Александр Бушков - Непристойный танец
В конце концов он сам решился подать реплику:
– По-моему, социал-демократы – вполне приличная партия, и хранить им верность отнюдь не зазорно…
– Господи, да кто же с этим спорит? – рассеянно отозвалась Надежда. – Вы неподражаемы, Коля… разрешите, я вас буду так называть? Попросту, без церемоний… Со своей стороны, разрешаю называть меня Надей. Спасибо, что приняли мое приглашение, Коля. Я не особенно и люблю этот скучный городок, несмотря на всю его историческую славу… нет, положительно, вы сидите, как на иголках.
– Любопытство мучает, – честно признался Сабинин. – Пытаюсь угадать, что за дело у вас ко мне.
– А если никакого дела и нет? – спросила Надя. – По крайней мере, сегодня. Что вы так смотрите? По-вашему, грозные боевики обязаны таковыми оставаться двадцать четыре часа в сутки?
– По моим наблюдениям, все обстоит совершенно иначе, – сказал Сабинин. – Все мои знакомые здешние революционеры не чужды… гм… радостям жизни.
– Вот видите. Поскольку мы с вами – не исключение из правил на общем фоне, а самые обыкновенные люди, предлагаю посвятить этот вечер каким-нибудь невинным удовольствиям. Согласны? Нет, изобразите что-нибудь этакое… достойное черного гусара, пусть и бывшего.
Принимая игру, он охотно встал и щелкнул каблуками:
– С превеликой охотой, фрейлейн Гесслер!
– Что вы предложили бы?
– Вот тут я в затруднении, – пожал он плечами. – Плохо знаю этот город, совершенно не могу представить, куда можно повести даму, не в обычное же кафе…
– А если дама предложит посетить притон разврата? Верните на место вашу нижнюю челюсть, Коля. Я не имею в виду что-то вроде низкопробного борделя, – без запинки выговорила она соленое солдатское словечко. – Совсем наоборот. Здесь есть заведения, которые ничуть не соответствуют традиционному представлению о притонах разврата, но все равно, с точки зрения полиции, являют собою противозаконные и предосудительные увеселения. Не побоитесь меня сопровождать в одно из них?
Он вспомнил о давешнем решении ничему не удивляться, браво поклонился:
– Почту за честь!
– Вот это уже совсем похоже на черного гусара. Будьте так любезны, подайте мне накидку… Благодарю. Экипаж вы, конечно, отпустили?
– Нет, велел дожидаться, – признался Сабинин. – Я не исключал, что вы не захотите говорить в гостиничном номере о делах. Меня здесь прилежно учат конспирации… Да и Кудеяр говорил о вас, как об исключительно опытном… опытной… ну, вы понимаете.
– А что он еще обо мне говорил? – прищурилась Надя.
– Что вы опытны, умны, крайне опасны…
– И все?
– А что он еще мог говорить? – с самым невинным видом сказал Сабинин чистую правду.
Надя испытующе смотрела на него. Сабинин встретил ее взгляд спокойно.
– Ну что ж, пойдемте, Коля.
…Фиакр остановился у кафе «Веrgbach».[22] Сабинин здесь еще не бывал, но как-то проходил мимо. Заведение, конечно, не относилось к перворазрядным, но и ничуть, по оставшимся у него впечатлениям, не смахивало на низкопробный притон. Самое обычное заведение «из приличных», на которые город богат, с совершенно нейтральным названием…
Он, однако, благоразумно оставил свое мнение при себе, по-прежнему придерживаясь самой выигрышной в его положении тактики: не забегать вперед и ничему не удивляться. Швейцар распахнул перед ними высокую стеклянную дверь, разрисованную синими и желтыми цветами. Вестибюль с мраморным полом и электрической люстрой. Слева, за низкой широкой аркой, – самый обыкновенный зал, где позвякивают стекло и серебро, проносятся проворные официанты, за столиками расположилась обычная, ничем не примечательная чистая публика, и музыканты на полукруглой эстраде с расписным задником вразнобой настраивают инструменты. На притон походит примерно так же, как дортуар Смольного института – на кафешантан.
Он приостановился, собираясь провести свою даму под арку, поскольку вроде бы больше и некуда было направить стопы, но Надя, послав лукавый взгляд из-под полуопущенных ресниц, легонько нажала пальцами на его локоть, направляя в другую сторону, к тяжелой зеленой портьере. Первой скользнула меж занавесями, ловко и уверенно.
За портьерой обнаружился коридор, ярко освещенный двумя электрическими бра, упиравшийся в такую же портьеру, двойника первой. Зеленый бархат тут же колыхнулся, и в коридоре возник широкоплечий детинушка, статью и рожею (пусть и тщательно выбритой) более всего напоминавший волжского крючника из возлюбленных романистом Горьким типажей. На нем, однако, был смокинг и даже белые перчатки на широченных лапищах.
Физиономия у детины была столь располагающая к себе, что невольно захотелось убрать кошелек подальше, а браунинг, наоборот, держать поближе. Надя, однако, без малейшего замешательства подошла к сему представителю ночной фауны, о чем-то тихонько переговорила. Детина подозрительно зыркнул на Сабинина поверх ее плеча, но промолчал, оставшись, как пишут в театральных программках, без речей. А когда в его ладонь упали две золотые монетки, и вовсе отступил к стене, дружелюбно осклабился.
За второй портьерой оказалась неширокая каменная лестница с железными перилами, спускавшаяся куда-то вниз, ярко освещенная, круто сворачивавшая вправо. Подобрав подол платья, Надя уверенно стала спускаться. Сабинин двинулся следом. Он уже слышал внизу точно такое же позвякиванье посуды и непринужденный ресторанный гомон.
– Тут есть одна несообразность, – сказал он негромко. – Я не могу позволить, чтобы за меня платила дама…
– Гусарские привычки никак не умирают? – не оборачиваясь, фыркнула Надя.
– Образ жизни, Наденька…
– Ну, хорошо, хорошо, с кельнерами будете рассчитываться вы. – Она остановилась, так что Сабинин едва не налетел на нее. – И, если хотите, можете шиковать. Я хочу в полной мере ощутить себя героиней бульварного французского романа: юная и неопытная дама посещает притон разврата в компании растратчика и международного авантюриста… который, очень может оказаться, строит и коварные планы обольщения… Не строите, Коленька, часом, таких планов? – Она обернулась, ее глаза смеялись. – Бедный, я вас пугаю, а?
– Ну что вы, – сказал Сабинин. – Вы мне просто-напросто непонятны, никак не пойму, что таится за вашей манерой держаться…
– Боже, как прозаично, – сделала она гримаску. – Да, имейте в виду, если хотите казаться завсегдатаем… В этом милом заведении принято платить вперед, как только официант принесет заказанное. Специфика заведения, гостям приходится иногда его покидать в страшной спешке, вот и завели такие порядки…
Они спустились в сводчатый подвальчик, ничем на первый взгляд не отличавшийся от расположенного наверху зала, разве что размерами поменьше. Та же публика, самого приличного вида, многие мужчины во фраках и визитках, декольтированные дамы. Вот только, Сабинин обратил внимание, здесь практически не видно было пожилых лиц, все присутствующие довольно молоды.
Официант и в самом деле, едва выставив на стол все заказанное, выжидательно остановился над плечом. Сабинин, помня недавние наставления, поспешил с ним рассчитаться. В противоположность здешним обычаям, к которым начал уже привыкать, счета он не получил – но из благоразумия, понятно, промолчал: специфика заведения, ясное дело…
– Вы пейте, Коля, – сказала Надя, поднося к губам бокал. – Шампанское здесь недурное. Если и в самом деле намерены связать судьбу с подпольем, научитесь расслабляться. Это, право, необходимо. Помните, как печально кончил аскет и трезвенник Максимилиан Робеспьер?
Сабинин усмехнулся:
– Если мне память не изменяет, эпикуреец и ценитель женской красоты Дантон кончил совершенно так же…
– Тоже верно.
– Интересно, а вы этого не боитесь?
– Я? Чего же?
– Нет, не вы персонально, Надя, я неудачно выразился, – сказал Сабинин. – Я в более широком смысле… Революционеров имел в виду. Хорошо, предположим, монархия свергнута, воцарилось некое подобие liberte, egalite, fratemite…[23] Ну а не будет ли в этом случае повторения французской кадрили? Жирондисты тащат на гильотину эбертистов, потом их самих трудолюбиво вырезают якобинцы, еще не ведая, что где-то совсем рядом строит свои планы молодой генерал Бонапарт…
– Вы серьезно?
– Совершенно. Я пытаюсь разобраться в той среде, с которой связала меня судьба. Ведь это и мое будущее тоже, не правда ли? Как-никак я получил неплохое образование, Надя. Прекрасно помню из книг, как резали друг друга французы, как моментально передрались меж собой южноамериканские генералы, как только сбросили власть испанцев… По моему глубокому убеждению, и господа декабристы в случае успеха очень скоро разыграли бы в отечественных декорациях повторение французской резни…
– Очень возможно…
