Александр Арсаньев - Казна Наполеона
Варвара Николаевна вылетела из беседки как ошпаренная. Ее лицо вспыхнуло и зарделось, как только она нас увидела. Она пробежала мимо, едва соприкоснувшись со мной рукавом шерстяного спенсера. Я шепнул ей:
— Решайтесь!
Она ничего не ответила и устремилась прочь легкими шагами. Ее юбка, украшенная по краю цветочной гирляндой, колыхалась в такт шагам, сметая росу с травы на своем пути.
Следом за ней из беседки выскочил управляющий. Шея его побагровела, жилки на лбу кровью налились, да и рыбьи глаза покраснели от ярости.
— Вы еще здесь? — выпалил он. — Я же сказал вам, чтобы вы убирались из имения. — Или русского языка не понимаете?
— По-моему, вы, уважаемый Демьян Ермолаевич, нарываетесь на неприятности. Вы забыли, что разговариваете с благородным человеком? О последствиях не беспокоитесь? Я ведь могу вас и того… нет, не к барьеру пригласить, а попросту арапником выдрать — выговорил я, стараясь сохранять свойственное мне в таких ситуациях ледяное спокойствие. Кинрю выступил чуть вперед, готовый в любую минуту броситься на обидчика. Я задумался на мгновение, с собой ли у него его редкостное кольцо со спицей. Не завидывал я нашему Демьяну Ермолаевичу!
Управляющий сразу поостыл, сник как-то. Плечи его ссутулились, от лица отхлынула краска. Понял, наверное, что лишнего хватил, через край разошелся. Радевича-то нету поблизости, защитить-то в случае чего некому! В уме у меня промелькнуло, что апоплексический удар в этот раз Демьяна Ермолаевича, по-видимому, не хватит!
— Завтра на рассвете мы уезжаем, — заверил я его.
— Всех благ! — поклонился Демьян Ермолаевич и пошел в сторону новой усадьбы.
— Что с Варей будем делать? — поинтересовался Кинрю, как только управляющий скрылся из вида.
— Я так думаю, выручать, — произнес я задумчиво. -Выезжаем этой же ночью. Варвару Николаевну я лично предупрежу.
— Ну, наконец-то, появились дельные мысли! — обрадовался японец. — Пойду кучера предупрежу, чтобы лошадей запрягал. Надеюсь, что кузнец уже закончил свою работу!
Чета управляющих проживала в отдельном домике, выстроенном вблизи новой усадьбы специально для Демьяна Ермолаевича. Однако я узнал от молоденькой горничной Насти, что около полугода назад Варенька отделилась от него и жила самостоятельно в одной из комнат на втором этаже хозяйского дома.
— Ох и шуму-то поначалу было! — восклицала она, делая огромные глазищи. — А потом ничего, буря-то улеглась, смирились Демьян Ермолаевич и не мешали вести супруге жизнь, сообразно ее желаниям.
Настя так и произнесла:
«Сообразно желаниям», старательно проговаривая неясные ей слова, очевидно, в недавнем прошлом подслушала барский разговор, надо полагать, не для ее ушей предназначенный.
Я осторожно постучал в дверь Варенькиной комнаты. Однако никто мне не ответил, шаги под дверью не раздались, никакое движение не нарушило мертвенной тишины. Я собрался было уйти, вообразив, что Варвара Николаевна отсутствует.
Вдруг я услышал какой-то шепот, мигом нарушивший затянувшееся безмолвие. Я прислушался, однако слов не разобрал. Но мне показалось, что говорила женщина. Я подтолкнул дверь здоровым плечом, и она открылась, не запертая на ключ.
Комната Варвары Николаевны была светлой, просторной, хотя и скромной, но со вкусом обставленной. Она не напоминала альков аристократки, однако и не говорила о нищите. Мебель у Вари была мягких тонов с позолотой. В зеркале отражался вид из широкого окна. Под образами горела лампада. Молодая женщина стояла на коленях и читала молитву:
«Благого Царя Благая Мати, Пречистая и Благородная Богородица Матерь…»
Мне стало не по себе, словно я подслушал ее сокровенные мысли, что, впрочем, и было недалеко от истины.
«Милость Сына Твоего и Бога нашего излей на страстную мою душу, — шептала Варя. — И Твоими молитвами наставь меня на деяния благия».
Я понимал, что Варвара Николаевна все еще сомневается, все не решается нарушить священные узы брака и устремиться в пугающую неизвестность. Но здесь ей еще страшнее, не может ее ангельская душа смириться с тем, что делит она кров с преступником, а то и с убийцей.
Я хотел уже выйти, как женщина обернулась и взглянула на меня молча. Я и шелохнуться не посмел под взглядом ее немигающих светлых глаз. Черные зрачки ее сузились в отсвете свечей.
Варя так ничего и не сказала, а снова принялась за молитву. Взывала она к Богу простоволосая и коленопреклоненная, готовая смириться.
— «… да прочее время жизни моей без порока переживу и Тобой рай да обрящу, Богородица Дева, единственная Чистая и Благословенная», — твердили ее пересохшие губы.
— Варвара Николаевна, — наконец позвал я ее. — Опомнитесь! Вы здесь погибнете. Бог благословит вас, — заверил я ее.
— Когда? — спросила она в отчаянии.
— Сейчас же!
Она кивнула, у входа нас уже ждал Кинрю с запряженными лошадьми. Только в экипаже Варвара Николаевна наконец-то окончательно пришла в себя. Зато ваш покорный слуга в очередной раз потерял сознание.
VI
Подъезжая к Петербургу, вся наша компания умирала от усталости. Плечо мое то и дело обжигала огненная волна, и каждый раз, когда карета подпрыгивала в каком-нибудь ухабе, мне приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать. Дороги наши, как всегда, оставляли желать лучшего, однако в данный момент это обстоятельство беспокоило меня меньше всего, так как я раздумывал над тем, какие шаги предпринять мне в первую очередь, по прибытии в северную столицу. И все-таки Кинрю пару раз умудрился обыграть меня в шахматы. — О чем вы мечтаете? — осведомился он, складывая фигуры. Ферзь закатился у него под сидение, и Кинрю полез его доставать, чем почти до слез рассмешил, пребывающую в экзальтации Варвару Николаевну, которая изредка бросала на меня нежные взоры, чем приводила почти в полное недоумение. Время от времени она вновь принималась за молитвы и потихонечку стала выводить меня из себя, хотя я и считал себя человеком религиозным. — О том, чем мы будем заниматься в Петербурге, — ответил я золотому дракону, которому наконец удалось водрузить королеву на место. — А это и не вопрос, — скзал Юкио Хацуми. — Вашим здоровьем, разумеется. Я усмехнулся: — О своем здоровье я позабочусь чуть позже, — и кивнул в сторону Вари. — Меня беспокоит судьба вот этой сударыни. Радевич ведь может не постеняться и обойтись с нею так же, как и с Татьяной. Решит наш богач, что она много знает, что болтлива не в меру, посчитает ее опасной. И обнаружит ее тело какой-нибудь Коровкин где-нибудь возле Крюкова канала. — Вы в самом деле полагаете, что?.. — ужаснулась было задремавшая Варя. — Не берусь утверждать, — промолвил я. — Но существует такая вероятность. Кинрю тоже как-то напрягся, мне показалось, что его массивные скулы сделались еще шире, вскипела-таки азиатская кровь. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но смолчал, с его языка и пары слов не слетело. Не хотелось Кинрю выдавать своего волнения. — По-вашему, в вас Демьян стрелял? — серьезно спросила Варвара Николаевна. — Ведь это он вас нашел, я даже выстрела не слышала. Я честно сказал: — Не знаю. Или он, или Радевич. Они явно действуют заодно. — Из-за затопленной казны? Я не ожидал, что ей и об этом известно. — Милая Варвара Николаевна, вы-то что об этом знаете? — спросил я, всерьез заинтересовавшись ее осведомленностью. — Но я же не полная дура, — ответила она, застегивая верхнюю пуговицу спенсера, которая в вечерних сумерках слегка отливала перламутром. — Слухи-то давно ходят. А в двенадцатом году одна повозка, запряженная тройкой лошадей, была с мосту сброшена, так эти лошади, из-за того, что берег в том месте крутой, выбраться не смогли, да вместе с грузом и утонули. — Откуда вам это известно? — осведомился я. — Так я сама видела, мне в ту пору шестнадцать лет исполнилось. И любила я тогда по берегу погулять, так и подмывало на баталию поглазеть, точно одержимая была какая. Околдовывали меня мундиры, залпы, опасность! Я тогда сожалела, что мужчиной не родилась, первая бы ринулась с французами воевать! — Так что же вы об этом раньше молчали? — вступил в разговор Кинрю, переваривая услышанное. — Ну, так вы и не спрашивали. — Резонно, — заметил я. Мне ведь и в голову не могло прийти, что вы, сударыня, такой находкой окажетесь. — Так вот, — продолжала Варвара Николаевна. — Мне кажется, что я передок с колесами от той денежной повозки в подвале старой усадьбы видела. — А потом добавила: — Может, мне и померещилось, — глаза у Варвары Николаевны слипались. Она зевнула и склонила голову на плечо ошеломленному Кинрю. Варя задремала, а японец бросил на меня какой-то затравленный взгляд и развел руками. Ничего, мол, не могу поделать!
Еще бы!
Итак, я уверился, что положение Варвары Николаевны еще более критическое, чем я думал. Я практически не сомневался, что она проговорилась о том, что видела, Демьяну Ермолаевичу. Можно было, конечно, на некоторое время поселить ее у меня, но я не был уверен, что Варвара Николаевна примет мое предложение, потому как ей не позволит ее врожденная щепетильность. И предчувствие меня не обмануло. Как только карета влетела в очередную яму, и нас порядочно тряхнуло, Варя открыла глаза, обвела нас непонимающим взглядом сонных, а потому еще мутных глаз и слегка отстранилась от Кинрю, удивленная тем, что ее голова со светлыми локонами покоится на его крепко сбитом, мускулистом плече. Тогда я решил вернуться к нашему разговору.
