Уильям Дитрих - Молот Тора
Конечно, я отлично понял, куда клонит Зебулон Генри… Но идея потратить отпущенную нам короткую жизнь на накопление сберегательного вклада не показалась мне заманчивой. По натуре я человек азартный, склонный к карточным играм и рискованным пари, да к тому же бродяга, восприимчивый к идеям разных мечтателей. Я полагаюсь на удачу и счастливый случай. Иначе зачем же еще я связался с одержимым Бладхаммером? И почему же еще судьба столкнула меня с Наполеоном?
Магнус заявил, что тот молот, если он существует, может стать источником богатства, могущества или прочих земных благ. Поэтому охота за сокровищами, на мой взгляд, тоже являлась серьезным вложением, хотя и совершенно иного рода. И я вовсе не ленив, просто быстро начинаю скучать из-за однообразия. Мне по душе новые задумки. Мне интересно, что находится за очередным холмом. И в итоге таких размышлений, изрядно подкрепив свою уверенность, я решил позволить моему одержимому мечтателю выложить свои идеи перед Джефферсоном и посмотреть, что из этого выйдет.
Глава 15
Сложенный из поблескивающего на солнце известняка особняк президента выглядел весьма впечатляюще в своем классическом архитектурном убранстве, хотя строительство его еще вовсю продолжалось и половина помещений пустовала. К украшенному колоннадой крыльцу этого большого двухэтажного здания, наглядно отражающего демократию с легким налетом республиканского несовершенства, вела вымощенная досками дорожка, которая высилась подобно подъемному мосту над грязной и усыпанной опилками лужайкой. С северной стороны, откуда мы и подошли, особняк вмещал два ряда из десяти больших окон в каждом крыле — держу пари, что летом за ними будет адское пекло, — причем нижний ряд прикрывали причудливые узкие карнизы, похожие на нависающие брови. Филенчатые входные двери приятно поразили меня, ожидавшего огромных бронзовых врат, нормальными человеческими размерами, а когда мы потянули шнурок звонка, то скромную дубовую дверь открыл не швейцар, а секретарь в незатейливом деловом костюме. Это был крепкий молодой парень с волевым подбородком, выдающимся носом и тонкими губами, в его настороженном взгляде, скользнувшем по колоннаде, мелькнуло явное удивление при виде столь величественного окружения. Его волосы были аккуратно подстрижены по римской моде, которую я и сам теперь предпочитал, а на ногах красовались яркие и мягкие мокасины.
— Привет вам, — сказал он с фронтирским выговором, пропуская нас в вестибюль. — Меня зовут Мериветер Льюис. Я приехал всего несколько дней назад из форта Детройт и еще не освоился. В этом дворце такое звучное эхо. Пойдемте, пойдемте! Президент Джефферсон ждет вас.
В лишенном пока мебели и картин вестибюле потолки возносились на высоту восемнадцати футов. Как и в Капитолии, здесь еще пахло краской. Маячившая перед нами филенчатая дверь вела в довольно изящное, но пустое овальное помещение, за окнами которого поблескивали воды Потомака. Льюис провел нас направо по лестнице, поднимавшейся, по моим предположениям, в личные апартаменты президента, и мы оказались в более скромной комнате с диваном и приставным инструментальным столиком.
— Я доложу, что вы прибыли, — сказал секретарь, удаляясь к очередной двери своеобразной егерской походкой, выдававшей его опыт военной службы в диких западных краях.
— Ваш президент, похоже, не склонен обременять себя мебелью, — оглядевшись, сказал Магнус.
— Джефферсон ведь въехал сюда совсем недавно, да и Адамс успел прожить здесь всего несколько месяцев. Сложно с ходу решить, какой именно стиль подходит республике. Кроме того, он ведь овдовел почти двадцать лет тому назад.
— Должно быть, его шаги громыхают в этих залах, как дробина в роговой пороховнице.
Вдруг мы услышали птичью трель.
Дверь в кабинет Джефферсона открылась, и нас пригласили войти. Эта комната в юго-западном углу здания выглядела более обитаемой. На паркете красного дерева пока не было даже ковровой дорожки, но в центре уже стоял длинный стол, покрытый зеленым сукном, и в обоих концах зала горели камины. Три внутренние стены заполняли книжные полки, карты, письменные столы, застекленные шкафчики и глобусы; а по внешней четвертой стене тянулись окна. На одной из полок лежал странно изогнутый слоновий бивень гигантских размеров. Среди других экспонатов встречались наконечники стрел, отполированные камни, черепа животных, индейские дубинки и изделия из бисера. На столах возле окон на южной стороне стояли терракотовые горшки с едва проклюнувшимися из земли ростками. Там были также стеклянные колпаки и ящики с почвой, а в одном углу расположилась птичья клетка. Ее обитатель вновь защебетал.
— Самая прекрасная музыка в природе, — сказал Джефферсон, откладывая книгу и поднимаясь из-за стола. — Маленький пересмешник вдохновляет меня во время работы.
При ближайшем рассмотрении Джефферсон показался мне более внушительным, чем на инаугурации: высокий, с крепкой нескладной фигурой и замечательной песочного цвета шевелюрой, отлично сочетавшейся с румяным лицом. Услышанная нами речь оказалась одним из его немногих публичных выступлений; из-за тонкого голоса он предпочитал общаться с помощью писем. Но в ярких глазах этого человека светился невиданный мной доселе ум. Наполеон обладал орлиным взором, Нельсон зоркостью ястреба, глаза Джеззара поражали жестокостью кобры, а пожилой Франклин поглядывал на мир как сонный филин. В глазах Джефферсона плясали живые любознательные огоньки, словно все, с кем ему доводилось встречаться, представляли для него огромный интерес. Мы не стали исключением.
— Вот уж не ожидал, что кабинет президента может походить на лабораторию натуралиста, — заметил я.
— О да, еще в Монтичелло я полюбил впускать в дом природу. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем выращивание герани. Я долго изучал архитектуру, но самые пленительные пропорции имеет природная архитектура. — Он улыбнулся и добавил: — Так это вы стали героем Морфонтена!
Я слегка поклонился.
— Ничего героического, господин президент. Я просто старался принести пользу нашему отечеству. Позвольте представить вам моего спутника из Норвегии, Магнуса Бладхаммера.
Джефферсон обменялся с нами рукопожатиями.
— Вы, Магнус, похожи на ваших могучих предков, викингов. Хотя, возможно, это как раз подходит для выполнения вашей миссии?
Американские посланники написали ему из Парижа о нашем приезде, и мы сами заранее послали письмо, объясняющее наш интерес к поиску следов древних скандинавских мореплавателей.
— Я горжусь сходством с моими предками, — заявил Магнус.
— Надеюсь не в отношении топора войны! — добродушно воскликнул наш хозяин, проявив неплохое остроумие. — Но меня восхищает ваш исследовательский пыл. Франклин мог бы гордиться вами. А вам, Гейдж, удалось так же славно потрудиться в Акре и… при Маренго? Большинство людей более постоянны в выборе союзников. Как вам удалось так лихо завоевать доверие этих противников?
— Я чертовски везуч. Но мои достижения, боюсь, бледнеют в сравнение с вашим проектом Декларации независимости. Редкий документ имеет столь одаренных создателей.
— Мы все заслуживаем восхищения, — кивнув, признал президент. — Ладно. Я талантлив в писаниях, а вы в деяниях, именно поэтому меня очень радует ваш приход. Нам нужно о многом побеседовать. Мне не терпится узнать ваши впечатления о событиях во Франции, где я тоже служил — как раз после окончания нашей революционно-освободительной войны и перед началом их революции. С тех пор произошло, бесспорно, множество потрясающих событий.
— Бонапарт подобен метеору. Но ваш взлет не менее стремителен.
— Это здание заложено в хорошем месте, но Адамс и его архитекторы действовали неразумно. Почему-то вынесли уборные на свежий воздух. Мой предшественник еще и белье там сушил. Крайне неуместно, по-моему, для главы исполнительной власти. Я не перееду сюда жить, пока не установят нормальные ватерклозеты. Необходимо внести еще множество усовершенствований, чтобы сделать этот дом достойным приема высокопоставленных гостей, но для начала мне предстоит вытянуть из Конгресса на пять тысяч долларов больше, чем они выделили. Они понятия не имеют о нынешней дороговизне. — Он окинул взглядом зал и добавил: — К тому же здесь нужен тонкий подход, дабы национальная гордость гармонично сочеталась с республиканской восприимчивостью.
— На мой взгляд, здесь маловато мебели, — с обычной для него прямотой заметил Магнус.
— Все обустроится со временем, господин Бладхаммер, как и наша новая столица и вся наша молодая страна. Но давайте отложим пока разговоры о домашнем хозяйстве. Прошу вас, добрый обед способствует интересным беседам!
Он провел нас в соседнюю столовую, где к нам присоединился и Льюис. Пока темнокожие слуги подавали суп, я мысленно повторил тщательно отредактированное описание Большой пирамиды, коим мне обычно приходилось делиться, не сомневаясь, что Джефферсона может заинтересовать мистический опыт Наполеона в этом сооружении. Далее, возможно, уместно будет упомянуть об Иерусалиме, отметить французские военные достижения, дать замечания о моих электрических опытах, оценить правительство Бонапарта и узнать кое-что об одном из вин Джефферсона…
