Виктор Мережко - Сонька. Конец легенды
— Какой дочки? — не понял Гончаров.
— Моей дочки. Михелины.
Никите Глебовичу показалось, что он сам начинает тихо сходить с ума.
— Михель… По-моему, теперь я сумасшедший. Или у тебя действительно просветление?
— Я нормальный, Никита Глебович, — с улыбкой прошепелявил тот.
— А я какой, по-твоему?
— Тоже нормальный. Поэтому нужно поговорить по-мужски.
— По-мужски?!
— Да, по-мужски.
— По-моему, теперь я сумасшедший, — Гончаров потянулся за пачкой папирос. — Что тебе от меня нужно?
— Я убил поляка. Помните? После убийства ко мне вернулся разум.
— Бред.
— Я говорю правду.
— Как это возможно?
— Не знаю. Веление Господа.
Поручик выпустил густое облако дыма, жестко загасил окурок в пепельнице.
— Я сейчас вызову конвоира, и тебя засадят в карцер!.. Как симулянта!
— Не успеете, — спокойно ответил Блювштейн. — Я убью вас. И останусь дурачком. Это будет третье мое убийство.
Никита ухмыльнулся, раздавил окурок в пепельнице.
— Идиот. Сумасшедший. Верно?
— Я отец девушки, которую вы обесчестили. Она ждет ребенка.
— Знаю.
— Вы так спокойно об этом говорите?
— А почему я должен волноваться?.. Я рад, что она беременна. Это наше общее решение.
— Вы хотите, чтобы она родила здесь?
— Не уверен. Не исключено, что я отправлю ее на материк. В Санкт-Петербург.
— Одну?
— Пока не решил.
— Она каторжанка. Вряд ли ей позволят покинуть Сахалин.
— Оп-па! Любопытный поворот. — Никита Глебович встал, сделал пару шагов по комнате, с иронией спросил: — Вы желаете составить ей компанию?
— Вместе с матерью, — сумасшедший снова улыбнулся, обнаружив почти беззубый рот. — С Соней.
— То есть я должен устроить вам побег?
— Да, побег. Возможно, даже вместе с вами.
— Но я пока не каторжанин!
— Пока… Как только вы пожелаете решить судьбу Михелины, вас непременно отдадут под суд.
Гончаров остановился напротив сумасшедшего, некоторое время разглядывал его, заметил:
— Да, вы, сударь, действительно не сумасшедший, — направился к двери, толкнул ее. — Свободны!
Михель медленно поднялся, подошел к поручику, потянул дверь на себя, чтобы надзиратель не слышал разговора.
— Запомните, поручик… Я сумасшедший! Был им и остаюсь! Для каторжан, для поселенцев, для вас! Божий человек!.. А с божьего человека взятки гладки. Запомните это! — толкнул дверь и скрылся в полутьме коридора.
Сонька снова торговала в квасной лавке и ничуть не удивилась, когда сюда заявилась Михелина и опустилась на лавку. Она отпустила мужика с бутылью кваса, присела рядом.
— Это ты посоветовала Михелю явиться к Никите? — раздраженно спросила дочь.
— Я.
— Зачем?
— Чтобы поговорил с ним как мужчина с мужчиной. Как твой отец.
— Он почти все сломал!
— Что именно?
— Доверие, уважение… любовь, в конце концов!
— Какая же это любовь, если так легко ломается?! А доверие и уважение?.. Откуда они у графа к воровкам?
— Он любит меня! — выкрикнула Миха, смазав слезы с лица.
— Вот пусть и докажет свою любовь делом.
— Каким делом?
— Михель ему все объяснил. Или господин начальник ничего тебе не поведал?
— Он угрожал ему!
— А как по-другому?.. Он твой отец.
— Никита не может устроить побег сразу троим! Он сам загремит на каторгу!
Сонька снисходительно усмехнулась.
— Тебе он может устроить?
— Не знаю!.. Будет стараться!
— Вот и пусть постарается сразу для всех — для тебя, для твоей матери и отца. Какая ему разница, за скольких каторжан отбывать каторгу?.. Или ты готова бежать, оставив здесь самых близких людей? Способна драпануть, зная, что здесь подохнет твоя мать?
— Конечно нет.
— Вот ты на все и ответила. Вытри сопли и успокойся.
Мать фартуком прошлась по ее лицу, дочка прижалась к ней, и некоторое время они молчали.
— А что же делать, Сонь?
— Прежде всего береги нервы. Это может сказаться на ребенке. — Мать зачерпнула из кадушки кружку кваса, отпила сама, дала дочке. — Он-то понимает, что тебе рожать здесь нельзя?
— Конечно понимает.
— И что?
— Сказала же, будет стараться отправить меня ближайшим пароходом.
— Это пособничество в побеге, дочка.
— Его могут судить?
— По полной. Могут и пожизненную впаять.
Михелина посидела в раздумье, допила квас.
— А сколько месяцев добираться до Одессы?
— Почти полгода.
— А если я рожу прямо на пароходе?
— Воля Божья. Но лучше, чтобы все было по-людски.
С треском открылась дверь, и в лавку ввалились двое «вольных» — мужик и баба. Мужик заорал:
— Сонька, зараза!.. Угощай измученный народишко!.. Все изнутри почернело!.. Дымится, Соня!
Воровка поцеловала дочку в лоб и принялась наливать «измученному народишку».
Князь Андрей находился в приемной великого князя. Сидеть на диванчике, выставив ногу с протезом, было весьма неудобно, поэтому приходилось с раздражением менять положение, временами подниматься, поглядывать на часы и снова садиться.
Наконец из высокой позолоченной двери вышел помощник великого князя, поставленным голосом спросил:
— Князь Андрей Ямской? Его высокопревосходительство ждут вас.
— Благодарю.
Андрей, сильно прихрамывая, направился к двери, адъютант предупредительно открыл ее, и князь вошел в просторный светлый зал, окна которого выходили на Неву.
Михаил Александрович вышел из-за стола, шагнул навстречу.
— Милости прошу, князь… Простите, что заставил вас ждать. — Указал на позолоченный резной стул, сам сел напротив. — Как папенька с маменькой?
— С божьей помощью, — ответил Андрей.
— У вас, кажется, есть еще и младшая сестра?
— Да, ваше высокопревосходительство. Девица Мария.
— Замужем?
— Никак нет. Ей всего пятнадцать.
— Все равно жениха уже надо присматривать.
— Папенька с маменькой этим занимаются.
— И слава богу. — Великий князь внимательно посмотрел на визитера, поправил на переносице тонкие очки. — Я ознакомился с вашим прошением на имя государя. Можете в двух словах разъяснить мне смысл его?
— 1 км, ваше высокопревосходительство, все подробно изложено.
— Изложено, — согласился Михаил Александрович. — Но некоторые мотивации мне не совсем понятны.
— Думаю, я смогу на них ответить.
— Если вас это не затруднит. — Великий князь помолчал, подбирая нужные слова. — Вы намерены отправиться на Сахалин к девице, которая отправлена туда на каторжные работы?
— Именно так.
— И вами движут исключительно сердечные мотивы?
— Иных нет, ваше высокопревосходительство.
— Родители посвящены в вашу затею?
— Посвящены.
— Они одобряют ее?
Андрей почувствовал, как у него стремительно вспотели ладони.
— Не совсем. Скорее нет.
— Ну а вы-то сами понимаете всю проблематичность вашего намерения?
— Вы желаете меня отговорить от поездки, ваше высокопревосходительство?
— Ни в коем случае. Я всего лишь проверяю на прочность ваше желание. — Михаил Александрович взял щепотку нюхательного табака, поднес к ноздре. — Ваша избранница сердца — дочь известной международной аферистки, некой Золотой Ручки. Верно?
— Это имеет значение?
— Имеет. Вы живете в обществе, князь.
— Значит, в этом обществе я жить больше не буду.
— Но ваши родители?..
— Со временем, надеюсь, они поймут и простят.
— Вы, князь, получили увечье на войне! Вам трудно обходиться без посторонней помощи!
— Я уже привык.
— Знаете, сколько месяцев пароход идет до Сахалина?
— Около полугода.
— Вы представляете свое путешествие на малокомфортабельном пароходе на протяжении шести месяцев? К тому же на этом пароходе будут везти каторжан. Вам не с кем будет даже поговорить. Вам никто не сможет помочь. Вы проклянете все на свете!
— Мне поможет женщина, которую я люблю.
— А на Сахалине?.. Что вы будете делать на Сахалине? Искать сочувствия, поддержки у отверженных и обездоленных?
— Они тоже люди.
— Не отрицаю. Но это другие люди!.. Их и ваше представление о нравственных ценностях — это как вершина и бездна! Вы погибнете там!.. Вас просто однажды убьют. За непохожесть убьют!
Князь поднялся, лицо его сделалось бледным.
— Ваше высокопревосходительство… Я благодарю вас за заботу и внимание, которые вы ко мне проявляете. И тем не менее для меня крайне важно, чтобы вы положительно отнеслись к моему прошению и отписали высочайшее позволение в ближайшее время отправиться мне на остров Сахалин.
Великий князь в задумчивости зашел за стол, перелистал лежавшие на нем бумаги, нашел нужную, легким и быстрым росчерком пера что-то начертал.
