Кэролайн Роу - Успокоительное для грешника
Несмотря на все усилия, они слышали только неразборчивые голоса за толстой дверью.
Глава пятнадцатая
— Как чувствуете себя, Ваше Преосвященство?
— Я в недоумении, сеньор Исаак.
— В недоумении? — переспросил врач.
— С какой стати юный Даниель тайком ходил по монастырю, шпионил за братьями? В частности, за братом Жуакином. Вот что вызывает у меня недоумение, — сказал епископ.
— Буду благодарен, если просветите меня в этом вопросе, — добавил он с сарказмом.
— За Жуакином?
— Исаак, для человека, который не носит меч, вы искусный фехтовальщик, — сказал Беренгер. — Вы прекрасно знаете, о каком Жуакине я говорю. Это тот молодой монах, который потерял два пальца на ноге, обморозив их в зимний буран. Вы лечили его, Исаак. Он был вашим пациентом.
— А, да, — спокойно сказал врач. — Я его хорошо помню.
— Хорошо? Что делал Даниель в монастыре?
— Полагаю, доставлял туда пару перчаток, — ответил Исаак. — Но пока Ваше Преосвященство не вышли из себя, что для вас было бы вредно, признаюсь — узнав, что Даниель собирается туда, я попросил его узнать о состоянии здоровья этого молодого человека. Мне было интересно.
— Если не считать чистого добросердечия, почему?
— В этом случае было много интересного, — ответил Исаак и умолк.
— Обмороженные зимой пальцы на ноге? Для хирурга простое дело. Я не верю вам. Ну-ну, признавайтесь.
— Согласен, Ваше Преосвященство, само по себе это интересным не было. Но разложение зашло далеко и вызвало сильный жар. Он бредил. Был без ума от горячки, когда я оставил его с моей дочерью, а сам обсуждал дела с хирургом и сеньором Гвалтером.
— Рассказ об этом у вас получается дольше болезни, — раздраженно сказал Беренгер.
— Простите, Ваше Преосвященство. Буду краток Он много раз повторял, что красть дурно, а красть священный предмет — еще хуже. Но прошу иметь в виду, Ваше Преосвященство, что человек в бреду не отвечает за свои слова. Зачастую он говорит о чем-то в далеком прошлом.
— Исаак, для далекого прошлого он слишком молод, — холодно сказал Беренгер.
— Возможно, некто, кого он уважал, похитил какой-то священный предмет.
— Верно, — заговорил Беренгер. — Это бы его расстроило. Он глуп, но, кажется, чувствует, что хорошо и что дурно. Исаак, что вы хотите мне сказать? Что не станете придавать значения тому, что Жуакин говорил в бреду?
— Совершенно верно, Ваше Преосвященство. Но я подумал, не знает ли он — или не слышал ли — как выглядит эта проклятая чаша в Жироне.
— Знает или нет, — сердито заговорил Беренгер, — это не ваше дело. Вы мой врач, Исаак, а не архиепископ, архидиакон или капитан моей стражи. Ваше дело — заботиться о моем здоровье, а не о духовном здравии епархии. Почему вы продолжаете заниматься этим?
— Потому что это важно, Ваше Преосвященство.
— Если это так важно, Исаак, то лучше всего предоставить это другим. Из-за вашего вмешательства дон Видаль провел утро здесь. Один из его монахов обнаружил Даниеля в монастырском саду, Даниель серьезно и долго говорил с Жуакином, и теперь дон Видаль думает, что я мог послать шпионов в его монастырь, выяснить, что на уме у его монахов.
— Я бы ни за что на свете не хотел этого, Ваше Преосвященство.
— Исаак, мы говорим о доне Видале. Знаете, что это означает? Хотя время от времени у нас случались разногласия, дон Видаль всегда был сильным союзником — и пока Его Величество не возложил на него дополнительной обязанности, одним из немногих людей, которым я мог доверить дела епархии. Дон Видаль и я многим обязаны друг другу, Исаак. У меня нет желания ссориться с ним.
— Понимаю, Ваше Преосвященство. Я не собирался раздражать его.
— Собирались или нет, он раздражен, — Беренгер с усталым вздохом откинулся на подушки. — Жуакин и так представляет для него проблему.
— Если кто-нибудь сможет выяснить, из какого монастыря он ушел, его следует отправить обратно, — сказал Исаак. — Потому что, если Даниель может найти путь к нему в саду, значит, может кто угодно.
— Совершенно верно, Исаак, но вы не ответили на мой вопрос.
— Какой вопрос, Ваше Преосвященство?
— Сейчас уже не знаю.
— Я боялся, что, повторяясь, рассержу вас еще больше, а для вас это было бы не особенно полезно.
— Исаак. Я хочу услышать не это.
— Прошу прощения, Ваше Преосвященство. Сеньор Гвалтер был моим пациентом. Иногда он совершал глупые поступки, но, в сущности, был хорошим человеком, его жена и сын — по-своему замечательные люди. Допустив, чтобы его лишили почти всего, что он имел, сеньор Гвалтер оставил обоих этих хороших людей в ужасном положении. Возможно, у его вдовы единственный выход — продать дом и с этими деньгами уйти в монастырь.
— Тогда пусть так и поступает. Это хорошая жизнь для женщины. По своим наблюдениям могу сказать, что жизнь в монастыре лучше многих — возможно, большинства — браков.
— Возможно, для нее это наилучшая жизнь. Не знаю. Но лучше бы она избрала ее по доброй воле. У сына Гвалтера ничего не осталось, кроме огромного долга, который он твердо решил выплатить. Их деньги находятся у кого-то в городе. Обладание ими не вернет мужа и отца, но даст им обеспеченную жизнь.
— Конечно. Все это правда, и я не оспаривал этого. Но дело это нужно предоставить гражданским судам, — твердо сказал епископ.
— А что они делают? — упрямо спросил врач.
— Исаак, эта вещь, этот предмет — наверняка еще одна подложная реликвия, как ноготь, срезанный у мертвого нищего и выдаваемый за ноготь несуществующего святого, какой-нибудь странствующий проповедник использует его, чтобы ослепить своих слушателей, прежде чем пустить по кругу суму для пожертвований, — с презрением сказал Беренгер. — Но гораздо более опасный. Не могу передать, как глубоко я взволнован мнимым появлением Грааля в Жироне.
Словно демонстрируя свое волнение, Беренгер резко сел в постели. Слуга поспешил накинуть шаль на плечи хозяина.
— Этот Грааль, видимо, подложный, — продолжал епископ, раздраженно сбрасывая шаль с плеч, — и в таком случае представляет собой глумление над верой, мерзость — в сущности, орудие дьявола.
— В моей общине много людей, которые согласятся в этом с вами, Ваше Преосвященство, и которые сердятся на меня так же, как вы, за попытки найти эту чашу. В том числе и философ Шальтиель.
— Рад это слышать, — с мрачным видом сказал Беренгер. — Существует другая, незначительная возможность, что Грааль подлинный. Если так, то этот предмет настолько священный, что я недостоин коснуться его.
— Почему вы не передали решение этой проблемы архиепископу или папе римскому? — спросил Исаак.
— Передал, — раздраженно ответил епископ. — Я тут же сообщил об этом архиепископу. Сегодня получил его ответ. Он хочет, чтобы мы сами разобрались с этим делом, пока оно не привело к хаосу.
— Хаос, — сказал Исаак, — сильное слово, Ваше Преосвященство.
— Он употребил его, — сказал Беренгер. — И я не могу не согласиться с ним.
— Ваше Преосвященство, покой важнее истины? Или даже справедливости?
— Вы сомневаетесь в моем повиновении церкви, сеньор Исаак? В вопросах веры и этики? — спросил Беренгер. — Клянусь Пресвятой Девой, на сей раз вы зашли слишком далеко. Переступили границу свободы, которую я отвел вам.
— Я не сомневаюсь, Ваше Преосвященство, — спокойно ответил врач. — Только спрашиваю, что важнее.
— Я терплю то, что окружен глупцами, не понимающими, что делают, сеньор Исаак, но вы неглупый человек. Теперь я вижу, что вы укрылись за моей спиной, чтобы действовать. И клянусь Богом, я именую это предательством.
— Ваше Преосвященство прекрасно знает, что я не предатель, — сказал Исаак.
— А как еще я могу это назвать, — заговорил епископ, повысив голос, — если не предательством? Вы говорите о справедливости, но заинтересованы только в том, чтобы найти деньги Аструха и вернуть их ему. А почему? — он ударил кулаком по постели. — Это не имеет никакого отношения к понятию справедливости. Дело в том, что он еврей, и вы нарушите любой зарок, чтобы помочь ему.
Произнося эти слова, Беренгер увидел побледневшее лицо врача и резко втянул воздух.
— Оставьте нас, — махнул он рукой остальным. — Ждите снаружи, пока я вас не вызову.
С бессвязным бормотанием Бернат нырнул в кабинет, слуга отправился в сторону кухни, а Франсеск Монтерранес — в сторону коридора, взяв с собой Юсуфа. Твердо закрыв дверь, Франсеск остался неподвижно стоять перед ней.
Епископ поднялся с постели. Мягко положил руку на плечо врача.
— Исаак, я бы отдал многое за то, чтобы эти слова не были произнесены. И еще больше за то, чтобы вы смогли их забыть.
— Не беспокойтесь, Ваше Преосвященство, — сказал Исаак дрожащим голосом.
