Йорг Кастнер - В тени Нотр-Дама
Лейтенант углядел свободный стол и потянул меня за собой, мимо шпильмана с гривой из локонов, чья песня о суровой жизни в темнице, которую он пел с южным акцентом, совсем не вязалась с радостными звуками его лютни.
Я указал Фальконе на это, пока мы усаживались, и он ответил:
— Это тоже одна из баллад Вийона. У толстухи Марго можно петь только песни Вийона. Старый кокийяр[32] вел бурную жизнь. Его стихи, правда, не всегда веселые, но он знал, о чем писал.
Я, должно быть, ошарашено посмотрел на него, потому что Фальконе спросил, что со мной. Он не мог знать, что его фраза напомнила мне о некоторых словах в бане на улице де ла Пеллетери. Я увидел перед собой миловидную Туанетту, когда она вдруг с ужасом отвернулась от меня и назвала «членом братства раковины». И я почувствовал угрозу мэтра Обера и его грубых помощников, которые вышвырнули предполагаемого члена «братства раковины» из бани.
— Я не понимаю ваших слов, месье Фальконе. Кто такие члены «братства раковины»?
— О, святая несведущая юность! — вздохнул лейтенант с наигранным пафосом. — Когда вы родились, организация «братьев раковины» уже утратила свое влияние. И даже если они были далеко распространены, то такие удаленные места, как Сабле, остались ими пощажены. Вы действительно ничего не слышали о кокийярах?
— О раковине? Нет.
— Одна из самых опаснейших и больших банд мошенников во Франции.
— Меня воспитали монахи.
— Это объясняет кое-что, — задорный блеск сверкнул в глазах Фальконе. — Банда мошенников неохотно рассказывает о другой, не так ли?
Я пожал плечами и подозвал жестом девушку, которая едва могла избежать грубых окриков и наглых рук.
— Жаркое, сыр и вино, черное морийон[33], — заказал Фальконе. — Жаркое куском, чтобы оно было еще сочным, — тоскливым взглядом он проводил раскачивающее бедрами удаляющееся рыжеволосое создание, прежде чем повернулся ко мне. — Ну, месье Сове из меланхоличного Сабле, так как вы не знаете ничего о кокийярах, начну-ка я лучше свое объяснение от Адама и Евы. Я предполагаю, об экошерах[34] вам тоже не доводилось слышать за вашу молодую жизнь?
— О живодерах? Конечно, я слышал о них! — возразил я с некоторой гордостью и возмущением. Кому же понравится, чтоб его представляли глупым мальчишкой? — Во время войны и Сабле не было ими пощажено, почтеннейшие горожане рассказывали настоящие страшные истории. О бандах живодеров, отбросах войны, уволенных или сбежавших наемных солдатах, которые разоряли любую деревню, любой двор на своем пути, пытали людей, надругались над ними и снимали последнюю рубашку.
— Часто не только последнюю рубашку. Если крестьяне и жители деревень хорошенько припрятывали свое добро или действительно были бедны как нищие, экошеры сдирали тогда с их живых тел кожу.
— Для устрашения? — спросил я вслед, представляя с ужасом яркую картину описываемого.
— И для этого тоже. И потому, что подонкам это доставляло удовольствие.
— И кокийяры — подобная гнусная банда?
— Такой она была, по крайней мере, но вот прошло уже около двадцати лет, когда ее уничтожили, ну, минимум, полностью обезглавили. Говорят, кокийяры вышли из экошеров. Когда страна была опустошена после войны, длившейся свыше ста лет, и бандам наемников, занимающихся мародерством, больше не находилась добычи, они попытали свое счастье за лишь кажущимися надежными стенами городов. Так возникли кокийяры, «братство раковины».
— Странное название. Откуда оно происходит?
— От раковины, которая служила опознавательным знаком членам этого распространенного по всей Франции союза. Предпочтительным образом они использовали спрятанную под одеждой пилигрима раковину. Такой же точно, как крепко закрытые половинки раковины, долгое время была вся банда. Все больше становилась их сеть, и братство делилось на четкие подразделения: одни срезали кошельки, другие были взломщиками, шулерами и фальшивомонетчиками, разбойниками и убийцами — это если назвать только самые главные подразделения. В 1455 году на след банды вышли в Дижоне, где у нее было одно из укрепленных убежищ. В следующие годы кокийяров все больше загоняли в угол, пока они не утратили своего единства и не распались, наконец. Их короля, впрочем, так и не поймали.
— Их короля? Кто это был?
— Никто этого не знает. За его выдачу любому бы пришлось несладко. Знаете, что кокийяры делали с предателями? Они прокалывали глотку и засовывали в рот раковину для устрашения других «братьев раковины».
Тут же Одон и сестра Виктория встали у меня перед глазами.
— Я вижу по вам, что вы думаете, так же как и я, месье Сове. Убийца, за которым я охочусь, действует как прежняя банда кокийяров. Только десятка сменила ракушку.
— Вы верите в совпадения, лейтенант Фальконе?
— Я вовсе ни во что не верю, иначе я бы стал священником. Моя задача найти взаимосвязи, мотивы и, прежде всего, исполнителей.
Рыжеволосая девица принесла большой поднос к нашему столу, на котором стояли два оловянных стакана и глиняная кружка с вином, жаркое, сыр и темный хлеб. Фальконе крепко схватил девушку за руку и спросил, дома ли Марго.
— Я не знаю, — вырываясь, ответила рыжеволосая.
— Ну, да, — ухмыльнулся лейтенант. — Передай ей, что Фальконе хочет с ней поговорить.
Когда девушка снова исчезла в толпе, Фальконе сказал:
— Марго захватила время кокийяров. Возможно, она сумеет рассказать вам об их короле.
— Вы же говорите, никто не знает ничего о нем.
— Но есть целая уйма слухов. Некоторые утверждают, что Вийон — их король.
— Франсуа Вийон, поэт?
— Он самый. Вийон, ученый и уличный поэт, магистр и мастер ножа. Он какое-то время жил в этом доме, когда толстуха Марго была юной красивой девушкой, а он — ее сутенером.
— Вийон — сводник?
— Не говорите так громко, месье Сове! — смеясь, Фальконе налил темное вино в бокалы. — Вы можете обидеть тем самым некоторых господ в этом зале. Кроме того, Вийону вменяются обвинения и похуже. Но давайте сперва подкрепимся. Уж Марго сумеет рассказать кое-что о великолепном Франсуа.
Он достал острый нож из-под своей куртки, чтобы разрезать хлеб, сыр и жаркое. Так же и мой голод победил ужас, который охватил меня при виде мертвого причетника. Я достал кинжал и вонзил его в хрустящее жаркое. Так ловко и неожиданно, как он прежде схватил девушку, Фальконе взял теперь меня за предплечье. Пока моя рука с кинжалом, остановленная таким образом, зависла над столом, я удивленно посмотрел на лейтенанта. Его глаза изучающее уставились на мой кинжал.
— Оружие еще совсем новое, — сделал он заключение. — Но уже имеет следы необычного износа. Клинок здорово поцарапан, — другой рукой он потянулся к моему кинжалу, и, проверяя его заточку, провел большим пальцем по лезвию:
— Тупо и грязно, к тому же, — он потер большой палец об указательный палец. — На ощупь как будто старый строительный раствор.
Стоило ли мне выдавать ему, что я скреб своим оружием по стене, чтобы изобразить из себя отряд королевских стражников? Едва ли, потому что тогда я должен буду рассказать о Жиле Годене. Так что я изобразил по возможности невинную улыбку и проговорил:
— По нему вы можете видеть, что я больше человек пера, нежели холодного оружия. Я недавно чистил кинжалом стык в стене в моей келье и не думал, как это будет губительно для инструмента.
— Лучше почистите сталь, прежде, чем приметесь за мясо и сыр. С тупым кинжалом вам явно придется хорошенько покромсать жаркое.
Звучало доброжелательно, но по взгляду Фальконе я понял, что мой кинжал заинтересовал его не на шутку. И теперь до меня дошло, почему он пригласил меня и заказал жаркое. Я держал кинжал у него перед носом.
— Рассмотрите клинок теперь вблизи, господин лейтенант. Вы не найдете ни капли крови. И тем еще меньше уличите убийцу за этим столом. Наоборот я желаю, чтобы Одон был бы жив!
Фальконе отвел мою руку с оружием:
— Не горячитесь так, месье Сове. Я уже вижу, Одон был убит не этим кинжалом.
Я прекрасно понял намек.
— Вы имеете в виду, я мог бы использовать другое оружие? Вы хотите меня обыскать?
Едва я выговорил это, я предпочел бы залепить себе пощечину. А что, если Фальконе найдет фальшивую бороду у меня под камзолом? Как мне это следует объяснять? Я еще так плохо разбирался во всем, но одно я знал точно: Фальконе будет думать, что я прокрался за Одоном с накладной бородой, чтобы убить его предательски из-за угла.
— С орудием убийства вы едва бы вернулись обратно в Собор, — сказал лейтенант и махнул рукой.
— Если вы так думаете, зачем тогда эта история с жарким?
— Чистая рутина, месье. Простите закоренелому стражнику его маленькие причуды. Кроме того, я действительно проголодался, — Фальконе жадно впился зубами в мясо и запил его большим глотком вина.
