Мастер Чэнь - Любимый жеребенок дома Маниахов
Феоктистос пошевелился на стульчике, на котором сидел, наклонившись неловко вперед, достал из сумки горсть изюма и часть вручил мне.
— А тут еще эта странная история в ущелье. Кстати, спасибо вам за Прокопиуса, мне было бы жаль его лишиться, отличный парень. Вам ведь все насчет него ясно?
— Еще как. Его обучение закончено со вчерашнего дня, как я понимаю?
— Да уж, еще бы, начинается практика… Ну, и представьте, сколько подвигов вам тут надо было совершить. Мало того, что вы знаете все про этот поход, со всеми прочими обстоятельствами, но вы еще каким-то путем подговорили ваших друзей по ту сторону границы послать этих солдат, чтобы вы могли спасти Прокопиуса и этим завоевать мое доверие. Нет, это сложно. Вам было бы проще послать сюда какого-то незаметного человека, ромэя, не вызывающего никаких подозрений. И это — если вы вообще еще работаете на двор нового халифа. Но ведь на мелкого шпиона вы совсем не похожи. Ваш полет выше. В общем, сложно.
— А представьте, как сложно мне. Говорить вам правду, хорошо зная, что до конца вы мне все равно не поверите. Я сам должен быть благодарен вашему Прокопиусу. А то, боюсь, я уже ехал бы в Великий Город в бычьей шкуре.
— Какой еще шкуре, Маниах?
— Ну как же, насколько я знаю, в вашем ведомстве есть такой милый способ перевозки преступника — завернуть его в сырую бычью шкуру, которая постепенно ссыхается, так что потом ее приходится рубить топором. Не говоря о запахе.
— Что, мы и вправду это делаем? — удивился Феоктистос, разминая ноги. — Вы мне еще про тюрьму расскажите. Про Нумеры, темницу страшнее Аида, где заключенные не видят во мраке лиц друг друга.
— Феоктистос, да я, наверное, ошибся. Я-то думал, что вы если не сам логофет дромы, то тот человек, который отвечает в его ведомстве за самое интересное — за почту. А вы собственной тюрьмы не знаете.
— Да ничего вы не ошиблись, — вяло сказал он. — Не сам логофет, но его эпискептитай, по той самой части. Которая почтовая. Так что мы рано или поздно все равно бы встретились. Однако бычья шкура… По крайней мере в данном случае… Да помилуйте.
Логофеты — это чиновники пятого ранга, выше идут ранги уже чисто почетные, или военные — стратиги фем, например, вполне могут претендовать еще и на ранг протоспафария, то есть первого меченосца. Логофеты же — пятеро — реально управляют страной.
В стране этой, как я уже понял, есть большие проблемы с книгами, после того как мои друзья арабийя отрезали ее от папируса Александрии. Но с поэзией тут все нормально, если сомневаетесь — спросите у Удивительного Андреаса. Назвать одного из пяти высших чиновников логофетом дромы, «управляющим дорогами» — это было сильно.
«Дороги» — все то, что ведет во внешний мир или оттуда. Едут послы, прежде всего, и в высшей степени компетентный штат их писцов и секретарей. Иноземными послами к киру Константину, правда, занимается совсем другой человек, поскольку тут речь не о дорогах, а о церемониях двора.
Но еще по дорогам развозят почту. Почтовые лошади и постоялые дворы, понятно, тоже относятся поэтому к ведомству логофета дромы, но сама почта, включая донесения самого деликатного свойства — это вам не лошади.
«Барид», или просто «почта». Так называлась секретная служба неудачливого халифа Марвана. И она была очень хороша, ее создавали долго и с умением. Где ты сейчас, длинный воин Юкук, говорящий на каком-то невероятном количестве языков, наносящий удар мечом в тот момент, когда это очень важно, человек с самым острым умом, который я когда-либо знал? Несколько недель мы прожили с ним бок о бок в мятежном Мерве и рядом сражались против того же Марвана — и далеко не сразу я узнал, кем же был Юкук на самом деле.
Барид, конечно же — барид. Который не помог Марвану.
Понятно, что название службы, да и, похоже, всю ее организацию повелители правоверных взяли у ненавистных римлян. А с другой стороны, как же ее не взять, если это такая хорошая штука, дорога? Вся почта, курьеры, лошади, ну и те люди, которых дорога заносит далеко от границ империи. Такие, как Юкук.
Я посмотрел на Феоктистоса: обыкновенный человек, с толстым носом, немаленьким животом. Но сам логофет дромы наверняка имеет только очень общее представление о том, чем Феоктистос занимается.
Кстати, а чем он занимается здесь, в лагере армии, готовой вторгнуться на территорию арабийя, возможно, впервые за сто с лишним лет? Ах, нет, при этом императоре и его отце была ведь блестящая вылазка в завоеванную Сирию…
— Раз бычья шкура меня не ждет, — сказал ему я, — нельзя ли и мне кое-чем поинтересоваться? Никогда ведь не вредно знать, куда по случайности залез, что тут творится. Мы на самой границе, ведь так? Значит — война?
— Война, война, — охотно подтвердил он. — Сами видите. Когда война — тут в зоне боевых действий всегда, знаете, начинают ходить туда-сюда разные интересные и незаметные люди. Торговцы всякие. Не вашего, конечно, масштаба, так, помельче. Солдаты наши переодеваются в крестьян и, в сезон рейдов на наши земли, остаются после отхода своих. Кавалерийские отряды гоняются друг за другом. Вон, саракинос, как вы сами заметили, послали сюда ту троицу солдат — и не только этих трех, между прочим.
— Это что — они идут с армией к вам навстречу?
— А вы и правда любопытны, — вдруг просиял улыбкой Феоктистос. — И как же это хорошо! Потому что…
Тут он начал рассматривать меня чуть сбоку.
— Вы поели? Отдохнули? — вдруг заботливо спросил он.
— Полон сил, — отозвался я. — Готов к продолжению серьезного разговора.
— Потом поговорим, — продолжал улыбаться он. — Когда вернетесь.
— Опять путешествие, — легко отозвался я.
— Пустяковое. Сейчас, когда мы выйдем отсюда, я вам рукой покажу. Отсюда ее видно, эту границу. Как ворота на горизонте. И, если вы заметили, там, в павильоне, один человек как раз начал докладывать киру Константину что-то насчет армии, которая стоит за этими воротами. Армии саракинос, конечно. Докладывать, что мы так и не знаем точно, какие у нее намерения, и все прочее. И знаете, что тот ответил, показывая, между прочим, на вас?
— Что? — спросил я мрачно.
— Император сказал: а вот пусть он съездит и спросит.
Феоктистос сокрушенно развел толстыми руками:
— Он у нас иногда шутит, знаете ли. Так что — ну, вы и правда съездите и спросите.
СТРАХ — ЭТО МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕК
Чир гордился мной и собой.
Он хорошо провел время в лагерной конюшне, ему достался, в общем, тот же ячмень, что и мне, его шкуру отполировали щеткой до зловещего черного блеска. Он также наверняка посмотрел косо на военных жеребцов и понял, что он, может быть, и не моложе, но уж точно умнее и лучше всех.
Я оглянулся: вал свежей земли, над которым поднимаются башни и верхушки палаток, уже позади. Повозки для баллист, которые волокут куда-то упорные быки, курящиеся дымки, красноватая пыль, рев скота — в общем, обоз — тоже позади. Как и солдатские латрины за натянутыми грубыми тканями, вне лагеря.
Феоктистос мрачно раскачивался в седле.
— Вот сейчас они нас, возможно, уже видят сверху, — сказал он. — Армия их появилась тут две недели назад. Будто ждали нас. Плохой человек заметил бы, что кто-то им заранее рассказал, что мы сюда выдвигаемся. И про все прочее, значит, рассказал. Интересно, правда? Но я хороший человек. Я этого не скажу.
— А в вашей работе бывают совпадения и случайности? — поинтересовался я, думая о своих загадках.
— У нас чаще бывают сложности… Мы знаем, сколько у них войска. Пока — немного, пять тысяч или около. Вот вы заодно и посмотрите. Но, с другой стороны, и что нам с того, что их всего пять тысяч? Может, они тут стоят, отдыхают, ждут, когда другие подойдут? Зачем тогда их бить, лучше уж всех сразу. Но дело даже не в числах. Кто ими командует? Чего он хочет? Зачем сюда пришел? Это главное сейчас. Вот мне и надо, чтобы вы побыстрее вернулись и назвали имя.
— У-гу, — соглашался я, не веря ему ни на секунду. Он не знает имя? Не поймал ни одного разведчика, не сумел спросить так, чтобы тот ответил? И как бы узнать, зачем он меня все-таки туда отправляет.
Чир скалил зубы, оглядываясь на армейских коней, сопровождавших нас — со всадниками, конечно. Он им тоже не доверял.
Вот последние из лагерных сооружений позади. Жара не то чтобы спадает — скорее, солнце намекает, клонясь вбок, что она не вечна.
— Феоктистос, — говорю я, — никогда не поверю, что вы отправляете меня только за тем, чтобы узнать, кто там из моих знакомых командует этим воинством.
— Ну, хорошо, хорошо. Попробую еще раз. Итак, суть дела: зная, кто у них командует, вы знаете, зачем они пришли. Допустим, это какой-то там никому не известный Абу или ибн, а хотел он устроить очередной налет, не зная, что мы идем им навстречу. Вот потому тут и стоят теперь задумчиво. Хотел пограбить, увести скот. Это нормально. Ходят ведь, как на охоту, каждый год, особенно когда урожай. Так будет, пока мы не остановим их тут навсегда. А это — будет, и скоро. Ну, хорошо, если они шли грабить, а наткнулись на нас — тогда все просто, они уходят. Или мы их сомнем.
