Сергей ГОРОДНИКОВ - Алмаз Чингиз-хана
Он внезапно онемел, в отчаянии от ужаса вскочил на ноги, с перекошенным лицом протянул вперед трясущуюся руку, — послеполуденное солнце освободилось от покрывала облака, глянуло овалом над скалами и разлило по большей части площадки свой красноватый свет, распластав возле пропасти неожиданную тень.
— ОНА! — не своим голосом прохрипел Мещерин.
Это, несомненно, была тень креста. Слегка перекошенная, она выделялась внутри полосы солнечного света, которая являлась продольным вырезом у верха тени одной скальной стены. Правым концом перекладины крестовидная тень упиралась в край пропасти и будто сопротивлялась чьим-то намерениям спихнуть её в обрыв.
Монголы оказывались ближе к этой тени. Они были поражены и напуганы её неожиданным появлением не меньше Мещерина. Все забылись в безмолвном оцепенении.
Борис первым отвлёкся от неё, пришел в себя и первым разобрался в происхождении этого явления. Площадка имела некоторое сходство с прямоугольником, вытянутым около и вдоль обрыва. Обрыв был обращённым почти к югу, а западная скальная плиточная стена, которая заметно уступала по размерам восточной, в верхнем правом углу имела ровную прорезь, а в прорези её создатели установили или вырезали каменный крест. По виду он был древним, обветренным и изъеденным трещинками, но в целом выдержал испытания временем и непогодой, которые не оставили на нём заметных повреждений.
Направляясь своим путем к западу, солнце с определенного времени дня начинало высвечивать скальную прорезь и этот крест с обратной стороны, отбрасывать их тени на землю. Сначала тень креста была сжатой и напоминающей обмотанную посредине большую палку. Но она перемещалась вместе с передвижением солнца, и её середина вместе с шириной прорези растягивалась возле обрыва пропасти, немного удаляясь от него. Медленно ползущее по небу облако могло десятки минут не пропускать яркие лучи, но не останавливало ход светила. Освобождённое плывущим облаком солнце в таком случае высвечивало уже тень явного креста. Что и произошло. Поэтому её появление оказалось для монголов и пленников таким неожиданным и пугающим. Только близ обрыва в пропасть отчётливо виделось углубление прорези, где крест некогда поместили, а затем укрепили. Его и не заметили. К обрыву приближаться охотников не оказалось, да к тому же надо было не побояться вскинуть голову, смотреть не под ноги, а на верхний угол скалы.
По мере разгадки причины явления страх отступал, сменяемый возбуждением от близости доступа к сокровищнице. Мещерин и степняки, мешая одни другим, бросились искать иероглиф входа, уже как-то связывая поиски с крестообразной тенью. Они изрыли ножами место вокруг нее, затем простучали и тщательно прощупали участок стены под нею. Искали долго, но так ничего и не обнаружили.
Тем временем крестообразная тень перемещалась. Она прошла через положение, где имела самое отчётливое подобие креста, и стала укорачиваться из-за наступления сплошной тени задней стенки прорези, как будто неторопливо съедающей её нижнюю часть. Смещаясь в сторону восточной стены, она становилась все меньше похожей на крест, не привлекала больше внимания разочарованных и раздражающихся этим разочарованием искателей сокровищ.
Наконец старший сын главы рода прикрикнул на своих людей, заставил их прекратить бесполезные поиски. Сощурив глаза в щелочки, он во всеуслышанье холодно обратился к Мещерину:
— Это и есть известный лишь тебе ключ к сокровищам?! За него ты торговался со мной?
Мещерин не мог скрыть, что исчерпал запас предположений и знаний о способах доступа к кладу.
Тогда монгол повернулся к своему среднему брату.
— Какой нам толк в этом кресте? Нам долго возвращаться и надо вернуться засветло. Приведем сюда завтра всех, кто здоров. Перероем здесь каждую пядь земли, а, если понадобится, простучим эти стены. Найдем знак входа без указаний тени.
— А что будем делать с ними? — кривой улыбкой обнажил жёлтые зубы его брат, кивнув на пленников. Но, казалось, уже знал ответ, созвучный его собственным намерениям.
— Этого хотел видеть отец. — Старший сын главы рода отвернулся от Мещерина. — А тех? Обоих связать и туда.
И он небрежно махнул полнеющей рукой в сторону пропасти.
Настя оказалась поблизости от места, где искали иероглиф входа, и ее тут же схватил похожий на хищную птицу кривоногий воин. Под ее отчаянные крики двое других подступили к Борису, с опасливым ожиданием его яростного сопротивления вынули свои кривые сабли. Их обманула и обрадовала его внешняя покорность судьбе, как если бы он смирился с неизбежностью своего конца. Присев на корточки, он сложил ладони перед лицом, будто предался молитве… Но внезапно черпанул пригоршней разрытую ножами землю, в кошачьем прыжке бросил её всю в глаза тому, кто оказался неопытнее и ближе напарника. Воспользовавшись замешательством ослеплённого воина, перехватил держащую оружие руку, ребром ладони молниеносно рубанул по горлу и, выхватив из руки саблю, толкнул безвольное тело на саблю второго степняка. Единственным выпадом клинка он разделался и с ним, чтобы тут же кинуться к кривоногому монголу, который тащил к пропасти отчаянно сопротивляющуюся девушку. Кривоногий вынужден был оглянуться и ослабить хватку стервятника, так как ему пришлось живо схватиться за рукоять кинжала. Он взвыл, укушенный Настей за ухо; а она, как дикая кошка, извернулась, вырвалась из единственной держащей её руки, метнулась к Борису, чтобы спрятаться за его мускулистую спину. Прикрывая её, по-звериному сверкая зрачками, Борис отступил к стене с крестом, при этом дополнительно вооружился, подобрав саблю второго убитого степняка. Это произошло так быстро, что остальные воины не успели разобраться, кому из своих помогать в первую очередь и только мешали одни другим.
Они как-то разом пали духом. Никто из них не решался напасть на угрожающе играющего двумя саблями Бориса, каждый хотел, чтобы вперёд ступил кто-то другой.
Старший сын главы рода выругался, грубо вырвал у растерянного молодого воина единственный дротик, который был в отряде. Чтобы Борис не смог отбить дротик с лету или увернуться, следовало бросить его внезапно и с чрезвычайной силой. Сосредотачиваясь, монгол подкинул и поймал дротик, казалось, прикидывал его вес, затем перекинул из руки в руку. И вдруг необъяснимое поведение Мещерина остановило его.
— Шанг! Вход! — выкрикивая эти слова, Мещерин кинулся к дротику, чем вызвал всеобщее удивление. — Там вход! — Рукой он показывал на стену, противоположную обрыву пропасти.
От тени креста, когда она достигла двух третей расстояния до восточной стены, осталась лишь тень поперечной перекладины и столбика над ней. Тень дротика скользила по траве, на мгновение легла сбоку, и вместе они образовали подобие иероглифа , изображённого на плашке, но с зеркально отражённым направлением поперечной стрелки. Заметил это только Мещерин, и догадка, как обнаружить вход к кладу, промелькнула в его голове, словно вспышка молнии в мглистой ночи. Озадаченный его странным поведением старший сын главы рода не позволил ему отобрать дротик, и тогда Мещерин встал с вытянутой рукой так, что тень руки упала как раз посредине тени столбика креста. Направление ладони указывало на противоположную обрыву пропасти стену, на вполне определённый участок скалы. Оба брата и другие монголы застыли в изумлении, затем невольно подчинились излучаемой им уверенности в своей правоте.
О Борисе с Настей на время забыли. Но они больше никому и ничему не доверяли. Переместились в угол стыка плит стен, оттуда наблюдали, как остальные столпились, чистили от наростов и осматривали место, куда показал Мещерин. Радостные возгласы подтвердили, что там обнаружен иероглиф входа.
Выбитый на скале рисунок иероглифа оказался на уровне груди взрослого мужчины, на участке стены напротив острия дротика, приложенного на земле к средине тени отвесного столбика креста. Выполнен он был разрозненными неглубокими штрихами и таким образом, что заметить его было трудно, а найти без помощи тени креста — почти невозможно.
Соскребая ножом всякую труху, освобождая от неё стену вокруг обнаруженного иероглифа, Мещерин убедился, что штрихи, из которых состоял этот знак, выбиты на тщательно обработанном камне в локоть шириной и такой же высоты. Под ним и над ним были другие обработанные камни, тоже в локоть шириной, но высоты много большей. Подпирающий снизу когда-то закопали, и теперь он, как будто вырастал из земли, а верхний — давил на нижние тяжестью глыбы. Была ли сверху одна огромная глыба, размером до края стены, или несколько глыб сложили вместе, оставалось загадкой. Чтобы разгадать её понадобилось бы расчистить полосу стены почти до самого верха. Однако выполнять подобную работу в данных обстоятельствах представлялось затруднительным и ненужным делом.
