Рафаэль Кардетти - Слезы Макиавелли
Смирившись с необходимостью, он нанимался на службу к провинциальным дворянчикам. Несколько лет гонялся за похитителями кур и припугивал крестьян, неисправно плативших налоги, а затем вернулся во Флоренцию как раз в то время, когда там установилась республика.
Он предложил свои услуги Содерини, устранив одно за другим препятствия, которые перед тем возникали, и таким образом вошел в высший круг власти. Теперь он впервые в жизни мог поручать другим творить насилие вместо себя.
Души тех, кто имел несчастье столкнуться с его шпагой, казалось, только того и ждали, чтобы начать его преследовать. Угрызения совести, которые он в свои военные годы так старательно загонял в дальние закоулки души, вдруг вырвались наружу и уже не оставляли его в покое.
Когда мрачные воспоминания слишком его донимали, Малатеста спасался тем, что умел делать лучше всего, — сражался. Запершись один в фехтовальном зале Палаццо Коммунале, он часами изматывал себя, бросаясь со шпагой на учебные чучела, пока боль не вытесняла из его тела и мозга все другие мысли и чувства.
Он понятия не имел, сколько времени длился этот поединок. Кожаное чучело хранило следы его яростных выпадов. Тело обливалось жгучим липким потом, но ему почти удалось отогнать своих невидимых врагов.
Он услышал, как открывается дверь фехтовального зала, и уже собирался отругать солдата, который отвлекал его вопреки приказу. Но его удивление было столь велико, что слова застряли в горле. Перед ним в своей большой красной шляпе стоял не кто иной, как сам кардинал Сен-Мало.
С улыбкой на устах французский посол подошел к наемнику и протянул ему пухлую руку. Малатеста не стал целовать подставленный ему перстень. Ничуть не смущенный таким проявлением враждебности, прелат опустил руку, свесив ее вдоль своего жирного брюха.
Несколько долгих мгновений оба пристально смотрели друг на друга, пока Сен-Мало не счел нужным объяснить свой визит:
— Я так долго искал вас, Малатеста. Еле нашел.
Насмешливая искра промелькнула в глазах наемника.
— Сюда действительно редко заглядывают служители Церкви. Зачем вы хотели меня видеть, Ваше Преосвященство?
— Ради нашего общего блага я пришел предложить вам соглашение.
Он не успел пошевелиться, как конец шпаги Малатесты коснулся его сонной артерии. Наемник чуть нажал, и клинок поцарапал кожу кардинала, чье лицо слегка покраснело.
Ледяной взгляд Малатесты скрестился со взглядом кардинала.
— Мне трудно поверить, чтобы у нас могло быть что-то общее, Ваше Преосвященство. Тем не менее я вас слушаю. И не забывайте, что сейчас ваша судьба в моих руках.
— Постарайтесь видеть дальше кончика вашей шпаги, Малатеста! Я пришел в этот вонючий зал, чтобы говорить не о моей судьбе, а о судьбе вашего города. Ответьте мне на простой вопрос: когда закончится весь этот маскарад и город обретет свое былое величие, неужели вы не захотите занять в нем место, достойное ваших способностей?
В глазах воина отразилась растерянность. На какой-то миг уверенность прелата поколебала его решимость. Едва заметным жестом он ослабил нажим шпаги.
— Что это означает?
— Взгляните же правде в глаза! Без армии вы ничто. Любой может взять город меньше чем за неделю. Папа и император сделают это очень быстро, едва им представится такая возможность. Однако мой король предпочитает переговоры завоеванию. Я напрасно пытался убедить его, что вы не заслуживаете такого снисхождения, но он ничего не желает слышать…
Искушенный в ораторском искусстве, кардинал сделал короткую паузу, а затем продолжил свое доказательство:
— Если вы не хотите потерять независимость, вам не обойтись без нашего покровительства. Само собой разумеется, вам придется изгнать всех тех, кто противостоит нам…
— Гонфалоньера…
— И главных его сторонников, разумеется. Не говоря уже о Савонароле, до которого папа очень хотел бы добраться. Мне доводилось слышать, что у него по поводу этого проклятого монаха весьма жестокие замыслы. Думаю, ему было бы приятно, если бы этого бунтовщика поджарили на костре.
— Полагаю, что, способствуя воплощению этих фантазий, вы заметно улучшите свое положение в папской курии…
— О чем вы, сын мой? Как служитель Церкви может лелеять столь честолюбивые земные помыслы? Успокойтесь, мои устремления исключительно духовны. Савонарола поносит католических сановников, упрекая их в том, что их проповеди расходятся с делами. Его простодушие было бы трогательным, не будь оно столь опасным! Наше назначение в том, чтобы нести Слово Божье в мир, а не в том, чтобы следовать ему в жизни. В сущности, то, что мы заблудшие овцы, почти не имеет значения в глазах Создателя! Единственное, что действительно важно, — это чтобы Его голос звучал над миром. А для этого люди должны слепо верить в то, что им говорит Римская церковь.
На устах Малатесты появилась грустная улыбка. Наемник опустил клинок своей шпаги.
— На самом деле Церкви нужен политический status quo, чтобы навечно закрепить свое господство над народом. А Савонарола призывает к слишком крутым переменам, которые грозят расшатать вашу стратегию власти.
— Вижу, Малатеста, что, несмотря на внешнюю неотесанность, вы умеете работать головой. Я знаю мало людей, которые, превосходно владея военным искусством, понимают также скрытые мотивы приказов, которые им отдают.
Малатеста раздраженно отмахнулся:
— Я не нуждаюсь в вашей лести, Ваше Преосвященство! Похвалы уже очень давно оставляют меня равнодушным. Что вам нужно на самом деле?
Его тон был достаточно властным, чтобы кардинал тут же прекратил ходить вокруг да около:
— Когда эта позорная республика падет, Медичи снова возьмут бразды правления в свои руки и все пойдет по-старому. Нам не придется больше иметь дело с торговцами и пекарями. Рим снова будет управлять душами. Нынешняя власть вот-вот рухнет. Надо только, чтобы кто-нибудь вынул несколько кирпичей из фундамента здания, и тогда оно развалится само по себе. Этот кто-то будет, разумеется, щедро вознагражден. У нас уже есть сторонники в стане врага, но ваше содействие поможет нам выиграть драгоценное время.
Кардинал испытующе посмотрел на собеседника, ожидая отклика, но смог прочитать на его лице только отвращение.
— Как вы могли хотя бы на миг предположить, что я приму подобное предложение? Я всю жизнь выполнял свои обязательства. Только благодаря этому мне до сих пор удавалось выжить.
Его голос стал почти неслышным и приобрел оттенок горечи:
— Вот уж не думал, что у наемника нравственное чувство развито сильнее, чем у служителя Церкви! Какая ирония судьбы!
— Да кто вы такой, чтобы читать мне мораль! — закричал в ответ Сен-Мало. — Сколько мужчин вы убили за годы вашей блестящей карьеры мясника? Пятьдесят? Сто? Не говоря уже о детях и женщинах, которых вы прирезали заодно! И я уверен, что недооцениваю ваши подвиги!
Ответ Малатесты не заставил себя ждать. Тыльной стороной ладони он наотмашь ударил противника чуть выше левой скулы. Не ожидая столь сильного удара, прелат тяжело рухнул на пол.
— Никогда я не убивал ради удовольствия. Вы будете первым исключением из этого правила.
Оглушенный священнослужитель с трудом поднялся, утирая рукавом плаща кровь, которая текла у него из века.
— Решительно, Малатеста, вы такой человек, каких я люблю. Ваше нелепое чувство чести невольно внушает уважение. Сомневаюсь только, что ваши противники поведут себя так же, когда снова окажутся у власти. Предлагаю вам последнюю возможность отделить свою судьбу от судьбы Содерини. Так каково же будет ваше решение?
От гнева челюсти Малатесты сжались, а рука снова легла на эфес шпаги.
— Убирайтесь отсюда, покуда у меня не лопнуло терпение и я не выпустил вам кишки. Можете предложить свою грязную сделку кому-нибудь другому.
Кардинал только пожал плечами. На негнущихся ногах он направился к двери. В тот миг, когда его рука взялась за задвижку, снова раздался голос наемника:
— Последний совет, Ваше Преосвященство. Старайтесь не попадаться на моем пути. Я не уверен, что в следующий раз смогу сдержать шпагу.
Когда пурпурная сутана окончательно исчезла за дверью, Руберто Малатеста, не помня себя от ярости, осыпал ударами шпаги кожаное чучело.
Из окна комнаты, куда его засадил сер Антонио, чтобы он перечитал и разобрал пачку толстых дипломатических отчетов, Макиавелли видел, как вышел кардинал.
Настроение у французского посла было отвратительное. Он ощупывал край века и в гневе вытирал испачканные кровью пальцы о свою кардинальскую шляпу. Не обратив ни малейшего внимания на фигуру, которая крадучись последовала за ним, он быстрым шагом направился прочь от Палаццо Коммунале.
Франческо Веттори вышел из дверей через несколько мгновений после тучного прелата и последовал за ним к площади Синьории. Через два часа Макиавелли наконец закончил работу и потихоньку от начальника канцелярии удрал из дворца. Гвиччардини ждал его дома, развалившись в кресле в кабинете для занятий. В комнате царил тот же жуткий беспорядок, что и в прошлый его приход. Картина дель Гарбо, по-прежнему прислоненная к книжным полкам, совершенно выбивалась из ансамбля.
