илэйва?
Все сидели молча, с недоумением покачивая головами. Наконец Джеван, кисло усмехнувшись, проговорил:
— Думаю, Конан также считал Илэйва опасным соперником, но только не в работе… Пастух имел виды на Фортунату.
— На меня?! — Девушка с изумлением взглянула через стол на Джевана, — Мне это и в голову не приходило! Во всяком случае, я не подавала никакого повода.
— Конан полагал, что Илэйву, — продолжал Джеван, и улыбка его потеплела, — внешне более привлекательному, окажут предпочтение. Но кто скажет, что его опасения были беспочвенны? — Джеван с нежной усмешкой поглядел на племянницу. — Он попал в самую точку!
— Конан никогда не обращал на меня внимания, — заметила Фортуната, все более удивляясь. Впрочем, девушка понимала, что это могло быть и так; просто она сама оказалась недостаточно наблюдательной. — Я была уверена, что он обо мне и не думает!
— Да, на влюбленного он не очень-то походил, — согласился Джеван. — Но за последние дни все переменилось. Ты смотрела в другую сторону и потому ничего не видела.
— Ты говоришь, он стал умильно поглядывать на нашу девчушку? — расхохотавшись, спросил Жерар.
— Умильно? Нет, я бы сказал — расчетливо. Маргарет сообщила тебе, что Фортуната получила приданое от Уильяма?
— Да, только надо открыть какую-то шкатулку… Но почему все думают, что я не снабдил бы девочку приданым, если бы ей захотелось выйти замуж.? Хотя, конечно, спасибо старику… Приятно, что он ее не забыл. Если бы ей приглянулся Конан, я бы не стал возражать — он неплохой парень! Я не оставлю ее бесприданницей, кого бы она ни выбрала. Хотя, конечно, — сказал Жерар, оценивающе взглянув на Фортунату, — наша девочка достойна лучшего жениха!
— Обещания обещаниями, а денежки-то, вот они — под рукой! — язвительно вставил Джеван.
— Ты к нему несправедлив! Где были его глаза, ведь девчушка наша выросла и стала красавицей хоть куда! А она у нас к тому же не только красавица, но и умница! И что с того, если он свидетельствовал против Илэйва и уговаривал Олдвина не отказываться от обвинения! При чем тут расчет? С соперниками бывает и похуже… И все, однако, с рук сходит. А вот Олдвина убили… Нет, это не Конан, я уверен!
Жерар устремил взор на отца Элию — сухонького, с редкой седой растительностью вокруг тонзуры, который сидел, зорко поглядывая вокруг и вбирая в себя каждое слово.
— Мне давно ясно, — проговорил старенький пастырь, — что человек способен на любое злодеяние. Как и на любой добрый поступок, впрочем. А жизнь — она так хрупка, ее трудно поддерживать, но ничего не стоит разрушить. Достаточно одного дуновения! Вспышка гнева, лишний стакан вина или просто лошадь взбрыкнет: одно мгновение — и все кончено…
